Делиа Фиалло - Мариелена
Клаудиа задумалась, а потом сказала:
— Нет, Урбано. Ты не должен увольнять ее.
— Почему? — не понял Гонсалес.
— Если ты ее уволишь, она дождется возвращения Луиса Фелипе, и он снова примет ее на работу, — объяснила Клаудиа. — Нет, мы поступим иначе…
— Что же ты хочешь предпринять? — с любопытством глядя на Клаудиу, осведомился Гонсалес.
Клаудиа потерла руки, предвкушая месть.
— Пусть уйдет сама, — зло бросила она. — Я сделаю ее жизнь невыносимой. У нее и в мыслях не будет вернуться сюда.
Гонсалес одобрительно ухмыльнулся и кивнул.
Клаудиа засучив рукава приняла воплощадь свою идею в жизнь.
Она стала являться в офис раньше всех и, стоило Мариелене немного задержаться, тут же совала ей под нос часики.
Она требовала, чтобы Мариелена задержалась после работы и закончила съемку рекламного ролика. Мариелене оставались финальные шесть секунд, но на подобную работу могло уйти не менее двух часов ее личного времени…
Она требовала, чтобы Мариелена печатала большее количество копий сценария рекламного фильма, чем положено.
Она безжалостно, а главное, неграмотно правила текст, что вызывало недовольство Мариелены.
Она приказала, чтобы Мариелена навела порядок в архиве, совсем иной, чем тот, к которому уже привыкли она и Рене.
Она высказывала претензии по поводу кофе, который готовила Мариелена.
Когда Луис Фелипе звонил из Испании. Клаудиа тут же перехватывала из рук девушки трубку. С недавнего времени у Мариелены дома появился телефон, но звонить ей домой он не мог, так как мать прислушивалась бы к каждому ее слову…
Клаудиа завалила девушку работой. И тем не Мариелена справлялась с ней. Пока решительно не к чему было придраться. Клаудиа занервничала и снова отправилась к Гонсалесу.
— Когда? Когда же мы наконец сможем избавиться от нее Урбано? — досадовала она.
— Не знаю, что и придумать, — замялся Гонсалес. — Мариелена оказалась такой рботоспособной…
— Но мы должны что-то сделать… Что это у тебя за кассета? — вдруг спросила Клаудиа, как бы осененная вдохновением свыше.
— Это? Это рекламный ролик с участием Мариелены… Он стоит целое состояние. — объявил Урбано.
Кровь прихлынула к щекам Клаудии от радости.
— Да? Вот тебе и решение проблемы! — воскликнула она.
— Что ты имеешь в виду? — насторожился Гонсалес.
— Мы сотрем проклятую рекламу, — объявила Клаудиа.
Гонсалес не поверил собственным ушам.
— Ты с ума сопша! Она стоит колоссальных денег!
— Это мои деньги. Пусть пропадают, — непреклонно заявила Клаудиа.
— Но Клаудиа, — попытался урезонить ее Урбано, — речь идет не только о стоимости, но и о пристиже агентства!
— Плевахь я хотела на престиж агентства, — отозвалась Клаудиа, — Меня волнует лишь мой собственный… Сотри ролик, Урбано. Я больше не хочу видеть ее лицо, ее глаза, которые смеются мной. Сотри все, мы обвиним ее в уничтожении рекламы и вышвырнем отсюда! Я хочу поставить эту девку на колени, Урбано!..
Неизвестно, сколько бы еще Леон демонстрировал Мече свою обиду, если бы не Тельма и Хавьер.
Тельма, когда он рассказал ей о ссоре с невестой, прямо сказала ему, что только последний глупец способен придираться по мелочам к такой чистой, порядочной девушке, как Мече. А Хавьер, к которому уже прибегала плакаться на жениха Мече, заявил ему, что если брат немедленно не помирится с девушкой, то он сам пойдет к ней и поведает всю правду о так называемых компьютерных курсах. Леон перепугался и тут же отправился к Мече. Она встретила его с радостью.
Кармела, которая еще ничего не знала о размолвке Леона с ее дочерью, поставила перед ним тарелку с жарким.
С постным выражением лица Леон умял всю тарелку, и Мече побежала за добавкой, окрыленная, почти счастливая.
Первый шаг к примирению был сделан, а на следующее утро Мече решила сделать второй. Она пришла в магазин Тео за продуктами. Леон помог ей наполнить корзину и пробил чек.
— А подешевле не уступите? — шутливо спросила его Мече.
— Сожалею, сеньорита, но скидка есть только тех местах, которые вы так любите посещать, — ядовито сказал Леон. — Больше ничего ненужно? Есть еще маниока, картошка, тыква…
— Леон, приходи к нам сегодня вечером. Я приготовлю тебе что-то вкусненькое, — уговаривала его Мече.
— А почему бы вам не пригласить к себе своих новых друзей из агентства? — продолжал ломаться Леон. — Они поинтереснее меня, увальня.
— Леон, милый! — Мече зажала ему рот ладонью.
Леон для виду немного посопротивлялся и наконец позволил Мече обнять себя.
Энди совершенно не ожидал, что так быстро обнаружится ограбление им кассы.
И поймал его на воровстве не кто иной, как Ники.
Дело в том, что ко всем кассам была подключена система слежения, о чем Энди даже не подозревал. Камера засняла тот момент, когда он запустил руку в кассу. Отпираться было бессмысленно. Энди и не стал особенно выкручиваться. Он чувствовал себя в безопасности. Как-никак он — сын президента банка. Конечно, неприятно, что так получилось, но не станет же папаша заявлять в полицию. Высказав свои соображения Ники, умолявшего его, чтобы он вернул деньги и не вынуждал его, Ники, идти с жалобой на своего приятеля к Андреасу. Энди повернулся и пошел прочь.
Ники скрепя сердце вошел в кабинет Андреаса.
— Я пришел сообщить ВАМ очень неприятную новость, сеньор. Это касается Энди.
— Что такое? — насторожился Андреас.
— Сеньор, в банке произошло ограбление. Есть доказательства, что его совершил ваш сын, — понурив голову, выдавил из себя Ники.
Андреас схватился за голову. Что угодно, только не это! Его дети как будто сговорились вредить ему.
На его лице проступило такое отчаяние, что Ники быстро проговорил:
— Сеньор, не беспокойтесь, пожалуйста. Пленка с записью не попадет в полицию. Мы этого не сделаем, если вы, конечно, сами не пожелаете сдать сына властям.
— Да-да, — торопливо сказал Андреас, — только не это! Никакой полиции! Я немедленно еду домой! Я душу вытрясу из этого мерзавца!
Когда взбешенный Андреас ворвался в дом, Энди как ни в чем не бывало безмятежно болтал в гостиной со своими тетками, Клаудией и Ольгой.
Андреас чуть не набросился на него с кулаками.
— Негодяй! Ты опозорил меня! Ты только и делаешь, что позоришь меня, мерзавец!
Энди за словом в карман не полез.
— Потому что тебе нет дела до моих проблем. — завопил он, прячась за Клаудиу. — Ты не даешь их мне, я сам должен позаботиться о себе!
— Андреас, успокойся! — удерживала его Ольга.