Мириам Рафтери - По вине Аполлона
– Держись! – Он понес меня вниз, лавируя среди пляшущих вокруг языков пламени.
Я обняла его за шею, вдыхая исходивший от него запах дыма. В ушах звучали его слова: «Неужели ты не понимаешь? Я не могу этого сделать, я люблю тебя». Сердце у меня билось, как сумасшедшее, и я закрыла глаза, стараясь думать лишь о том, удастся ли нам выбраться отсюда.
Натаниэль вынес меня на улицу, и я наконец смогла вздохнуть, наполнив легкие воздухом. Не дав себе передышки, Натаниэль пересек улицу, подошел к своему дому и ногой открыл дверь.
– Док, – прокричал он, увидев Грили, – Тейлор срочно нуждается в помощи – на нее упала горящая балка.
Доктор Грили покачал седой головой, показав на раненых, которых укладывали на самодельные носилки и выносили из дома истекавшие потом добровольцы.
– Сейчас нет времени – мы эвакуируемся. Дома на западной стороне Ван-Несс-авеню собираются взорвать, чтобы создать преграду огню.
– Проклятье! – воскликнул Натаниэль. Жилы у него на шее вздулись. – Вы врач, вы обязаны осмотреть ее.
Доктор взял под мышку свою медицинскую сумку.
– Если у тебя есть хоть капля разума, молодой человек, – проговорил он извиняющимся тоном, – ты пойдешь с нами. Она тоже, – с этими словами он скрылся за дверью.
– Пожалуй, надо и нам идти. – Натаниэль направился к двери.
– Нет, – я покачала головой. – С твоим домом ничего не случится. Мы здесь в безопасности.
Мгновение он колебался, но потом понес меня по лестнице в свою комнату.
– С тобой все в порядке? – спросил он, помогая мне снять нескладную куртку и каску пожарного, а затем укладывая на свою изумительно мягкую кровать. Глаза его светились нежностью и беспокойством.
– А это зависит от обстоятельств, – голос мой звучал хрипло. – Ты действительно сказал то, что, как я думаю, ты сказал там в горящем доме?
Он опустился передо мной на колени и взял мои руки в свои.
– Тейлор, дорогая моя, я влюбился в тебя с той самой минуты, как увидел тебя впервые, ты тогда колотила в дверь моей спальни и визжала как драная кошка.
– Правда? – Радость захлестнула меня, смывая боль.
Он наклонился надо мной, так что наши губы почти соприкоснулись.
– Ты та женщина, о которой я мечтал всю жизнь – добрая, нежная, заботливая и в то же время превосходящая многих мужчин мужеством и смелостью. Немногие отважились бы совершить полет в аэроплане.
– Я сделала это ради тебя, – пробормотала я. – Потому что я тоже тебя люблю.
– Ты… что? – он удивленно поднял брови.
– Я люблю тебя. Я полюбила тебя еще до того, как мы встретились. Я часто смотрела на твою выцветшую фотографию в старом альбоме и представляла, как я танцую с тобой вальс.
– Боже мой! Если бы я это знал, я бы запер дверь на чердак и выбросил бы ключ, чтобы удержать тебя.
Улыбка расползлась по его лицу, и, заключив меня в объятия, он прижался губами к моим губам. Он целовал меня со страстью, обостренной выпавшими на нашу долю испытаниями, зажигая во мне ответный огонь, более обжигающий, чем тот, из которого он меня вынес. Он провел руками мне по спине, потом обхватил за ягодицы и прижал к себе. Я спрятала лицо у него на груди, перебирая пальцами густые завитки пропахших дымом волос у него на затылке.
– Я так боялась… – начала я.
Он прижал палец к моим губам.
– Я знаю, но теперь ты в безопасности. – И он снова стал целовать меня.
Я закрыла глаза, наполнившиеся слезами счастья. Его поцелуи стали более требовательными, и я отвечала на них со всей страстью, на какую была способна после того, что мне пришлось пережить. Я горела желанием заняться с ним любовью немедленно, а потом снова… и снова.
Он оторвался от меня и встал, тяжело дыша.
– Не знаю, как у меня вообще хватило выдержки позволить тебе пойти на чердак, когда началось землетрясение.
– Но почему ты не попытался остановить меня? Я бы осталась, если бы ты попросил меня об этом. Но я думала, что не нужна тебе.
– Не нужна мне? – Он широко открыл глаза, в которых промелькнуло виноватое выражение. – Боже мой, женщина, никто в жизни не был нужен мне так, как ты. – Он хотел было притянуть меня к себе, и я встала с кровати, но случайно слишком сильно оперлась на больную ногу, и щиколотку тут же пронзила боль. Я привалилась к нему, не удержавшись от стона.
– Что такое? Я сделал тебе больно?
– Нет-нет. Это моя щиколотка, ничего больше.
Он помог мне снова сесть на кровать.
– Ты ведь здорово стукнулась, когда эта балка пригвоздила тебя к полу. Ты уверена, что у тебя нет переломов?
Я сделала несколько круговых движений плечами.
– Да нет, думаю, отделалась синяками. Горячая ванна и все пройдет. – По правде говоря, каждая косточка болела так, словно меня истоптала копытами лошадь.
Его руки ощупывали мне спину, проверяя, нет ли серьезных повреждений. Тело у меня заныло, но не от боли. Я отклонилась назад, полузакрыв глаза, когда его руки оказались у меня на ягодицах, и в этот момент до моего слуха донесся оглушительный взрыв. От неожиданности я даже лязгнула зубами.
– Динамит. – Натаниэль, выругавшись, прижал меня к себе. Взрывы следовали один за другим. Наконец наступила зловещая тишина.
Натаниэль со стоном выпустил меня и встал.
– Мне страшно не хочется выпускать тебя из объятий, но все же я должен пойти проверить, не загорелся ли дом.
Он подошел к куче мусора, загораживавшей дверь на чердак. Через несколько минут ему удалось расчистить проход через чердак к двери на крышу. Он вручил мне фотоаппарат, который, видимо, принес наверх раньше.
– Вот, можешь сделать последний снимок, запечатлеть, что осталось от Сан-Франциско.
Поддерживая меня за локоть, чтобы я не споткнулась, он провел меня через чердак к двери на крышу. Мы поднялись по узкой лесенке на «вдовью дорожку» и замерли, пораженные представшей нашим глазам картиной разрушений.
Великолепные дома на другой стороне улицы превратились в груды головешек, над которыми клубился дым. Но огненная стена, грозившая городу полным уничтожением, исчезла.
– Все кончено, – хрипло проговорил Натаниэль. – Ветер изменил направление. Пожары почти прекратились. Но что осталось от города?
Натаниэль окинул взглядом открывавшуюся нам картину. Повсюду, насколько хватало глаз, от Ноб-Хилл до бухты город лежал в руинах. Дома превратились в кучи пепла, из которых то тут, то там торчали обгоревшие трубы, как пни после лесного пожара. Я сделала один снимок, затем опустила руки и уставилась в пол, не в силах более выносить печального зрелища.
– Город разрушен. – Натаниэль устремил взор вдаль. Ветер шевелил его густые волосы. Сейчас он напоминал мне мореплавателя прошлого, стоящего на носу корабля. – Ничего не осталось. Ничего. Сан-Франциско никогда не будет прежним.
