Татьяна Успенская - Украли солнце
Полный запахами травы, остановился перед Конкордией.
— Хочу домой!
— Иди! Тебя никто не держит.
— Не могу без Любима! Хочу спасти его и помочь Гюсту, Саломее. А тебя как оставлю? Придумай что-нибудь!
Конкордия молчит. Это непривычно.
— У меня такое чувство, что я в капкане, связан по рукам и ногам. Кто-то следит за мной, ощущаю на себе чей-то взгляд, какая-то сила на плечи давит. Я боюсь…
— Я тоже боюсь, — сказала Конкордия тихо, встала и, ни слова не прибавив, вышла из кабинета.
И почти сразу без стука вошла женщина.
— Вы не вызывали меня, я сама пожелала говорить с вами.
Если бы не мёртвая холодность… перед ним — красавица!
Через минуту он знал: зовут её Эвелина Кропус, ей тридцать пять, не замужем. Девочкой участвовала в «борьбе с графами», в числе первых добровольцев явилась в Учреждение: поддержать великое начинание.
— Я с детства мечтала о равенстве и братстве людей. Всем надо жить одинаково. Так учит Будимиров.
Тон бесстрастный, а слова «мечтала», «о равенстве» совсем не так звучат, как у тех, кто под препаратом. «Мы должны служить государству», «Мы должны быть безжалостными к врагам»… От слова к слову тает её красота.
Почему такая правоверная поклонница Будимирова и его системы нарушает субординацию? Трудолюбец не смеет являться к высшему чину без вызова! Её-то он и назовёт Властителю. И тот заберёт её наверх.
— Кое-кого из врагов уже знаю и постараюсь расправиться с ними. Я хотела бы задать вам несколько вопросов. Почему распыление происходит всего две минуты? Почему цех после распыления проветривается? И так в нём холодно!
Да она не вопросы задаёт, допрашивает! Не он её, она проверяет его! Вот она, доносчица-энтузиастка! Явилась выяснить, что он за зверь.
Понадобилось время, чтобы высветилась информация, данная Корой и Апостолом. Заговорил холодно, как Эвелина:
— Нельзя допустить передозировки. Излишние химические вещества, проникнув через дыхательные пути внутрь, разрушают организм, а государство каждым дорожит, особенно таким ценным, как ваш. Кроме того, в цехе большое количество людей, и необходимо выводить выделяемый ими углекислый газ, который тоже сильно ослабляет рабочую единицу. Потому техника безопасности предписывает проветривать помещение.
Изо всех сил Джулиан старается быть похожим на Эвелину и Любима: так же прямо, точно деревянный, сидит, так же чеканит слова. Ему кажется, он блестяще играет свою роль.
— А вы можете показать мне это предписание?
Одной фразой Кропус разрушает его игру. Ни секунды нельзя помешкать.
— Извините, хозяина кабинета сейчас нет, я лишь исполнитель. Где у него хранятся документы, не знаю.
— Понятно. Непонятно другое. Почему такого важного распоряжения нет в этой брошюре?
Как сама-то дышит?! Почему против проветривания?
— Для начальников цехов и руководства есть дополнительные правила. — Рассердился на себя за неуверенность в голосе и продолжал нагло: — Трудолюбцы не имеют права свободно передвигаться по цеху, и подобные распоряжения не им адресуются. Я попрошу Номер 101 ознакомить вас…
— Да, надеюсь, он сделает это, — перебила она. Доносчица Властителя или только рвётся наверх? Джулиан буравит её ледяным взглядом, а она атакует: — Почему вызываете людей во время рабочего процесса? Почему не посвящаете нас в замыслы руководства? Ведь мы вместе строим справедливое общество!
От каждого слова зависит судьба его собственная и всех новых знакомых. Похоже, за спиной Кропус притаился сам Властитель, даже если пока она доносчик на самом нижнем этаже! Но по его вине уже погибли люди, он не хочет, чтобы погибли ещё! Разозлился на наглую бабёнку и на свою беспомощность.
— Позвольте и мне задать вам несколько вопросов, — начал наступление, лишь только возникла пауза: — Ваш личный вклад в строительство нового общества и создание Учреждения? Ваши заслуги перед государством до работы здесь? Проявление вашей бдительности конкретно: кого вы считаете врагами Будимирова и какие у вас есть к тому основания? Ваше времяпрепровождение после работы? — Впервые за свою жизнь он проявляет чудеса дипломатии! — Прошу изложить ваши соображения письменно и приложить к ним свою автобиографию. Передайте их начальнику цеха. Я вижу, вы нужный нам человек. Надеюсь, Номер 101 по достоинству оценит ваше рвение и удовлетворит ваши запросы.
На лице Эвелины даже тени довольства не мелькнуло. Может, всё-таки принимает препарат? Вот ведь и Любим готов разоблачать да карать любого, даже собственного брата! Джулиан почти признал себя побеждённым — не сумел отличить робота от неробота, как она… нет, она ничем не скомпрометировала себя, а всё-таки перестаралась. Совсем немного, чуть-чуть, но перестаралась. Слишком вытаращилась и снова стала задавать вопросы, когда это уже совсем было не нужно: а как он лично относится к деятельности Будимирова, каким видит их светлое будущее? И слишком нарочито отвернулась от хлеба, который он предложил ей.
Похоже, разгадал врага. Первого в жизни. Но можно ли считать это победой? Победила-то в их игре она. Наверх прорвётся сама, без его помощи, ни перед чем не остановится, никого не пощадит. И в её руках, похоже, люди, свободные от препарата!
Не признался бы никому, но весь день ждал именно её. Но после длительного и опасного общения с Кропус сил не осталось. И он лишь смотрел на девушку, не зная, с чего начать разговор. Молчать дольше было неудобно. Положил перед ней свою книжку.
Взяла её недоумевая, но, прочитав первые строки, взглянула на него! И, как в цехе, он забыл обо всём.
— Хотите спросить, кто я? Вижу прошлое мира. Наша страна — самая несчастная из всех.
— Что значит «вижу»? — пробормотал он. — Память такая — текст учебника воспроизведёшь от слова до слова? Или воображение такое: события себе представляешь?
Она улыбнулась.
— С графами расстреляли интеллигенцию, погубили культуру. Да, попадались и жестокие. Но большинство графов давали клятву заботиться о своих подданных, как о своих детях, а какой отец захочет, чтобы дети голодали, росли невежественными или безбожниками?! Сегодня же не любовь движущая сила в обществе, убийство.
При чём тут графы? Спросил о том, что волновало его:
— И долго это будет продолжаться?
— Существует закон…
— …по которому общество совершенствуется, и наступит время, когда не будет убийств?
— Нет, это невозможно.
— Были же страны, которые не воевали сотни лет и никого не казнили?! — сопротивляется он власти её взгляда над собой.
