Роман Сенчин - Первая любовь (сборник)
Паук сбежал из бумажника и поселился на голой стене дедовой спальни, облюбовав небольшой участочек у окна, который оплел пушистой ангорской паутиной.
Потом Нину бессовестно извлекли из алмазной колбы, ободрали и спрятали куда-то облачко розовых лент, одели испуганную девушку в накрахмаленное белое платье, жесткое, неудобное, похожее на дачный абажур. Обдуваемую сквозняком, что врывался в приспущенное окошко, ее повезли на стареньком «Москвиче» брата, ругая беспорядочное городское движение, сломанные светофоры и бестолковых пешеходов. Она в печали сосала краешек фаты, ведь незадолго до этого в неизъяснимом волнении, наобум открыла одну из книг Нико и получила следующее предсказание:
«Отвод сточных вод по трубам осложняется одним обстоятельством. Диаметр этих труб достаточно большой, чтобы обеспечить максимальный расход жидкости. Большую часть времени они остаются пустыми или почти пустыми. В итоге они могут соединить жилые помещения с системой, содержащей отбросы».
За окном рекламный щит, оповещающий о предстоящем строительстве крупного банка, вопрошал, рады ли вы, что удалось сберечь свои сокровища. На это Нина во всеуслышание ответила «да», скрепила радость подписью и через силу проглотила горьковатое шампанское, бьющее в нос крошечными пинг-понговыми шариками. Потом, сжав до боли в посиневших на августовском ветру кулачках белый тюль кринолина, Нина спешила по серой брусчатке вдоль кирпичной стены, точнее, ее вели под руки как слепую и беспомощную. Подслушав обрывки приглушенного разговора, она поняла, что старик Гарькович нездоров. Болезнь обостряется, и надо спешить, чтобы успеть перенять у него хотя бы общие принципы проектирования. От этого Нинины внутренности пронзило нехорошее предчувствие и такая резкая боль, словно марионетку дернули за нити всех имеющихся в наличии вен и кишок. Ей пришлось намекнуть на необходимость уединиться. Возле ГУМа отыскали ярко-синюю пластмассовую и очень узкую туалетную кабинку. Дверь скрыла Нину от обветренных белесых медальонов. Или все же это были лица? Кое-как скомкав юбку, она втиснулась в темный ящик. Неподвижная, дурно пахнущая карета никуда не неслась. Нина, смяв юбки, старалась не журчать, но слегка замочила краешек фаты. В сумраке было не разглядеть, насколько явен ущерб, уголком пришлось попросту пожертвовать. При этом скверные предчувствия и меланхолия стучали в сердце: «Открывай скорей». «Обойдетесь», – шептала Нина, догадываясь, но не осознавая, что вышла замуж. Что добродушный, робкий Нико терпеливо ждет ее за дверью кабинки. А о брачной ночи и вовсе пока не хотелось думать.
* * *В квартиру номер 12 на третьем этаже дома по улице Плюева въехала накануне поженившаяся молодая чета.
Въезжали в пустое помещение шумно, имея при себе один-единственный предмет мебели, обернутый многими слоями целлофана. Контуры предмета, рассмотренные соседями в окна, через очки для близорукости, сквозь театральные, морские и полевые бинокли, а также в подзорные трубы и оптические прицелы, многим напомнили необъятных размеров диван – другой версии и быть не могло. Молодожены представляли собой мешковатую парочку румяных подростков. Внимательные зрители, спрятанные за шторами, портьерами и бельем балконов, так и не поняли – это худой парень с пышным, как у пони, хвостом и пухлая задастая девушка или наоборот – худая девица-жердь и мясистый парень, похожий на прыщавого гнома. Тем временем диван шумно подняли по лестнице на третий этаж с помощью сопровождающего их офицера. У подъезда долго обнимали рябого старичка, который громко бубнил, буянил, а блеск полувекового железа у него во рту чуть не ослепил бедных зрителей, и без того уже прилично утомленных грохотом. Потом минут десять этого самого старичка подсаживали в грузовик, а он никак не мог вовремя согнуть ноги и прижать к себе руку с палкой. И в итоге даже порвал довольно приличный шерстяной костюм цвета фиников. Машина, дыхнув выхлопом, унеслась. Напряженно следившие и шепчущие себе под нос советы нерадивым молодоженам зрители разошлись: кто – на софу, кто – к телевизору, кто – под освежающий душ. Но спустя некоторое время соседи с тревогой заметили, что приезд новоселов явился лишь прелюдией последующей увертюры шума и беспорядка. Примерно полчаса спустя за пределы стен квартиры номер 12 стали расползаться приглушенные стоны, скрип пружин и такие громкие прыжки, словно спортсмен-легкоатлет тренируется перед олимпиадой европейского масштаба. Но слушатели догадывались об источнике шумов, смущенно опускали глаза, включали погромче телевизоры, витиевато защищая новых соседей от нападок недогадливых детей. Однако прошел час, другой, третий, а звуки продолжались с той же интенсивностью, словно работал конвейер, о сути которого как-то неприлично было задумываться, тем более что вздохам, обрывкам фраз, рычанию вторил звон стекол, шум воды, скрип, и вскоре весь дом начал медленно расшатываться в ритме, задаваемом беснующейся парочкой.
Ночью вакханалия не унялась, а лишь слегка поутихла, но шепот, в который старательно вслушивались многочисленные свидетели, был слишком громок, чтобы сладко заснуть, и слишком тих, чтобы разобрать слова. Не удовлетворив любопытство, соседи бились на смятых простынях, в горячке и сквозняке из открытых для лучшей слышимости окон, но так ничего и не смогли понять. Гульба не прекращалась и с визитом того офицера – уже в штатском – в новехонькой кожаной куртке, теплой не по сезону, и за рулем синего, еще без номеров «Ауди». Треск, прыжки, царапанье паркета, обрывки голосов стали еще яростнее. Оскорбленные жильцы приуныли, а после, как по команде, хотя и без взаимного соглашения, вызвали каждый по участковому, который был на район один, явился на следующий день и застыл, прислушиваясь к шуму, скрежету и глухим стукам у двери двенадцатой квартиры. Два часа спустя участковый вынырнул из-за скромной деревянной двери, обнажив краешек пустынного коридора квартирки со старенькими желтыми обоями, промокнул клетчатым платочком крупные капли пота со лба и, ничего никому не объяснив, ушел. Свистопляска не прерывалась ни во время его визита, ни после. На повторный вызов в отделении сообщили, что участковый уехал в Литву к старику-отцу на неопределенный срок.
Наконец отчаявшийся отдохнуть инженер, проживавший этажом ниже, вызвал «Скорую» по адресу буйной семейки. Но и это не увенчалось успехом – санитаров попросту не впустили, продолжая производить грохот, царапанье и приглушенные обрывки не то вздохов, не то фраз. Квартиру по-прежнему навещал их усатый офицер, теперь все чаще в штатском. Он заполнял остатки тишины стальными нотками голоса и в один прекрасный день наконец-то усадил парочку в свой новенький «Ауди» и поспешно увез неизвестно куда. После их отбытия шум прекратился. Это несказанно обрадовало соседей, дружно попадавших на кровати и в кресла, устало шепча: «Спать, спать».
