Свет твоих глаз (СИ) - Лактысева Лека
Пришлось менять тактику и пытаться уговорить Веронику развестись другими словами, не пытаясь отрицать своих чувств к ней. Ника меня честно выслушала ― как и обещала. А потом высказала все, что обо мне думает, и заявила, что избавиться от нее я смогу только силовым путем.
Эгоистичное чудовище в моей душе радовалось ее словам и требовало оставить все как есть. «Нас любят, нас хотят! ― твердило чудовище. ― Зачем же отказываться от такого счастья?» Ах, как же хотелось поддаться уговорам жены и этого махрового эгоиста! И все же я нашел в себе силы дать Нике еще два дня на раздумья.
Может быть, переспав пару ночей с идеей о расставании, с мыслью о том, что ее будущее в любом случае обеспечено, Вероника передумает и согласится оставить меня ради новой свободной жизни. Без гири на ногах. Без чемодана без ручек, который и нести не слишком удобно, и бросить жаль.
Оставалось только как-то пережить эти два дня. Еще сорок восемь часов мучительной неизвестности. Две тысячи восемьсот восемьдесят минут над бездной, на тонком канате надежды в плотном тумане отчаяния.
Ничего, я мужик. Я справлюсь.
После разговора я сбежал к себе в кабинет, включил ― впервые за несколько дней ― компьютер, попытался вникнуть в озвучиваемые механическим голосом новости. Понял, что стараюсь напрасно. Голова была занята совсем другим.
Неверные интонации и слишком уж ровная, безэмоциональная компьютерная речь раздражала. Особенно теперь, когда привык, что письма и статьи в последнее время мне читала жена. Ее можно было остановить, переспросить, даже обсудить с ней что-то, а потом вернуться к месту, на котором остановились, и читать дальше ― вместе. Компьютер так не может и вряд ли когда-нибудь научится. А потому ― пусть молчит. Уж лучше и дальше сидеть в тишине!
Тишина продлилась недолго.
Сверху, со второго этажа, донесся истошный визг, в котором я с трудом узнал голос Ники. Почти сразу после визга раздался грохот падения чего-то тяжелого, а потом все стихло ― там, наверху. Зато вскочил и залаял Найджел. Я слышал призывные нотки в его тяжелом, солидном «гав, гав!»
― Иду, иду! ― успокоил парня, выбрался из-за стола и пошел к дверям.
На ходу коснулся дверного откоса, развернулся так, чтобы наверняка не промахнуться мимо лестницы, и быстро преодолел вслепую еще несколько метров. Вытянутая вперед рука нащупала перила. Высоту ступенек ноги помнили отлично, так что по лестнице я взобрался довольно быстро, но Найджел меня все равно опередил.
Как только я оказался на втором этаже, мой умный пес побежал куда-то вперед и стал призывно лаять, подсказывая, куда идти.
Я поспешил на его зов, кончиками пальцев слегка касаясь стены, чтобы не потерять ориентиры. Судя по тому, что я миновал две закрытых двери, Найджел призывал меня в самый конец коридора, где по левой стороне обнаружилась приоткрытая дверь, ведущая в кладовку.
Лабрадор проник в это тесное помещение и жалобно заскулил. У меня оборвалось сердце.
― Ника?.. ― позвал я.
Жена не ответила. Только Найджел запищал еще жалобнее и тоньше.
― Ника! ― я двинулся вдоль стены по периметру, сделал пару осторожных шагов и запнулся обо что-то мягкое.
Присел, ощупал препятствие и с ужасом осознал, что это ― тело моей жены! Безвольное, неподвижное тело.
Получается, Ника упала? Но откуда? И если потеряла сознание ― значит, сильно ушиблась? Я быстро заскользил руками от бедра, которое нащупал первым, вверх: первым делом нужно обследовать голову!
Пальцы ощущали упругость и тепло под тонкой тканью одежды. Живот, ребра, грудь, шея…
Что?..
Веревка?
Откуда у жены на шее веревка?!
Она что ― решила расстаться с жизнью?
...из-за меня?
Нет! Нет-нет-нет! Не верю! Она не могла!
…но веревка под моими пальцами и неподвижное тело Ники словно кричали мне: могла! И сделала!
― Ника-а-а! ― я взвыл не хуже Найджела. ― Что ты натворила, Ника-а-а!
Забыв об осторожности, схватил жену за плечи, приподнял, и ее голова бессильно запрокинулась назад, затылком упираясь в мою ладонь.
Снять веревку… я должен снять веревку! Вдруг еще не поздно, и я сумею… дыхание рот в рот, массаж сердца… я же все это умел и разучиться не мог!
Веревка снялась неожиданно легко ― она лежала на плечах жены в несколько витков, но свободно. В тот момент я был не в состоянии осознать, что это значит. Просто откинул моток прочь. Проклиная все на свете, снова уложил Нику на пол, сделал пару толчков в грудь, потом набрал побольше воздуха в легкие, склонился к губам жены, зажал ей нос, зафиксировал подбородок, прижался ртом к ее рту…
― А-а-фрр-фухх! ― жена мотнула головой, вырываясь из плотного захвата моих рук.
Задышала часто, со всхлипом.
― Ника? Ника! Говори со мной! Отвечай! Сейчас же! ― я снова схватил ее в охапку, прижал к своей груди, баюкая, как дитя. ― Зачем ты, родная? Как тебе такое в голову пришло? Прости меня! Прости! Я больше ни слова не скажу! Хочешь жить со мной ― живи! Только не делай так больше!
Я говорил, говорил, целуя лицо Вероники, ловя губами трепет ее ресниц, смаргивая слезы, сглатывая горечь в горле, раскачиваясь, будто маятник, и не смея остановиться, словно от этого зависело, будет ли она дышать…
― Скворцов… Эд! ― голос Вероники, хриплый, сдавленный, прозвучал в моих ушах самой лучшей музыкой. ― Прекрати меня трясти! Укачивает…
Облегчение волной растеклось по телу. Мышцы тут же превратились в кисель. Руки ослабели, и я почти уронил голову Вероники себе на бедро. Сделал несколько глубоких вдохов, борясь с рвущимися из груди рыданиями. Я ― мужик. Я не имею права истерить!
Провел подушечками пальцев по лицу жены. Потрогал подрагивающие ресницы, трепещущие крылья носа, сжатые плотно губы…
― Живая! Ты ― живая!..
― Чудом, ― в голосе Вероники появились ворчливые нотки. ― Проклятый паук! Надо же мне было с табурета сверзиться! Затылок ломит…
― Паук? Какой, ради всего святого, паук?! ― я перестал понимать, что происходит и о чем говорит жена.
― Мне бы примочку холодную на затылок… пусти меня, медведище! Пойду на кухню, лед приложу, ― Ника мой вопрос проигнорировала.
― А ты дойдешь? Погоди! Помогу! ― я встал сам, помог подняться Нике.
Как два контуженных солдата, пытающихся выбраться с поля боя, мы в обнимку, держась за стены, побрели на первый этаж.
Вероника добралась до холодильника, вынула что-то из морозилки, потом уселась на диван и выдохнула:
― У-у! Хорошо… вот это я приложилась…
Я наощупь нашел стакан, налил в него ледяной воды из-под крана. Отнес Нике, присел возле нее на диван.
― Так ты объяснишь мне, что произошло? ― спросил требовательно.
― Убиралась на антресолях, увидела паука ― огромного! Отшатнулась и свалилась с табурета, ― коротко, то и дело запинаясь и отхлебывая воду, отчиталась жена.
― А что у тебя на шее делала веревка?! ― я по-прежнему не мог сложить два и два. Мне казалось, что Ника пытается скрыть от меня неудачную попытку расстаться с жизнью
― Веревка? ― Вероника запнулась, будто припоминая что-то незначительное, что почти выпало из памяти. ― А! Была веревка. Там, на антресолях. Мне было лень спускаться с табурета, и я повесила ее на шею.
Неужели правда? Я потер виски. Решил, что знаю способ выяснить, лжет мне жена или нет.
― Я позвоню брату. Пусть приедет, осмотрит тебя, как только сможет. Или вызовем скорую? ― беспокойство не отпускало.
Только теперь, подержав на руках вялое безжизненное тело любимой женщины, я понял, насколько она мне нужна. Как много она значит в моей жизни. Я в самом деле собирался ее отпустить и жить, не зная, где она и что с ней? Не имея возможности услышать ее голос, убедиться, что она вообще существует? Похоже, я сильно переоценил себя и свои силы...
― Не надо скорую. И Тима не беспокой почем зря.
― Не обсуждается! ― я пошел в кабинет, нащупал на столе смартфон, вызвал номер брата.
Тим пообещал приехать после пяти часов ― у него была обычная дневная смена.
