Юлия Колесникова - Разрешаю себя ненавидеть
— Просто я вчера не выспалась, вот и не заметила тебя, — с трудом выговорила я, понимая, что краснею. Мне хотелось убраться подальше от любопытных глаз. Но Ирвинг все старался сделать, чтобы игра развивалась органично. Встреча в коридоре подходила под такое описание.
— Хотел тебя о коем чем спросить.
Я насупила брови, и в то же время, видя хитроватую улыбку Ирвинга, едва не улыбнулась в ответ. Все же мне стоило обидеться на то, что ему так нравилось перед всеми разыгрывать этот спектакль.
— Так спрашивай, — немного раздраженно отозвалась я, не понимая, зачем он говорит все так официально. Ирвинг явно уже переигрывал.
— Пойдешь со мной на свидание сегодня? Официальное.
Я замерла, смотря на него. Коридор вдруг показался мне пустым. И в нем отчетливо слышались удары одного моего сердца.
Не зная, что сказать, я кивнула, и обходя его двинулась дальше, словно находилась в коматозном сне. Но Ирвинг так и не сдвинувшись с места, перехватил мою руку за предплечье и развернул к себе лицом со словами:
— И еще кое-что.
Я даже и не поняла, как произошло, что он целует меня на глазах у всех, но я податливо прислонилась к нему. С боков послышались радостный смех и улюлюканье, словно мы были на свадьбе.
Внезапно меня оторвала от Ирвинга, проходившая мимо Рашель и поволокла в класс с понимающей улыбкой:
— Давно пора!
Я смущенно опустила голову, чтобы не видеть чужих взглядов, которые хотели пробраться мне в душу.
Наконец-то вся школа узнала, кем я являюсь для Ирвинга. Пока что для меня одной, это оставалось загадкой.
Глава 19
Молчание
Ненависть, как запущенная раковая опухоль, разъедает человеческую личность и отнимает все жизненные силы.
(Мартин Лютер Кинг)Мы стали парой, и об этом узнали все. Но как же болезненно было слышать о том, что никто не верил в продолжительность этих отношений. Во-первых, все знали какие не долгие отношение бывали у меня, а так же у Ирвинга. Нас никто не считал серьезными. Во-вторых, все помнили наши ожесточенные схватки полугодовой выдержки, с которых потешались все и даже перестали почти удивляться. А в-третьих, я ведь была ледышкой Флекс, Ирвинга же все знали, как весельчака и душу компании. И как же мне хотелось крикнуть им, что мы уже давно вместе, а никто об этом даже не догадывался.
Но мое недоверие к Ирвингу сослужило моему сердце плохую службу, так как некоторые в открытую заявляли, что это временное сумасшествие для нас двоих. То девушки не оставляли попыток флиртовать с ним. И конечно же это не случалось, когда я была рядом, но стоило мне отойти, и возле него появлялся рой девушек. То они названивали ему домой, и мне уже надоело объяснять этим тупым курицам, что я делаю у него дома. Как можно было забыть, что первоначально здесь жила я?
Это настолько сильно било по моим нервам, что я теперь ночами не спала, думая ну когда же Ирвинг снова отдалится от меня, не назвав причины, уйдет к другой. К любой другой, которая звонила к нам домой. А если я и спала, то эти ситуации мне снились. Рашель, постоянно твердила мне о том, что я нагружаюсь ненужной информацией, и ничего такого произойти не может — потому что у Ирвинга до этого было несколько месяцев, чтобы найти другую, когда мы не были вместе. И все же он выбрал меня, снова и снова доказывая, что ему нужна я. Но Рашель не знала всего о наших отношениях. И я тоже не знала всего, что мне было необходимо, чтобы ему верить. Он так же трепетно дотрагивался до меня, когда встречался раньше с другими.
Каждый новый день поведение Ирвинга разуверяло меня в моих страхах. Но то что он молчал о многом из прошлого, оставляло место для сомнений. И оставляло место для того, чтобы злобные сплетни оставались оседать в моей душе, собираясь в ком.
Отрава, смешанная из чужих слов, взглядов, моих снов, переживаний и не прощенного прошлого текла по моим венам. Но я молчала не слова ни говоря Ирвингу. Просто не могла что-либо ему сказать, боясь, что это заставит его отступить. Я боялась всего и все меня пугало.
Иногда Ирвинг замечал мою опустошенность, и несколько раз я сделала ошибку, натянув при этом радостную улыбку. Он же это заметил, хотя не подал виду. Вроде бы хороший случай рассказать толком, что меня тревожит и снедает. Но я зык словно прилипал к небу, и я глупо улыбалась, скрывая грусть. После такого, Ирвинга одновременно мучил гнев и чувство вины. Он не мог совсем не догадываться в чем причины такого поведения, и все же, так же как и я молчал.
Я начала бояться того, что скоро снова его возненавижу. Но все забывалось, стоило ему обнять меня и прижать к себе. Тогда страхи отступали. Ведь Ирвинг показывал, что я одна и единственная, к тому же показывал он это не только мне, но и всем остальным. Тоненький голосок недоверия и страха отступал. И я опять готова была ждать сколько угодно, когда Ирвинг заговорит о прошлом. Когда расскажет то, что я хотела знать.
Я ожидала нашего первого официального свидания, так как когда-то Рождества, особенно, когда оно немного перенеслось. Какое-то неосязаемое таинство, что было для меня в Рождестве с приходом ночи, теперь проявилось в ожидании вечера пятницы. Я ничего толком не знала о том, куда он хочет пойти, и немного волновалась. Мама по этому поводу начала метушиться, словно это выпускной, а не свидание.
Нервное настроение передалось от нее и ко мне, хотя, ну что в этом свидании будет особенного? Мы и так уже гуляли несколько недель под пристальными взглядами всех окружающих, словно никого кроме нас в городе нет. Даже некоторые туристы были посвящены в наши планы и наши отношения. Словно я и Ирвинг были еще одной достопримечательностью города.
Я надела одно из тех скромных шерстяных платец, что покупала мне мама в надежде на то, что однажды я стану похожа на девочку, воспитанку какого-нибудь дорогого пансионату. Оно было не таким уж и серым, если учесть, что сидело на мне идеально, обрисовывая линии тела. С пальто и сапожками на каблуке, я выглядела не как ученица вообще. А как студентка какого-нибудь колледжа. Как сказала бы Рашель, со мной вполне можно было пойти в любой бар Кардифа.
Ирвинг оделся не в брюки и в костюм, как предлагала мама, потому что отец, именно так одевался на свидание к ней когда-то. Он и теперь так одевался, если им удавалось куда-либо сходить вдвоем. Нет. Ирвинг надел темно-синие джинсы, светлую рубашку и жилетку, а сверху, так же как и я, наше школьное черное пальто. Мы были словно реклама школьных форм. Но какая-то слишком сексуальная — я не то нимфетка, ни то Лолита. И Ирвинг, выкопанный Гаспар Улель, только похож сам на себя, но с тем же сексуальным взглядом, и манерой смотреть на окружающих.
