Эдна Ли - В паутине дней
Тут в напряженную тишину гостиной – Сент-Клер и Крэм сидели молча, только битва между двумя волями ощущалась в атмосфере комнаты – ворвалось видение, Женевьева, сногсшибательное видение в бледно-голубом бархате, чудовищно драпированном на турнюре, с обнаженными пухлыми плечиками, выглядывающими из каскада кружев, а взбитые локоны поддерживал гребень, усеянный драгоценными камнями. И вся такая трепетная и игривая! Какие шаловливые остроты отпускала она в адрес Сент-Клера, который, расположившись у каминной доски, наблюдал за ней, как терпеливый мастифф наблюдает за резвящимся щенком.
Я, конечно, поняла, что глупая девочка влюблена в Сент-Клера, и нехотя отметила, что это вполне простительно и объяснимо. Его элегантная фигура, томно облокотившаяся у камина, тем более на фоне приведенной мною в порядок гостиной, могла показаться привлекательной и более разумной женщине, чем Женевьева Крэм; и, по ее мнению, несомненно, у него была масса достоинств. Старинный род, имя, просторные земли, положение в обществе, которое отец так жаждал купить ей и которого, как я догадалась, ему не предоставили в разборчивом Чарльстоне.
Пока мы вкушали восхитительные блюда Маум Люси и пили золотое вино за роскошным столом, ветер и дождь бились в окна и свечи трепетали, как испуганные духи. Это напомнило мне другой ужин за этим столом, когда ветер так же бился в ставни и двери и свечи так же оплывали, как сейчас. Тогда за этим столом сидела Лорели, накануне той ночи, когда она утонула, – и вдруг она снова возникла передо мной, отчаявшаяся, с опустошенным взором, она крошила хлеб в свою тарелку и, заглядывая в темные углы столовой, посмеивалась, будто знала что-то такое, от чего ей становилось легче на душе.
Может быть, она была с нами и за этим столом? Может быть, узнав о том, что ее планам и будущему Руперта угрожает опасность, она не смогла мирно почивать в могильной тишине?
Глава XXVII
После ужина, когда мы перешли в гостиную, я села в большое кресло у камина и притворилась, что все мое внимание поглощено корзинкой с рукоделием. Но, несмотря на усердное шитье, ничто не ускользало от моего внимания – ни надутое лицо Крэма, который листал "Харперз уикли", ни Сент-Клер, который, развалившись в кресле, делал вид, что слушает болтовню Женевьевы, а сам не сводил немигающего взгляда с ее отца.
Однако не они помогли мне подтвердить мою догадку, а Старая Мадам. До меня это дошло после того, как я заметила, что она нервно оборачивается при каждом порыве ветра, пугливо смотрит на входную дверь и ее обычный самодовольный вид куда-то делся. Более того, я с большим удивлением поняла, что она пытается всячески умилостивить меня. Она дружелюбно справилась о моей поездке в Саванну, что раньше звучало не так сердечно. Не утомила ли она меня? Удалось ли мне продать урожай? И когда я сообщила ей, что все прошло вполне успешно, она удавила меня еще больше:
– Вы очень умная женщина, мадемуазель, – сказала она.
Я слишком хорошо знала, как она расчетлива и алчна, и этот внезапный порыв восхищения показался мне подозрительным.
– Неужели умная? – Моя иголка застыла в воздухе. – Я никогда не считала себя слишком умной, мадам.
– Что вы, что вы, – настойчиво и торопливо проговорила она, – вы очень умны, мадемуазель; ведь для вас нет безвыходных положений. Вы всегда найдете способ контролировать ситуацию.
Ее поведение и слова настолько отличались от ее обычного высокомерного и снисходительного тона, что я была в замешательстве.
Даже после того как Марго укатила ее коляску, а я продолжала штопать у камина, игнорируя раздраженные взгляды, что бросала в мою сторону Женевьева, явно считая меня здесь лишней, я не могла забыть умоляющих глаз старухи. Поэтому я не удивилась, когда немного погодя в зале опять появилась Марго и, уловив мой взгляд, поманила меня. Уложив рукоделие в корзинку, я поднялась с вялыми пожеланиями доброй ночи, получив в ответ еще более небрежные пожелания, вышла из комнаты и отправилась за ней через узкий коридор, который сворачивал направо и вел в комнату Старой Мадам. Пропустив меня вперед, она открыла дверь комнаты и, когда я вошла, сама удалилась, тихо затворив дверь.
Я подошла к постели Старой Мадам:
– Вы хотели меня видеть, мадам?
С трудом приподнявшись, она оперлась на локоть и взглянула на меня:
– Мадемуазель, нам надо говорить потише.
Я понизила голос:
– Хорошо, мадам.
Тяжело дыша, она приподнялась еще и с мольбой в глазах смотрела на меня:
– Мадемуазель, вы говорите, что продали рис и хлопок?
– Да, мадам.
– И привезли с собой деньги на выплату жалованья?
– Конечно. Вы ведь знаете, что я должна расплатиться с неграми. Они уже и так заждались.
Ее беспокойная ручка поймала меня за пальцы:
– Вы должны отдать их моему сыну, мадемуазель.
– Вашему сыну?
– Он в опасности, мадемуазель, в серьезной опасности. Эти деньги могут спасти его. Вы должны отдать их ему сегодня же.
– Но я не могу, мадам. Ведь это деньги негров. Они не мои и не вашего сына.
Она откинулась на подушки, повернув голову, будто от острой боли. Но я заметила, как изменилось ее лицо, как коварная искра промелькнула в глазах, она снова села.
– Вы такая умная, мадемуазель. Вы придумаете, как спасти моего сына? – Не слишком чистыми пальцами она снова вцепилась в мою руку.
– Что ему угрожает, мадам?
Она поманила меня, и я села на кровать подле нее.
– Ему угрожает тюрьма, мадемуазель. Марго слышала их разговор в гостиной. Он женился на вас, когда вы были никто, и дал вам имя Ле Гранд. Теперь вы должны спасти его. Он не должен сесть в тюрьму.
Я прервала ее жаркий монолог:
– Мадам, может быть, вы объясните подробнее.
– Да, да. – Она стиснула крошечные дряблые ручки. – Он приехал вчера вечером, мадемуазель, во время ужина. И остался на ужин. Он был так вежлив, так обаятелен. Тогда я не знала, зачем он приехал.
Я перебила ее:
– О ком вы говорите, мадам?
– Да тот самый мистер Хиббард. Помните, он однажды приезжал к вам, мадемуазель?
– Да, да, я помню. И что же дальше?
– Он был такой учтивый, такой очаровательный вначале. Пока мистер Крэм с Женевьевой не ушли наверх и они не остались в гостиной вдвоем, он и мой сын. Марго относила им бренди и услышала из зала их разговор. – Ее голос упал почти до шепота.
– Он сказал моему сыну, что ему нужны деньги. "Даю вам тридцать шесть часов, – сказал он, – или вы отправитесь в тюрьму". – Она вцепилась в меня взглядом:
– Мадемуазель, двадцать четыре часа уже прошло. Я молча сидела возле нее и пыталась собрать нити всех событий, что произошли здесь за эти сутки, и связать их в узор. Он уже вырисовывался довольно четко. Сент-Клер задумал добыть денег продажей Семи Очагов, сделка вот-вот состоится; тут появляется Хиббард, требуя денег немедленно и, конечно, угрожая раскрыть тайну смерти Лорели, прекрасно понимая, как уязвимо положение Сент-Клера при Крэмах. И Сент-Клер вынужден разыгрывать перед Крэмами гостеприимного хозяина, а над его головой уже нависла катастрофа, поскольку взять денег для возврата Хиббарду ему неоткуда. Я чуть не расхохоталась. Его же собственная интрига погубила Сент-Клера.
