Вирджиния Эндрюс - Семена прошлого
— Уйди! Иди в свою молельню и кичись там своей благонравной гордостью, дядя! В твоем сердце нет ничего, кроме зависти!
И Джоэл вышел из зала, бормоча:
— Он поплатится. В этих горах ничего не прощается и не забывается. Я-то знаю. Кому лучше знать, как не мне? Дни Фоксвортов печальны и горьки, несмотря на все их богатство.
Я обняла Барта:
— Не обращай внимания. У тебя впереди замечательный вечер, Барт. Теперь, когда светит солнце, снег на дороге подтает, и смогут приехать все приглашенные. Похоже, Бог сегодня на твоей стороне, поэтому радуйся и наслаждайся.
Ах, как благодарно и признательно он взглянул на меня! Он смотрел, желая сказать что-то в ответ, но не мог. Наконец, он просто обнял меня и ушел, очевидно, смущенный. Такой красивый мужчина, подумала я с грустью, и никак не найдет себя. Но ведь должен же быть и у Барта уголок, где он почувствует себя нужным, незаменимым и любимым.
Комнаты, закрытые с начала зимы, были открыты и проветрены; были убраны все экраны, чтобы никто из гостей даже не заподозрил, что мы можем экономить тепло или деньги на него. Были тщательно вычищены все ванные и душевые. В туалетах были припасены всевозможные принадлежности, а в умывальных — разложено по полкам дорогое мыло и вывешены прекрасные гостевые полотенца. Из кабинетных шкафов был доставлен специальный рождественский фарфор и хрусталь.
Около одиннадцати мы собрались у рождественского дерева. Барт был свежевыбрит и великолепно одет, впрочем, как и Джори. Только Мелоди была, как всегда в последнее время, одета затрапезно.
Как всегда я попыталась разрядить обстановку. Взяв на руки младенца-Христа из очень реалистично изготовленных яслей, я спросила:
— Барт, это ты купил? Если это так, то я поздравляю: я нигде еще не видела столь красивых скульптурных изображений.
— Они пришли по почте лишь вчера, и я их сегодня распаковал, — отвечал Барт. — Я купил это прошлой зимой в Италии и отослал их морской почтой.
Я была счастлива, что Барт так оживился, услышав мое одобрение, и продолжала расспрашивать дальше.
— Этот младенец очень похож на настоящего младенца, и Дева Мария исполнена чистой красоты. И Иосиф… он очень добр и симпатичен, у него такое снисходительное, всепрощающее лицо.
— И недаром, — отозвался Джори, который в тот момент раскладывал под елкой дополнительные подарки. — В конце концов, вряд ли для него могло быть понятным, чтобы дева могла забеременеть от какого-то невидимого, абстрактного Бога.
— А тебе не следует над этим размышлять, — отвечал Барт, не отрывая любящего взгляда от выбранных им фигурок. — Тебе следует просто принимать то, что написано в Священном писании.
— Но тогда почему же ты споришь с Джоэлом?
— Джори… не дразни. Джоэл помогает мне обрести себя. Он был грешником в юности, и теперь он замаливает свои грехи, делая богоугодные дела. А я — молодой человек, который жаждет греха, чувствуя, что мое несчастливое детство уже расплатилось за мои возможные прегрешения.
— Я предполагаю, — пошел ва-банк Джори, — что несколько оргий где-нибудь в большом городе заставят тебя убраться восвояси, в Фоксворт Холл, и сделают тебя таким же старым лицемером, как и твой дядя Джоэл. Мне он очень не нравится. Будь ты поумнее, ты бы дал ему несколько сот тысяч долларов и избавился бы от него.
Что-то промелькнуло в глазах Барта, из чего я поняла, что ему уже приходила в голову эта мысль. Он пристально поглядел Джори в глаза:
— Отчего ты не любишь его?
— Я не могу сказать, отчего в точности, — отвечал Джори, который всегда легко прощал. — Но он смотрит на твой дом, как на свой собственный. Я несколько раз ловил его на этом, а ты не обращаешь внимания. Не думаю, что он друг тебе, скорее, враг.
Глубоко расстроенный и озабоченный, Барт покинул нас, пробормотав напоследок:
— Когда вообще у меня были друзья?
Но через несколько минут он вернулся, неся тяжелую охапку подарков. Ему понадобилось сходить в свой офис еще дважды, Чтобы донести все, что он купил, и положить под наше семейное дерево.
Затем принес и разложил аккуратно упакованные подарки Крис.
Мелоди с униженным видом, как тень, вошла и расположилась возле камина, все еще, как и прежде, находя более удовольствия в том, чтобы смотреть на огонь, чем в чем-либо на свете. Под глазами у нее были темные круги. Ее живот был чудовищно велик. Казалось, душа ее витала где-то далеко-далеко, пока тело, как раздутое темное пятно, помещалось в кресле.
Вскоре уже мы, старательно изображая дружное семейство, слушали Синди, которая играла роль Санта-Клауса. За свою жизнь я выяснила, что Рождество само преподносит нам подарки. Все ссоры должны быть забыты, все враги — прощены. Все, даже Джоэл, собрались вокруг дерева, трясли упаковками, строили догадки и, не выдержав, разрывали ленты и веревки, смеясь и подпевая рождественским песням, которые я одну за другой ставила на проигрыватель. Скоро пол был завален блестящей бумагой и разноцветными лентами.
Синди преподнесла подарок и Джоэлу. Он принял его несколько пренебрежительно, как принимал все подарки; скорее всего, он считал нас наивными язычниками, не знающими истинного значения Рождества, которое не требует подарков. Он развернул сверток, и мы увидели белую ночную рубашку и ночной колпак, за которым, должно быть, Синди немало поохотилась. Определенно, надев это все, Джоэл должен был выглядеть как Скрудж. Тут же прилагалась эбонитовая трость. Джоэл швырнул все это к двери:
— Ты что, смеешься надо мной, девочка?
— Я просто хотела, чтобы у вас были теплые вещи на ночь, дядя, — скромно потупив взор, проговорила Синди. — А эта трость позволит вам ходить побыстрее.
— Побыстрее — от тебя? Это ты имела в виду? — Он с трудом наклонился, чтобы подобрать трость, и потряс ею в воздухе. — Может быть, этот подарок я все-таки возьму. Он послужит мне орудием защиты, когда ночью я буду бродить по саду и… по коридорам.
Воцарилось молчание. Никто не решался заговорить. Наконец, Синди рассмеялась:
— Дядя, а я об этом подумала заранее. Я знала, что однажды вы почувствуете опасность.
Джоэл молча вышел из комнаты.
Когда все подарки были развернуты и разобраны, Джори с беспокойством оглядел пространство под елкой, а затем начал осматривать комнату.
— Я не забыл про тебя, Барт, — озабоченно проговорил он. — Синди и отец помогли мне завернуть твой подарок, но я развернул его, чтобы доделать кое-что, затем завернул вновь, и Синди помогла мне поднять его. — Он просмотрел кучу из бумаги и лент. — Сегодня рано утром, когда вас еще не было, я пришел и положил его под дерево. Куда он подевался, черт возьми? Это огромная коробка, завернутая в красную фольгу и перевязанная серебряными лентами. Это была самая большая коробка среди подарков.
