Кристин Ханна - Светлячок надежды
Она отложила тяпку и сняла перчатки, вышла со двора, пересекла улицу и направилась к подъездной дорожке дома Муларки.
Она как раз поравнялась с почтовым ящиком, когда цветочный фургон отъехал от дома и свернул налево на улицу Светлячков.
Дороти зашагала по дорожке к дому, громко шлепая по лужам резиновыми сапогами. Справа тянулся зеленый луг, заканчивавшийся изгородью, которая обозначала границы участка. Она подошла к веранде белого деревенского дома, подумав о том, что никогда не была внутри. А для ее дочери именно он был настоящим домом.
Крыльцо было завалено букетами. Они лежали на полу, на столах, даже на ящике из-под молока. Дороти почувствовала, как у нее все похолодело внутри. Она взяла прикрепленный к букету конверт и открыла его.
Мы скорбим о вашей утрате.
Нам будет не хватать Кейт.
С любовью, семья Голдстейн.
Дороти застыла на месте, пытаясь усмирить колотящееся сердце. Перед ее глазами возникла девочка. Дороти почти не помнила, как выглядит Кейт Райан. В памяти остались только ее прямые светлые волосы и застенчивая улыбка.
Марихуана и алкоголь, они столько у нее отняли! Никогда еще ей так не хватало воспоминаний.
Потеря подруги разобьет сердце Талли, в этом она была уверена. Возможно, Дороти плохо знала дочь, но в одном она не сомневалась: Кейт была ее опорой, поручнем, за который она держалась, чтобы не упасть. Она была сестрой, о которой так мечтала Талли, семьей, которую дочь так хотела иметь.
Дороти искренне жалела чету Муларки, которые, вернувшись домой, увидят на веранде груду увядших цветов. Это будет ужасно. Но чем тут поможешь?
Может быть, ей попытаться поговорить с дочерью?
Эта мысль неожиданно наполнила ее сердце слабой надеждой. Может, именно в этот ужасный момент нужно показать Талли, что она изменилась. Дороти торопливо зашагала по дорожке к своему дому. После нескольких телефонных звонков она узнала, где и когда состоятся похороны. Через два дня в католической церкви на острове Бейнбридж. В таком маленьком городке, как Снохомиш, вести о смерти его уроженцев распространялись быстро.
Впервые за долгое время – Дороти не могла вспомнить, за какое, – она решилась показаться на людях. Пятого октября она под проливным дождем поехала на велосипеде в город в парикмахерскую. По тому, как качала головой и цокала языком молоденькая парикмахерша, было понятно, что она считала, что волосы у Дороти слишком длинные и седые, но Дороти это не волновало – она всегда была не такой, как все. Ей не надо было становиться похожей на Джейн Фонду, не по годам моложавую и стройную. Ей лишь хотелось показать дочери, что она изменилась.
Поэтому она позволила парикмахерше – похожей на черного дрозда девушке в высоких ботинках – постричь ей волосы до плеч, а потом и уложить, так что они теперь лежали волнами. Потом она зашла в один из маленьких местных бутиков на Ферст-стрит, удостоившись удивленных взглядов, и купила простые черные брюки и черную водолазку. Сложив покупки в полиэтиленовый пакет, она направилась к велосипеду. Прическа была безнадежно испорчена дождем, но Дороти этого не замечала. Ее мысли были заняты другим: что она скажет родителям Кейт.
Я рада, что наши девочки дружили. Спасибо вам и Кейт за это.
Я соболезную вашей утрате.
Я знаю, кем она была для вас.
Я теперь не пью. Двести девяносто семь дней.
Она купила книгу о том, как помочь близкому человеку пережить горе. Многие фразы в ее устах звучали бы нелепо: «Она в лучшем мире. Время лечит. Молитва успокаивает». Но кое-что можно попробовать: «Я знаю, кем она была для вас. Вам повезло, что она у вас была». Дороти подчеркнула несколько предложений и репетировала перед зеркалом, стараясь не замечать, какой старой и изможденной она выглядит – алкоголь и наркотики оставили неизгладимый след на ее лице.
День похорон выдался на удивление солнечным. Дороти приняла душ и попыталась привести в порядок волосы. Она и не надеялась, что сумеет уложить их так, как это сделала парикмахерша. Увы, стрижка мало что изменила. Вид у нее был все тот же – то ли Альберт Эйнштейн с седыми всклокоченными волосами, то ли состарившийся хиппи. Но что она могла сделать? Морщины на лице и потухшие глаза не скрыть никаким макияжем. Зрение слабеет, руки дрожат, и скоро она будет выглядеть как актриса Бетт Дэвис в фильме «Что случилось с Бэби Джейн?».
И все же Дороти хотя бы попыталась – надела купленные обновки. Она была немного – совсем немного – похожа на Блайт Даннер [23]после веселой ночи с текилой, разве что одежда у нее приличнее.
Собравшись, Дороти села на велосипед и покатила в город, не обращая внимания на холод.
В кафе она выпила чай с соевым молоком и специями и на остановке стала ждать автобус, снова и снова повторяя про себя заготовленные фразы. Наконец подошел автобус, и она села в него.
У нее получится. Она подойдет к дочери и, может быть, сможет помочь ей. Наконец.
Дороти смотрела в окно и видела там собственное отражение. Не лучшее зрелище. Дальше автобус поехал по шоссе, и ее обступили нежданные воспоминания.
Автостоянка, заполненная машинами. Тенистые клены, городской парк, играющие в нем дети…
Я обкуренная и ничего не соображаю. Это единственный способ забыться.
Я здесь, потому что умерла моя мать.
– Мама! Слава богу, ты здесь.
Моя дочь так красива, и при взгляде на нее меня охватывает печаль. Кажется, ей шестнадцать? Неужели я могла забыть? Тьма наступает, перехлестывает через край, и я чувствую, как становлюсь меньше, слабее.
– Ты знала, что ты мне нужна.
Талли улыбается. Улыбается.
Я думаю о том, сколько раз я пыталась быть такой, какая нужна этой девочке, и сколько раз терпела неудачу. Талли все говорит и говорит, и я чувствую подступающие слезы. Я говорю ей:
– Посмотри на меня.
– Я смотрю.
– Нет. Посмотри внимательно. Разве ты не видишь, что я не могу тебе помочь.
Талли хмурится и отступает.
– Но ты мне нужна.
Дороти отвернулась от окна. Что она сказала дочери в тот день, когда хоронили ее собственную мать? Она уже не могла вспомнить. Помнила лишь, как уходит… И темные-темные дни – месяцы, годы – потом. Мужчины. Наркотики.
