Роман Сенчин - Первая любовь (сборник)
Наконец отчаявшийся отдохнуть инженер, проживавший этажом ниже, вызвал «Скорую» по адресу буйной семейки. Но и это не увенчалось успехом – санитаров попросту не впустили, продолжая производить грохот, царапанье и приглушенные обрывки не то вздохов, не то фраз. Квартиру по-прежнему навещал их усатый офицер, теперь все чаще в штатском. Он заполнял остатки тишины стальными нотками голоса и в один прекрасный день наконец-то усадил парочку в свой новенький «Ауди» и поспешно увез неизвестно куда. После их отбытия шум прекратился. Это несказанно обрадовало соседей, дружно попадавших на кровати и в кресла, устало шепча: «Спать, спать».
Дед сидел на диване, закутавшись в шерстяной зеленый плед, пустыми остекленевшими глазами высматривал что-то сквозь кирпичи стены, словно все продолжал искать вход в заветную галерею. На кухонном столе среди немытых тарелок, как использованные салфетки, валялись обрывки чертежей, но разобрать на них что-либо было довольно трудно. Нико поднял с пола и тут же уронил набросок подвального помещения с подземным гаражом, мойкой для машин, холодильником двух баров и двумя потайными кабинетами для заседаний. Наблюдающим скорченную фигурку на диване становилось ясно, что дед здорово сдал. Старик и вправду осунулся, молчал и почти незаметно, через силу, дышал. Никогда еще Нико не прислушивался к дыханию деда так напряженно – есть или…
На следующее утро парочка вернулась на улицу Плюева, с утроенным остервенением возобновив грохот. И дом заходил ходуном. Звенели ключи или цепи, щелкали наручники, безжалостно раздирали воздух хлысты или кто-то раскачивался под потолком на канате, не циркачи ли это без устали тренируются или каскадеры? Казалось, в квартире номер 12 происходила настоящая швед русский колет рубит режет бой барабанный крики скрежет звон пушек топот ржанье стон. Обрывки возгласов были то грубы, то жалостливы, ночью осипшие голоса не то молили о пощаде, не то просили воды. Ножки мебели царапали пол. Что-то шуршало. Целое стадо диких кобылиц-невест носилось в поисках водопоя самцов. Царапали друг друга по скользкой, упругой коже тюлени. И громко вопили преследуемые удавом макаки.
Когда дверь с грохотом рухнула, подняв облако пыли, в квартиру возмущенно влилась толпа человек из десяти агрессивных и взъерошенных соседей. Ворвались и застыли, обнаружив в единственной, но просторной комнате следующее. Девушка в синем сарафанчике тихонько сидела на полу у стены и гладила серого котенка. Она даже не взглянула в сторону коридора и пропустила мимо ушей шум вторжения разгневанных людей. Не глядела она и в центр комнаты, где мешковатый взмыленный парень в одних черных бриджах возился у необъятного чертежного стола, то бросая на пол железный угольник, то подлетая к компьютеру на подоконнике. Парень мелькал среди голых стен и смятых, разорванных листов. Он стонал, гудел, дребезжал, хватал с пола разбросанные книги, с шумом листал их, слюнявил пальцы, чинил скрипящую рейсшину, точил карандаш кухонным кинжалом, швырял за окно ластик-тунеядец, молился Богу, залезал на стол и вертелся на нем, исполняя какой-то ритуальный танец, а потом, высунув язык, чертил линию. Спокойно глянув из-под бровей на всех этих синих от злости людей, нервно застывших с победоносными лицами завоевателей средневекового города, он тихо бросил: «Посмотрел бы я на вас. Завтра сдача проекта, а я все на третьем этаже топчусь, если учесть, что подвальные помещения отчертил дед».
Инженер со второго этажа понимающе описал круг почета, рассматривая разбросанные на столе листы. Кто-то вставил неловкое насчет тишины. Вскоре коридор опустел. А Нина все напевала и ловила котенка, который устремился к пустому дверному проему и уже карабкался на взломанную дверь, что лежала на полу, под завываниями сырого и сердитого подъездного сквозняка.
* * *Во дворе особнячка покачивались фигуры в черном, сером, голубом, лиловом. Исполосованные пиками чугунной изгороди, вдоль которой несся Нико, пугаясь песни ветра в ушах. Он тащил Нину за холодную ладошку, чувствовал себя студентом, который опаздывает на экзамен, не успев подготовиться, и ничего хорошего не ждал. Он догадывался, что сегодня никакое чудо не смогло бы спасти положение. Ведь в чехле-цилиндре лежали чертежи всего шести этажей, а о макете нечего было и думать. От этого ветер казался ему еще холодней и пробирал, словно в теле были щели, пропускавшие порывы насквозь.
Нина завороженно рассматривала черные «Мерседесы», похожие на жуков-могильщиков, что важно, рядком выстроились у парадного входа в особняк банкира. Вдруг что-то хлопнуло. Слащаво улыбаясь, заплывшая маска вручила Нико бокал с шампанским. Море рук вытянулось к рукопожатию. В приемной народа было еще больше, двери в кабинет директора были гостеприимно распахнуты, вдоль стены белел стол с горками салатов, от одного вида которых Нико затошнило. Все улыбались, расступаясь перед ним. Теперь Нинина рука грела его, как кипяток, он дрожал от холода, а челюсти свело, перекосив лицо в жалкой улыбке. За последние две недели он исхудал, пухлые щечки пропали, скулы туго обтянулись бледной кожей с нездоровым болотистым оттенком. Выходной костюм висел, заставляя Нико то и дело проверять, не двинулись ли вниз брюки, слабо удерживаемые стареньким дедовым ремнем. Мысли об этом ремне влекли за собой целый шлейф скорби, любое упоминание о деде крючило и корчило его внутренности, да так нестерпимо, что дыхание прерывалось. Чтобы отвлечься, он несчетное количество раз на новый лад повторял про себя оправдания, сжимал в руке сверток с чертежами шести этажей и подвальных помещений. Время насупилось и треснуло. Казалось, вся оставшаяся жизнь и будет этим тягостным, невыносимым ожиданием вопроса, где же остальные сорок этажей и почему вы не успели, ведь времени было достаточно, почти два месяца. После чего они наверняка потребуют вернуть задаток. Оводами жужжали в ушах, галками клевали сердце предчувствия неминуемого наказания – ведь задаток уже потрачен на квартирку, на свадьбу, на новенькую тачку Нининого братца. А вдруг Нину отберут и уведут от него. Но как избежать сцены позора, когда приглашено столько людей, чьи незнакомые лица преисполнены важности. В ожидании они смеются, группками потягивают из фужеров сладкое и беззаботное вино, и где-то среди них затерялся банкир. Вон он, со смехом дружески обнял грузного седого мамонта с девицей в коротеньком прозрачном платьице, раствор ног которой как раз – ширина кабинета, а объем обеих частей бюста – побольше вместительности вазы с сияющими виноградинами и персиками, пенящимися во рту пожилой очкастой репортерши в бирюзовом брючном костюме.
