Фиона Нилл - Тайная жизнь непутевой мамочки
— Как у Джо успехи в школе? — ведем мы неспешный диалог. Очень удобный поворот.
— За исключением того, что он ложится спать в школьной форме, на случай если мы проспим, все остальное, думаю, хорошо. А ты знаешь, что он посмотрел «Звуки музыки» один раз целиком, не возвращаясь к сценам с нацистами? Еще у него появилась подружка. Но он говорит, что они пока не обсуждали слово на букву «с».
— Он что, забыл, что у нас два будильника? Мы никогда не спим дольше обычного! А что за слово на букву «с»?
— Свадьба. Он относится к таким вещам совершенно серьезно.
— Ты звонила строителям по поводу протечки в ванной комнате?
— Да.
— Боже, Люси, ты не забыла об этом, что совершенно нетипично для тебя! Если бы я не знал тебя лучше, то сказал бы, что у тебя угрызения совести, — замечает он.
— Значит, ты слишком хорошо меня знаешь, — отзываюсь я, но в этот момент лифт останавливается, и он меня не слышит.
Двери открываются, и мы изо всех сил толкаем железные решетки. Наше появление доставляет удовольствие уже собравшимся. Выход из лифта сразу в гостиную спроектирован так, чтобы сбивать с толку вновь прибывающих, которые вынуждены ступать из темноты на свет, щуря глаза, чтобы приспособиться к яркому освещению. Решетки издают такой грохот, что появиться незаметно просто невозможно. Когда мы входим, все взгляды устремляются на нас, но мы не можем ни определить того, кто где, ни найти себе место. Мы сосредотачиваемся на том, чтобы выбраться из клетки.
Банкир Эммы, видя наши затруднения, выступает вперед и протягивает руку, чтобы поздороваться с нами, увлекая за собой Эмму. Другая его рука крепко обнимает подругу. Я пялюсь на эту руку, разглядывая ее всю, до того места, где она уверенно утвердилась чуть выше левой ягодицы Эммы, а кончики пальцев просунулись в ее низко сидящие на бедрах джинсы.
Задница Эммы — одна из лучших ее сторон. Так было решено много лет назад. И он явно с этим согласен. Они так переплелись, что с трудом можно представить себе, как отделить их друг от друга и усадить по разные стороны стола во время обеда.
— Привет! — Она быстро чмокает нас и кладет голову на плечо Гая, бессмысленно глядя на нас в ожидании, что мы что-нибудь скажем. У нее мечтательный, отсутствующий взгляд — такой бывает у женщин, когда они либо беременны, либо только что занимались сексом. А у него слегка самодовольный вид мужчины средних лет, который недавно обнаружил, что его прикосновение все еще может превращать женщину в глину.
— Я — Гай, — властно произносит банкир.
Я чувствую, что Том прячется за мою спину. Меня вдохновляет, что ради Эммы Гай решил сыграть роль радушного хозяина, несмотря на всю неловкость ситуации. По крайней мере, ей не приходится вести прием в одиночку. Насколько мне известно, это первый званый ужин, который дает Эмма. Они хотят, чтобы мы разделили их радость, однако я, очевидно, с еще большим трудом, чем они сами, могу забыть, что у него есть жена. Не знаю, чего я ожидала, однако я думала, что они должны быть немного более сдержанными или слегка застенчивыми, или, по крайней мере, достаточно восприимчивыми, чтобы понять, что других людей это может приводить в замешательство. Потому что здесь попахивает обманом.
Поскольку я немедленно начинаю заполнять неловкую паузу, возникшую между нами, у меня не много возможностей оценить человека, стоящего перед нами. Однако я замечаю, что его одежда — образчик стиля «шикарной небрежности», который, как мне кажется, для него составила Эмма. Джинсы «Тру релиджн», рубашка и полоску от Пола Смита и пара кроссовок, таких чистых и новых, что я сомневаюсь, покидали ли они когда-либо это здание. Интересно, что он носит дома? Вероятно, зависит от того, что носит его жена — одежду «Боден»[68] или от Марка Джейкобса[69]. Мужья всегда заканчивают тем, что начинают походить на своих жен. Он ниже, чем ожидалось, хотя и не коротышка, просто невысокий, поэтому Эмма надела золотистые — «балетные» — туфельки без каблуков, на плоской подошве. Симпатичный, хотя не настолько, как я себе представляла. Выглядит явно моложе своих сорока трех лет — глядя на его плоский живот под достаточно сильно облегающей тело полосатой рубашкой, можно определенно сказать, что он завсегдатай тренажерного зала. Я удивляюсь, откуда у него для этого время. Иметь по два экземпляра — уже само по себе утомительно. Две женщины; две постели суперкоролевского размера; два гардероба — один, наполненный вещами, которые выбрала для него жена, другой — подобранный Эммой, и он должен точно помнить, кто именно и что ему покупал. Хорошо еще, что у него нет двух комплектов детей. Пока.
— Рада наконец-то познакомиться с вами, — произношу я.
— Надеюсь, что так, — отвечает он. — Это необычно, я знаю.
Когда он улыбается, я понимаю, что именно ее в нем покорило: несмотря на явную самоуверенность, есть в его облике какая-то искренность, свидетельствующая о том, что он гораздо меньше полагается на жребий, вытянутый в этой жизни, чем мог бы. И в моем случае есть что-то от этого. Он внимательно смотрит на меня несколько дольше обычного, и я не завидую ему, если он оценивает меня так же, как это только что делала я. Принимая во внимание тот факт, что мы совершенно незнакомы друг с другом, мы, тем не менее, оба знаем друг о друге гораздо больше, чем следовало бы. Мне интересно, что именно Эмма рассказывала ему обо мне и настолько ли уж сильно мы отличаемся. Он, вероятно, перешел рубеж, но я тоже не слишком от него отстала. Я достаточно близка к тому, чтобы увидеть его с другой стороны.
Я вижу Кэти, сидящую на диване между двумя мужчинами, ни одного из них я не знаю. Она, извиняясь, смотрит на меня и пожимает плечами, как бы оправдываясь, что привела с собой и соседа. Но с того места, где я стою, нельзя сразу же различить, который из них ее бойфренд. Она сидит на диване босиком, поджав под себя ноги так, что ее колени касаются мужчины, сидящего слева. Однако он выглядит, как мне кажется, немного смущенным. Его колючие волосы; по меньшей мере, уже с месяц требующие посещения парикмахера, в результате значительных усилий приглажены. Он громко смеется. Мужчина с другой стороны играет волосами Кэти, убирая с ее лица непослушные пряди. Это похоже на старую картинку, где нужно как следует подумать, чтобы разобраться в отношениях между изображенными на ней людьми, выискивая подсказки в символике объектов, помещенных на заднем плане, однако в этой квартире почти все абсолютно новое, благодаря чему все еще больше запутывается.
Том тащит меня за руку, как будто ведет за собой норовистого пони.
— Отличное место, вообще-то говоря, — замечает он. — Только насчет передвижения стен я не уверен. Выглядит несколько дешево, на мой взгляд. Давай выпьем. — Он тянется к бутылке, стоящей на краю стола-острова в кухонной зоне. Я с тревогой замечаю, что он уже успел прикончить бокал шампанского.
