Джудит Майкл - Паутина
Уже почти все. Еще несколько минут, и можно звонить. Но… не отсюда. Я позвоню из дому.
Конечно, это не к спеху. И она снова принялась разбирать груду бумаг, лежавших на столе. Наконец она встала и застегнула застежку накидки.
— Я зайду завтра, Брайан, но еще не знаю, в какое время. По пути, может быть, загляну в «Блэкфордз».
Выйдя на улицу уже в свете уличных фонарей, она смешалась в предвечерней мгле с толпой — конторскими служащими, торопившимися домой. Пойду-ка я домой пешком, подумала она, а оттуда позвоню Габриэль. Но не сразу, решила она. Ни к чему тут же браться за телефон, тем более что это не к спеху. Она повесит накидку на вешалку, положит шляпу в гардеробе в коробку, нальет себе бокал вина, поднимется в гостиную на четвертом этаже, может быть, разведет огонь в камине, поудобнее устроится в кресле и только тогда снимет трубку и наберет номер.
Но по дороге она невольно все ускоряла шаг. Когда она оказалась у входной двери, то почувствовала, что совсем запыхалась. Едва войдя в дом и даже не сняв шляпы и накидки, она села к телефону и позвонила Габи.
— Прошу прощения, миссис Андерсен, — ответила секретарша. — Мистер и миссис Уэстермарк путешествуют на машине по Италии. Я не могу даже сказать вам, как с ними связаться. Они должны звонить, но когда — не знаю.
— Попросите миссис Уэстермарк позвонить мне, — сказала Сабрина. — Я пробуду здесь еще несколько дней — до четверга или пятницы.
Она повесила трубку, расстроившись сильнее, чем ожидала. А чего, собственно, я жду от нее? Сняв перчатки и шляпу, она убрала их в гардероб, осторожно положив в коробки, выложенные изнутри мягкой материей, потом повесила накидку на вешалку. Ничего страшного, сказала она себе, день-другой можно подождать. Я уверена, через день-другой она сама мне позвонит.
Всякий раз, когда она теперь приезжала в Лондон, она ощущала, как пусто в доме без миссис Тиркелл, с ее привычными хлопотами и заботой о ней. Дом имел четыре этажа, просторные, безупречно спланированные комнаты были украшены красивейшими предметами антиквариата из Англии и континентальной Европы: шелковая обивка стен, восточные ковры на полах, мебель, обитая шелком и бархатом, воздушные кашемировые покрывала на кроватях. Все здесь говорило об уюте, исполненном неги. Но сейчас это было опустевшее жилище, где в воздухе, казалось, витает холод. А будь здесь миссис Тиркелл, все было бы иначе. Миссис Тиркелл убрала бы перчатки и шляпу Сабрины, повесила бы ее накидку, сказала бы: «У вас усталый вид, моя госпожа, почему бы вам не пойти наверх, а я сейчас принесу горячего чаю. Готова биться об заклад, что вы не завтракали. Совсем о себе не заботитесь».
Но миссис Тиркелл заботилась теперь о семье Сабрины в Эванстоне. Поэтому Сабрина сама собрала почту, лежавшую на полу у входной двери, сама налила себе бокал вина и поднялась по лестнице в гостиную. Бархатные шторы были задернуты, в комнате царила такая полная тишина, что ей стало очень одиноко. Устроившись в кресле, она бросила взгляд на часы. Половина шестого. В Эванстоне сейчас почти полдень. «А вдруг повезет», — подумала она и набрала номер служебного телефона Гарта. Через минуту она услышала в трубке его голос.
— Андерсен, — отсутствующим тоном сказал он. Чувствовалось, что он чем-то занят, едва обращая внимание на телефон и несколько раздражаясь из-за того, что его оторвали от работы.
— Ты не слишком занят? — улыбнувшись, спросила Сабрина, хотя заранее знала, что он ответит. — Может быть, перезвонить попозже?
— Я никогда не бываю слишком занят, ты же знаешь. Как у тебя дела? Боже, как я рад слышать твой голос! Я сейчас о тебе думал.
— Не обо мне, а о науке. По крайней мере надеюсь, что так. Мне бы очень не хотелось слышать, что твои коллеги продвигаются в своей науке не по дням, а по часам, а профессор Андерсен тем временем мечтает о том, как ему приятно провести время с женой.
— М-да, но не мечтает, а рассуждает как ученый. Я как раз размышлял: можно ли вычислить в цифрах, в процентах, что ты значишь для нас? Дома твое место сейчас пустует. Оказалось, что ты — это «сто процентов». В доме пусто, сколько бы мы ни носились из одной комнаты в другую, создавая видимость кипучей деятельности, будто все мы при деле. Я по тебе скучаю, мы все скучаем.
— Здесь тоже огромное пространство, но оно пусто. — Сабрина чувствовала: он словно обнимает ее, прижимается к ней всем телом в постели. — Чем вы там занимаетесь?
— Ходили ужинать в «Никс фишмаркет». Я решил, что в Чикаго это единственный подходящий ресторан, как раз для разгоревшегося аппетита Клиффа. Но я ошибся: он в два счета опустошил тарелку и попросил добавки. А вот Пенни вела себя за столом и поддерживала беседу, как настоящая леди. С ней очень приятно общаться. Почти так же приятно, как с ее матерью. И она почти такая же красивая. Как там в «Амбассадорз», все в порядке?
— Пока да. Выгодно продали письменный стол и комод, хотя экономическое положение тут сложное, купили еще несколько вещей, которые выглядят очень неплохо. Да и сам магазин смотрится отлично, здесь так тепло, красиво и уютно. Мне в нем очень понравилось.
На другом конце воцарилось молчание.
— У тебя было чувство, словно возвращаешься домой.
— Ах! — Она не смогла скрыть замешательства: как же хорошо он ее знает! Так же хорошо, как Стефани. — Нет, не домой, для меня больше нет выбора: либо магазин, либо наш дом. Но здесь это не просто магазин и не просто дом. Я слишком много вложила в них себя, своего времени, энергии, душевных переживаний. Я не могу просто войти и выйти, словно туристка.
— Ну конечно, ведь это и был твой дом. Все кругом хорошо тебе знакомо и дает возможность чувствовать себя свободной.
Сабрина слегка поморщилась. Если бы утром я не подумала об этом, он не стал бы сейчас придираться.
— Если ты хочешь сказать «быть свободной от тебя», то я не этого хочу. Я хочу быть с тобой, хочу жить с тобой, быть частью тебя, хочу тебя и твоей любви. Я соскучилась по твоим рукам, которые обнимают меня, по глазам, которые с улыбкой глядят на меня, по тому, как мы с тобой смеемся…
— Подожди минутку. — Сабрина слышала, как он положил трубку на стол, до нее донесся стук двери и он взял трубку. — Не хочу, чтобы кто-то видел, как почтенный профессор страдает от разлуки с любимой, расстроен и заливается слезами.
— Ах, любовь моя! — От щемящей нотки в его голосе у нее перехватило дыхание, и она заморгала, чтобы не дать волю слезам.
— Ладно. — Она почувствовала, как тон его голоса изменился, послышался скрип кресла — он усаживался поглубже. — Расскажи мне поподробнее о Лондоне. С кем-нибудь из знакомых удалось повидаться?
