Барбара Виктор - Друзья, любовники, враги
— Нет. Но я знаю, гле лежит мамин. На всякий случай.
— На всякий случай?
— Если что-нибудь случится, — ответила она, как будто речь шла о самой обыденной вещи.
— Моя дочь — такая же, как все, — вмешался Тамир и камера переключилась на него. — Как все дети, которые родились после 1967 года и не знают ничего другого, кроме жизни в условиях оккупации. Они учатся обращаться с оружием с раннего детства. Это вопрос самозащиты.
— Когда вы говорите об оккупации, вы имеете в виду оккупацию Израилем Западного берега реки Иордан в 1967 году. Однако родители этих детей также помнят другую оккупацию Западного берега — иорданскую, — улыбнулась Саша.
— Если моего отца убьют, — вдруг сказала Камила со значением, — его будут считать героем.
— Наша любовь сильнее, чем ненависть наших врагов, — ей в тон добавила Жозетта.
Ну, довольно. Пора вернуться к сценарию.
— Возвращаясь к моему первоначальному вопросу, — сказала Саша, меняя тактику, — следует ли ожидать новых акций, подобных той, что случилась в Риме?
— Да, мир должен приготовиться к отмщению, которое последует за каждого палестинского мужчину, женщину или ребенка, убитых израильтянами. — Он слегка качнул головой. — Мир должен знать, за каждую смерть ответственность лежит на сионистах и на их пособниках. Мир должен страдать так же, как страдаем мы, когда убивают одного из нас.
Она продолжала настаивать. Что за черт, она уже и так вышла за рамки обычного телеинтервью.
— А не поделитесь ли вы, Абу Фахт, своими планами, — начала она, принуждая его выйти из образа отца всех палестинцев, — где именно предполагается провести эти акты возмездия?
— Это может произойти где угодно. Где угодно, лишь бы заставить мир обратить внимание на то, как методически уничтожается мой народ.
Она ощутила озноб. То же самое должны ощутить и телезрители.
Она спрашивала ни больше, ни меньше, как о его кровавых замыслах. Как можно говорить о подобных вещах с таким невозмутимым лицом? Это не укладывалось у нее в голове. Она чувствовала, как дрожат ее руки, а ладони становятся влажными.
— Можно предположить, что это произойдет в магазинах, аэропортах, в западных городах, посещаемых туристами?
Они неплохо потрудились для программы «Семья». Теперь по крайней мере их нужно вернуть в загон.
— Я не могу назвать дату и место, — едва не улыбнулся он.
Вот сейчас пора в загон.
— Ну а ты какого мнения обо всем этом? — обратилась она к Камиле.
Девочка побледнела.
— Израильские солдаты каждый день убивают палестинцев, — произнесла она заученную фразу.
— Это факт, — спокойно сказал Тамир.
— Факт или нет, но это не решает проблему. — Пауза. — Не так ли?
— Самопожертвование, — начал Тамир.
— Долг, — добавила Жозетта.
— А несчастье? — спросила Саша.
— Называйте это, как хотите, — сказал Тамир.
— До тех пор, пока мир не поймет, — откликнулась Жозетта.
— Бороться, пока есть надежда, — поддержал ее Тамир.
— И пока это продолжается, — сказала Саша, понижая голос, — сколько еще невинных людей должны заплатить своими жизнями за эту идею?
Все. Занавес.
— Стоп кадр! — раздался голос Берни. — Снято.
Саша представила себе финальный кадр. Все четверо сидят рядышком на диванчике в гостиной — на вилле, взятой в аренду, в стране, взятой в долг.
Тамир поднялся, чтобы пожать руку.
— Благодарю вас, Саша, — сказал он. — Теперь я окончательно убедился.
— В чем?
Он чуть улыбнулся.
— Что нам нужны такие союзники, как вы.
Подошла Жозетта.
— Вы прекрасно смотритесь за работой.
— Вы тоже, — ответила Саша, подумав о том, что если Жозетта и не поняла ее иронии, то Тамир понял наверняка.
Камила подошла вслед за родителями. Застенчиво пожала руку.
Теперь к ним присоединился и Берни, пожимая всем руки и благодаря. Следом за Берни подтянулась и съемочная группа. Снова рукопожатия и благодарные слова за сотрудничество и терпение.
— Мы будем здесь завтра на тот случай, если понадобится сделать еще несколько кадров или задать несколько вопросов. Еще раз всем спасибо.
Саша стояла в стороне от остальных и удивлялась тому, с каким жаром они благодарят друг друга. Спасибо, что сделали это возможным. Премного благодарен. В порядке высокой оценки ваших заслуг позвольте отдельно поблагодарить от лица жертв взрыва в Риме. Как бы то ни было, без подобных «заслуг» члены этой вполне обычной семьи вряд ли могли стать персонажами первой части документального сериала. Но раз уж она, Саша, находится здесь, то недурно было бы также поблагодарить этих милых людей за будущие жертвы, чья жизнь будет отнята во имя того, что пресса по странному стечению обстоятельств называет революцией. При оценке сериала также должны быть учтены совместные усилия сторон, не говоря уж о сотворчестве. Таким образом, большое-пребольшое спасибо всем собравшимся… Все это промелькнуло у нее в голове перед тем, как Саша вышла из комнаты.
— Сегодня вечером мы приглашены на партию в трик-трак, — сообщил Берни.
— Ты же знаешь, что я не играю в трик-трак, — угрюмо ответила Саша.
— Если ты будешь паинькой и перестанешь третировать меня, я так и быть расскажу тебе кое-что.
Перестав упаковывать в чемодан папки и бумаги, она взглянула на него.
— Что ты мне расскажешь? — спросила она без особого интереса.
— А ты пойдешь играть в трик-трак?
— Нет, не пойду, — буркнула она, снова занявшись своим чемоданом.
— Тебе известно, что женщина и ребенок, погибшие при взрыве, были единственными израильтянами? — проговорил он с неприятной улыбкой.
— Что ты знаешь о них? — обернулась она.
— Ну, похоже на то, что муж женщины и отец ребенка работает в министерстве иностранных дел в Иерусалиме [10].
— Что это значит?
— Работа в министерстве иностранных дел — обычное прикрытие для разного рода грехов и добродетелей. Как посмотреть. Он может быть водителем для особых поручений, а может быть агентом Моссад.
— Откуда ты это знаешь?
— Наше отделение в Тель-Авиве прислало факс в парижское бюро, а те переслали эту сенсацию сюда в отель.
— Кому адресовано письмо?
— Ну… тебе.
— И ты распечатал его.
— Честное слово, я думал, что это касается программы.
Саша внятно выругалась.
— Прекрасно! — просиял Берни. — Извини, я не должен был его раскрывать.
Она ужасно устала. Она была раздражена. И она была сыта всем этим по горло. Однако инстинкт заставил ее принять извинения Берни и сдержаться. Времени было слишком мало, а ей еще столько надо было узнать.
