Патриция Мэтьюз - Оазис
Преисполненный воодушевления, Ченнинг уверенным шагом вышел из кабинета. Начальник полиции испытывал отвращение к самому себе, оказавшись замешанным в таком грязном деле, тем более что он чувствовал некоторую симпатию к Зое Тремэйн. Кем бы она ни была в прошлом, она не заслуживала подобного обращения. Ее образ жизни с момента переезда в Оазис был безупречным.
Дарнелл даже протянул руку к телефонной трубке, чтобы предостеречь Зою, но остановился. Скоро она сама обо всем узнает: Отто позаботится об этом.
Тяжелая форма гриппа уже третий день держала Зою дома, и большую часть времени она проводила в постели. Она не стала сообщать Сьюзен о своей болезни, так как знала, что девушка непременно примчится сюда и будет настаивать на том, чтобы самой за ней ухаживать, а Зоя этого вовсе не хотела. Почувствовав себя скверно, Зоя всегда предпочитала забраться в свой угол и оставаться там никем не потревоженной до тех пор, пока ей не станет лучше. Она даже попросила Хуаниту не приходить к ней. Зоя сама кормила птиц, однако на всякий случай перестала сажать Мадам к себе на плечо, чтобы та не подхватила от нее каких-нибудь вирусов. Горло у нее болело и саднило от постоянного кашля, потому пришлось воздержаться на время и от сигар.
Она сидела на кухне в потрепанном халате и стоптанных тапочках, потягивая горячий пунш, когда раздался звонок в дверь.
Несколько секунд Зоя колебалась, стоит ли ей вообще подходить к двери. Она никого не ждала, а Сьюзен никогда не пользовалась звонком, поскольку у нее был свой собственный ключ; так что скорее всего это заявился какой-нибудь коммивояжер.
Звонок раздался снова, на этот раз более настойчивый. Примерно в это время дня обычно приходил почтальон – она периодически получала заказные письма с квитанциями на денежные переводы.
Вздохнув, Зоя поднялась и через силу поплелась к входной двери, почти не задумываясь над тем, какой у нее вид. Почтальон и раньше видел ее растрепанной. Она открыла дверь. За ней стоял улыбающийся Отто Ченнинг.
– Ох, ради всего святого! – севшим голосом проговорила Зоя. – Что вам нужно, Отто? Я не совсем здорова.
– Мне очень жаль это слышать, Зоя. Я просто хочу перемолвиться с вами словечком.
– Если вы имеете в виду ту речь, которую я произнесла недавно в Женском клубе, то один из ваших молодых офицеров полиции уже придирался ко мне из-за этого. Впрочем, вам ведь все это уже известно.
– Нет, я не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите.
– Готова держать пари, что вы лжете. Ох… я сейчас не в том настроении, чтобы спорить с вами, Отто. Заходите, облегчите вашу душу и потом оставьте меня в покое.
Она провела его в кухню.
– Я приготовила горячий пунш для лечения моего… – Зоя громко высморкалась и уселась за столик. – Если хотите, в холодильнике есть пиво.
– Я пришел сюда не затем, чтобы пить.
Она подняла на него увлажнившиеся глаза:
– Тогда почему вы здесь?
– Я пришел сообщить вам, что ваша тайна раскрыта. Я знаю, кто вы такая, Мэй Фремонт.
Зоя даже не пошевелилась, скрывая свое потрясение, однако по самодовольному выражению лица Ченнинга поняла, что тот уже считает себя победителем. Она пыталась замаскировать волнение кашлем, однако кашель закончился судорожными спазмами. Когда Зоя наконец смогла справиться с приступом, она взяла бумажную салфетку из специально приготовленной пачки и вытерла выступившие на глазах слезы.
– Итак? Вы даже не собираетесь этого отрицать?
– Думаю, мне это не принесло бы особой пользы, – с трудом выговорила она.
– Ровным счетом никакой, – заявил Ченнинг торжествующе.
– Вся эта история, Отто, уже давно канула в Лету. Прошло более пятнадцати лет с тех пор, как я удалилась от дел.
– Не так уж и много. Вы ведь знаете жителей нашего города. Как, по-вашему, они будут реагировать на присутствие в их среде бывшей владелицы дома терпимости, живущей за счет состояния, нажитого неправедным путем?
– Вы рассуждаете, как персонаж какой-нибудь старомодной мелодрамы, Отто. Теперь подобные вещи никого не волнуют.
– Я считал вас человеком более разумным. В других местах, возможно, это и так, но не у нас в Оазисе.
– Против меня нет никаких сколько-нибудь существенных обвинений. Меня не могут арестовать.
– Никто и не говорит о вашем аресте.
– Тогда к чему вы клоните, Отто?
Само собой разумеется, ей был в точности известен ответ.
– Вы должны прекратить свои выступления против Клиники. Вы откажетесь поддерживать эту проклятую инициативу по ограничению роста города. Короче говоря, вы перестанете вмешиваться в те дела, которые вас не касаются!
– А если я не соглашусь?
– Тогда Синди Ходжез получит небольшое письмо, извещающее ее о вашем прошлом.
– Я ведь не знаменитость. С какой стати она должна интересоваться никому не известной старухой?
– Бывшей проституткой, Зоя, – ответил Ченнинг беспощадно. – И я думаю, ей это будет любопытно. Ваша деятельность у всех на слуху. Но если даже Синди не проявит интереса, нам будет легко напечатать несколько тысяч листовок и разослать их по почте жителям Оазиса. Как, вы считаете, ваши преданные сторонники воспримут известие о том, что их главный оратор в прошлом – шлюха, содержательница публичного дома?
– Надо полагать, им это вряд ли понравится, – отозвалась Зоя упавшим голосом.
– И что же? Вы готовы умерить свою прыть, или же мне придется осуществить свою угрозу?
– Вы и сами понимаете, что это шантаж.
– Шантаж? – Ченнинг глумливо усмехнулся. – Вы не в том положении, чтобы бросать камни в других. Итак, что же вы решили?
– Боюсь, выбор у меня невелик.
– У вас вообще нет выбора. Но по крайней мере вы сможете жить здесь в мире и покое, если будете вести себя как следует. Разве не за этим вы и переехали в Оазис? И разве не об этом вы прожужжали нам все уши? Так или иначе, вы должны быть мне признательны, что я сразу не передал все эти пикантные подробности в прессу.
– Ладно, Отто. Ваша взяла.
– Вот и хорошо, Мэй. Теперь вам не помешает выпить чего-нибудь покрепче, – добавил он с мрачной иронией. – Если это и не поможет вылечиться от простуды, то хотя бы на некоторое время вы почувствуете себя лучше. И можете ни о чем не беспокоиться. Если вы пристраститесь к этому зелью, Клиника находится всего лишь в нескольких кварталах отсюда.
Когда Ченнинг уже собирался уходить, Зоя вдруг спросила:
– А как насчет вашей дочери Сьюзен? Я не могу отвечать за нее.
– Все вокруг прислушиваются к вам, а не к ней. Без вас никто не станет обращать на нее внимания, что бы она ни говорила.
Ченнинг ушел, а Зоя осталась сидеть в кресле, охваченная отчаянием. Случилось то, чего она боялась больше всего. Теперь она разоблачена, и ей не нужно строить догадки относительно того, как воспримут эту новость окружающие, если дело приобретет огласку. Зоя прекрасно понимала, что в этом случае она станет объектом всеобщего презрения. Более того, для нее было очевидно, что, если слух распространится по Оазису, она не сможет здесь оставаться. А она уже слишком стара для того, чтобы снова паковать вещи и пытаться начать жизнь в другом месте.
