Вирджиния Эндрюс - Долгая ночь
– Хочешь помочь, Джед Буф? – спросила его миссис Кунс. Он вытаращил глаза.
– Святые угодники! Нет! – закричал папа и бросился вон из комнаты. Миссис Кунс захохотала как ведьма, наблюдая за его отступлением. – Никогда не встречала еще мужчину, который выразил бы такое желание, – саркастически заметила она, потирая свои костлявые руки. Багровые и синие вены вздулись под ее кожей.
– Что со мной, миссис Кунс? – спросила я.
– С тобой? С тобой – ничего, а вот с ребенком – да. Твоя прогулка растрясла все внутри, – сказала она. – Теперь там все смешалось. Природа говорит, что нужно подождать, но твое тело говорит, что ребенок на пути к рождению. Если, конечно, он жив еще, – добавила она. – Давай снимем одежду. Ну же, ты не такая уж беспомощная, как тебе кажется.
Я делала все, что она просила, но боль вернулась, мне оставалось только ждать, когда она утихнет.
– Дыши глубже, сделай много глубоких вздохов, – посоветовала миссис Кунс. – Тебе будет еще хуже, перед тем как полегчает. – Она снова засмеялась. – Не кажется ли тебе, что это стоит того удовольствия, которое послужило причиной этого состояния, а?
– Это не было удовольствием, миссис Кунс. Она улыбнулась своим беззубым ртом, который был похож на темную дыру, с болтающимся в ней языком.
– В такой момент как сейчас лучше об этом забыть, – сказала она.
У меня не было сил спорить. Теперь с каждым разом боль усиливалась. Я видела, что это производит впечатление на миссис Кунс.
– Это не займет много времени, – предсказала она со знанием дела.
Эмили принесла воду и полотенца и встала рядом со старухой. Та встала у меня в ногах и приказала поднять колени.
– Первые роды всегда самые тяжелые, – сказала она Эмили. – Особенно, когда мать так молода. Ее организм недостаточно развит. Нам придется потрудиться.
Миссис Кунс была права. Та боль, которую я чувствовала, была еще не самая страшная. Когда оно наступило, я заорала так, что меня, наверное, услышал не только весь дом, но и люди, находившиеся в миле от него. Я задыхалась, вцепившись в простыни. Мне так нужна была поддержка, и я попыталась дотронуться до руки Эмили, но она отпрянула от меня. Она отдернула руку, как только я коснулась ее пальцев. Возможно, она боялась, что я заражу ее или даже испепелю своей болью.
– Тужься, – приказала миссис Кунс. – Тужься сильнее, толкай! – кричала она.
– Я толкаю!
– Тяжело идет, – пробормотала она, положив свои холодные руки мне на живот. Ее пальцы вонзились мне в кожу, давя на живот. Я слышала, как она отдавала Эмили какие-то приказания, но я была в таком ужасе в тот момент, что не могла ее слышать и видеть. Комнату кажется застилала красноватая мгла. Все звуки были где-то далеко. Даже мои собственные крики, казалось, исходили от кого-то из другой комнаты. Проходил час за часом. Боль не отступала, а силы были на исходе. Каждый раз, когда я пыталась расслабиться, миссис Кунс кричала мне в ухо, чтобы я тужилась. В середине самого сильного приступа безумной боли, Эмили опустилась на колени возле кровати и зашептала мне в ухо:
– Видишь… видишь какова расплата за греховные удовольствия, видишь, как мы страдаем из-за зла, которое причиняем. Прокляни дьявола, прокляни его! Прогони его прочь! Скажи: «Убирайся в ад, Сатана!» Скажи!
Я бы все сделала, чтобы остановить боль, чтобы остановить Эмили.
– Убирайся в ад, Сатана! – закричала я.
– Хорошо. Повтори это.
– Убирайся в ад, Сатана! Убирайся в ад!
Эмили присоединилась ко мне и, к моему удивлению, миссис Кунс также стала частью нашего хора. Это было какое-то безумие, когда мы втроем произносили нараспев: «Убирайся в ад, Сатана! Убирайся в ад, Сатана!»
Возможно из-за того, что я так обезумела, боль стала затихать от моих криков. Неужели Эмили права? Неужели я выгнала дьявола из себя и из комнаты?
– Тужься! – закричала миссис Кунс. – Сейчас все свершится! Ну же, тужься сильнее! Толкай!
Я захрипела. Я была уверена, что еще одно усилие, и я умру. Теперь я поняла, как моя настоящая мама могла умереть, рожая. Но мне было все равно. Я никогда не была так близка к смерти. Смерть казалась избавлением. Искушение закрыть глаза и опуститься в могилу было велико. Я почти молила об этом.
Я ощутила какую-то волну, импульс движения. Миссис Кунс так быстро бормотала приказания и распоряжения для Эмили, что они звучали как колдовские заклинания. А затем вдруг мое сникшее тело забилось в неодолимых конвульсиях, и это случилось. Ребенок появился. Миссис Кунс вскрикнула. Я заметила изумление на лице Эмили, когда миссис Кунс подняла вверх новорожденного ребенка своими окровавленными руками. Необрезанная пуповина все еще свисала, но малыш выглядел великолепно.
– Девочка! – объявила миссис Кунс. Она прижалась ртом к губам малышки и вдохнула, ребенок закричал.
– Она жива! – закричала миссис Кунс. Эмили быстро перекрестилась.
– Теперь смотри внимательно, как надо обрезать пуповину, – сказала ей миссис Кунс.
Я закрыла глаза и непреодолимое чувство облегчения волной прокатилось по всему телу. Девочка, подумала я. Это девочка, и она не мертворожденная, значит я не убийца. Наверное, теперь я больше не принесу несчастья тому, чего я коснусь, и что коснется меня. Возможно, с рождением ребенка я тоже переродилась.
Папа ожидал в дверях.
– Девочка, – объявила Эмили, когда он вошел, – живая.
– Девочка?
Я увидела, что он разочарован. Он надеялся, что теперь у него будет сын.
– Еще одна девочка.
Он покачал головой и посмотрел на миссис Кунс, как будто это была ее вина.
– Я их не делаю. Я только помогаю им появиться на свет, – ответила она. Папа опустил голову.
– Занимайтесь своим делом, – приказал он, и многозначительно посмотрел на Эмили. Она все поняла.
Когда ребенок был вымыт и завернут в одеяло, началась вторая часть этого чудовищного обмана. Они понесли мою малышку в мамину комнату.
Все кончилось, подумала я. Но прежде чем заснуть, я осознала, что опять что-то затевается.
Я не вставала с кровати двое суток. Эмили незамедлила сообщить мне, что больше она меня не обслуживает.
– Теперь Вера будет приносить тебе еду и помогать тебе, если в этом будет необходимость, – объявила она. – Но папа хочет, чтобы ты была готова к выполнению небольших поручений. У Веры и без таких как ты достаточно работы. Ты не должна обсуждать или упоминать о рождении ребенка при Вере. Ни один человек в доме не должен заводить об этом разговора или даже намекать. Папа достаточно ясно разъяснил это всем находящимся в доме.
– Как моя малышка? – спросила я, и Эмили тут же вскипела.
– Никогда, слышишь, никогда не называй ее своим ребенком. Она – ребенок мамы, запомни, – проговорила Эмили, делая ударение на каждом слове. Я закрыла глаза, сглотнула и снова спросила:
