Барбара Виктор - Друзья, любовники, враги
— Что же я могу с этим поделать? — вздохнула она.
— Если не возражаешь, у меня есть одно предложение.
— Давай, — сказала она, принужденно улыбнувшись.
— Ты хочешь, чтобы я знал свое место?
— Терпеть не могу это выражение.
— Какое выражение?
— «Знать свое место».
Десятки мыслей зароились у него в голове. Найти предлог и исчезнуть? Забрать ее и вместе бежать? Куда угодно. Только чтобы там они понимали друг друга.
— Как бы там ни было, но интуиция меня обычно не подводит. Даже если цена слишком высока и все может плохо кончиться, я предпочитаю оставаться честным.
Господи, он сам слышал фальшь в своем голосе.
— И в чем состоит твое предложение? — спросила она.
— Ты можешь объяснить им, что чувствуешь себя не в своей тарелке, когда вокруг тебя ходят люди с оружием. Что, если бы они куда-нибудь убрали свое оружие на то время, пока ты находишься в доме? — Он посмотрел на нее. — Что ты об этом думаешь?
— Знаешь, Гидеон, — спокойно сказала она, — иногда ты бываешь очень странным. — Она на мгновение задумалась, а потом выпалила то, что сама еще не успела хорошенько осознать. — Кто ты на самом деле, Гидеон?
Он не отвечал. Просто смотрел на нее и видел, как серьезна она и как далеко может пойти в своих догадках. Когда она, наконец, заговорила, он попытался ничем не выдать своего облегчения.
— Если я действительно попрошу их об этом, а потом с ним что-нибудь случится, то мне останется лишь удивляться, что ты не имел к этому никакого отношения. — Она поцеловала его в щеку. — Оставим это до следующего раза. Так будет лучше.
— Тебе виднее, — быстро сказал он, беспокоясь, что и так зашел слишком далеко.
Она продолжала чистить яблоко. Причем так методично и аккуратно, что только одна полоска кожуры свешивалась у нее с ножа.
— Я опаздываю, — вдруг сказала она.
— Отпустить официанта?
— Да. А до того, как я должна буду вернуться на съемку, мы можем немного прокатиться.
Кто бы он ни был, она действительно не хотела терять его.
Пистолет под подушкой у Жозетты Карами оставался для него по-прежнему нерешенной проблемой. Зато, как ему показалось, Саша снова смотрела на него с симпатией. Дерьмовая работа, мысленно бичевал он себя. Но другого выбора у него не было.
Держась за руки, они спустились по ступенькам, обогнули запруженную народом площадку, направились к станции и, наконец, подошли к автомобилю. Прежде чем открыть дверь, Гидеон привлек Сашу к себе.
— Все это так ново для меня, — мягко сказал он. — Мне очень жаль, если я вмешался в твои дела. Мне кажется, я был невыносим.
Она кивнула, однако не сопротивлялась, когда он взял ее за подбородок и поцеловал в губы.
В машине она положила голову ему на плечо, и они ехали молча. Мимо проносились пригородные кварталы Туниса, пляжи, мемориал, сооруженный в честь французских добровольцев, погибших во второй мировой войне. Она оживилась, только когда дорога запетляла в солончаках, и взгляду открылись обширные песчаные пространства Рауод Бич. Гидеон объяснил, что эти места весьма популярны среди туристов — в основном, немцев и, главным образом, нудистов. Подогнав автомобиль к берегу, он поставил машину между несколькими экскурсионными автобусами и расположившимися на песке компаниями. Он заметил, что она отодвинулась от него к противоположной дверце.
— Мне позволено будет высказаться? — поинтересовался он церемонно.
— Мне это может не понравиться? — спросила она.
— Возможно.
— Тогда лучше бы ты сказал мне это раньше. До того, как я уверилась в твоем совершенстве.
— Я бы никогда не разрешил тебе загорать нагишом.
— Мне требуется твое разрешение? С каких пор?
Он подвинулся к ней поближе.
— Это была бы еще одна вариация на тему «Андромаха и лев». — Он обнял ее, и она прижалась спиной к его груди. — А я все-таки спас тебя в Тюильри.
— От чего ты меня спас?
— Как знать, какой еще негодяй мог бы оказаться рядом и подобрать тебя.
— Думаю, что я могу влипнуть и в худшую историю, — сказала она, подумав о том, что и в самом деле может. Она покрепче прижалась к нему. — А может быть, и нет… — договорила она с улыбкой.
Он обнял ее покрепче, и его губы коснулись ее уха.
— Послушай, Саша, — прошептал он, — ты просто доверься мне. — Он поцеловал ее. — Доверься во всем.
Он повернул ее к себе и нашел ее губы. Он почувствовал ответный поцелуй и снова раскаялся во всем, что сделал, и отстранился от нее. Заглянув в ее глаза, он прочел в ее взгляде что-то неопределенное, едва наметившееся — подобие сомнения, которого прежде там не было.
— Я отвезу тебя на виллу.
— Мне нужно заскочить в отель, чтобы забрать кое-какие бумаги, — сказала она.
Ее голос был все еще слаб после поцелуя.
— Гидеон… — начала она, но прервала себя.
Он уже завел машину.
— Что?
— Давай попытаемся внести ясность в наши отношения.
— Чуть позже, — пообещал он, выводя автомобиль на дорогу по направлению к пространствам, напоминающим лунный пейзаж.
— И тогда, наконец, прекратятся эти хождения вокруг да около, — сказала она.
— Обязательно прекратятся, — пообещал он.
23
Вся семья Карами, за исключением старшего сына Фахда, собралась в гостинной виллы, чтобы сняться во втором, заключительном эпизоде интервью.
Если в первом эпизоде главенствовала Жозетта, то в финальном эпизоде планировалось выступление Карами. Одетый в палестинскую военную форму, он держал на коленях младшего сына. Малыш, который заменил убитого первенца, — объяснил он перед камерой. Того самого, который был убит много лет назад в самом начале их борьбы.
Рядом с Тамиром сидела Жозетта. Ее рука покоилась у него на бедре. Сегодня она была одета в черное. Это знак скорби по всем погибшим во время Интифады, сказала она. Около нее сидела Камила, девочка-подросток, похожая на свою мать. Но еще больше похожая на свою французскую бабушку.
— Следует ли миру ожидать новых террористических акций, во время которых снова будут погибать невинные люди? — начала Саша.
Тамир признал, что происходящее прискорбно, однако заявил, что его не волнует, если кто-то осуждает его методы.
— А вам известно, — сказал он, — в каком безвыходном положении находился палестинский народ, когда не имел собственной военной организации? Следует также помнить, что тот, кто берется нас осуждать, не подвергался годами унижению.
— Но вы не производите впечатление униженного человека. Напротив, у вас есть все, о чем можно желать. Семья, которая вас любит. Прекрасные условия жизни. — Она сделала пузу. — И работа.
