Николай Верещагин - Приключение
Когда Лена закончила третий курс, а он к тому времени закончил аспирантуру и не без помощи будущего тестя (правда, номинальной) устроился в этот свой НИИ, встал вопрос о свадьбе. И тут Леночка, неизвестно когда повзрослевшая и выросшая, выкинула фокус. У нее оказался другой жених, лохматый и очкастый студент-историк, а Сергею она сказала, что очень уважает его, очень благодарна ему за все, но они так долго дружили и она так привыкла к нему, что он стал ей как будто братом. Неприятный был момент в его жизни. Мама с папой горой стояли за Сергея, но теперь не феодальные времена, и Леночка настояла на своем, сообщив для убедительности, что у них скоро будет внук и переигрывать уже поздно.
Неприятный был момент, но кое-что и упрощал в жизни. По правде говоря, Сергей побаивался тогда жениться, не очень ему хотелось этого. Он видел на примере многих своих приятелей, как, женившись, человек быстро обрастает заботами, как они, бедняги, разрываясь между работой и устройством быта, между кандидатской и детской молочной кухней, между производственными проблемами и проблемой колготок, очень быстро из жизнерадостных спортивных парней превращаются в мешковатых и вечно озабоченных отцов семейства. Из их интеллигентной холостой компании этим не слишком завидным путем уже отправились многие. Так или иначе, он устроил свое холостое житье и обставил очень удобно. В своем НИИ он считался завидным женихом, и многие девушки были бы не прочь пойти за него, но он не торопился. Он отнюдь не искал идеала — он в него просто не верил. Все женщины были для него более или менее одинаковы, и он твердо знал, что, когда понадобится, он просто выберет себе одну из них. Он понимал, что когда-нибудь все равно надо женится, но намечал это годам к тридцати пяти. Тогда он упрочит свое положение и тяготы быта не так будут давить на него. Он умел все рассчитывать, у него всегда все получалось именно так, как задумано. За редким исключением. С Леночкой, например…
Когда утром следующего дня он проснулся, Нина уже гремела на кухне сковородками. Оттуда доносился запах жареного, а запахов из кухни он в комнату не допускал, всегда плотно закрывал дверь во время готовки. Но Нина, конечно, этого не знала.
— Эй ты, приключенец, вставай! Завтрак готов, — весело сказала она, услышав, как он завозился.
Он встал, прикрыл дверь в комнату, а для свежего воздуха открыл балконную дверь. А когда после душа, свежий и бодрый, он вошел к ней на кухню, завтрак был уже на столе. Он заметил, что хлеб нарезан толстыми ломтями, по-деревенски, и яичницу с салом он не любил. Но ничего не сказал Нине, ел и нахваливал. Приятно все-таки не возиться у плиты самому, а съесть завтрак, приготовленный хорошенькой женщиной. Нина была спокойна и чуть насмешлива, как вчера, она как будто уже освоилась в своей роли, в ней незаметно было неловкости или смущения. «Не впервой, наверное» — мимолетно подумал он, и эта мысль неприятно задела. Когда Нина встала к мойке помыть посуду, он игриво обнял ее сзади, но получил по рукам так же решительно, как и вчера. Морщась, потер ушибленное запястье, но счел за благо не напоминать ей, что, проведя эту ночь в одной постели, они как-никак гораздо ближе знакомы, чем вчера.
День обещал быть жарким, безоблачным, и ему пришло в голову поехать за город искупаться. Они быстро собрались и отправились на Рублевский пляж. Народу в воскресный день уже с утра было много. И голубой простор водохранилища, и белые острые паруса яхт, скользящие по нему, и плеск воды, и гомон купающихся, и яркое солнце, и бравурная музыка над пляжем — все настраивало на бодрый, веселый лад, хотелось двигаться, бегать, резвиться. Нина плавала на удивление хорошо, и они заплыли очень далеко, так что к ним, разгневанно хрипя мегафоном, помчался спасательный катер с другого конца пляжа, но они, повернув к берегу, поднажали и примкнули к купающимся у берега прежде, чем катер настиг их.
— Ты классно плаваешь, — сказал Сергей, когда они вышли из воды.
— Я выросла у моря.
— Ах да, — сказал он. — Таганрог ведь на Азовском море… Ты хохлушка? — спросил он. — В тебе есть что-то украинское.
— У меня бабка была хохлушка. А я казачка — из донских казаков у меня отец.
— Я тоже как будто бы из вольных казаков, — сказал Сергей. — Только это преданья старины глубокой.
— Что-то не похож ты на казака, — с сомнением сказала Нина. — Ты какой-то типичный москвич.
Они расстелили на песке одеяло и легли погреться на солнышке неподалеку от компании, азартно игравшей в волейбол.
— А чем ты занимаешься в своём Таганроге? — спросил Сергей.
— Это тебе знать ни к чему.
— Что-нибудь секретное? Работаешь в госбезопасности?
— Да ничего секретного, но тебе это знать ни к чему. В приключении должна быть таинственность.
— И фамилию не скажешь?
— И фамилию не скажу.
— Ах да, — вспомнил он, — у тебя ведь скоро будет другая фамилия.
— Может, будет, а может, и нет… — сказала она как-то врастяжку. — Это я еще погляжу. — И тут же быстро встала, потянула его за руку. — Пойдем поиграем в волейбол.
5
В понедельник Нина собрала чемодан и сказала, что «приключение» кончилось, что она благодарит его за гостеприимство, но ей надо отправляться на семинар, что там она встретит своих коллег и будет жить с ними в гостинице. Сергей упрашивал, умолял, потом запер дверь и ключ положил в карман, сказав, что не выпустит ее, пока она не оставит чемодан и не даст слово вечером вернуться к нему. В конце концов она уступила. А сам он смотался в НИИ и договорился с начальством, что всю неделю будет работать в библиотеке и в институте не появится. Он позволял себе «пофилонить» иногда, зная, что потом все наверстает. Вечером Нина вернулась к нему, а он приготовил прекрасный ужин. Они выпили немного и никуда не пошли. Смотрели «Женитьбу Фигаро», и весь вечер просидели перед телевизором, как семейная пара, прожившая вместе немало лет.
Так и зажили, мирно и уютно. Нина сама хозяйничала на кухне, готовила ему вкусные борщи и котлеты, а однажды даже постирала рубашки. Он с удовольствием видел, что хозяйничает она умело, хотя и не с той педантичной аккуратностью, к которой он сам привык. Она разбрасывала по квартире свои вещи, подолгу оставляла немытую посуду на столе, она нарушила в его квартире тот абсолютный порядок, который он для себя установил, но он терпел и, зная, как она не любит ничего похожего на критику, ни слова ей не говорил. Возвращаясь с семинара, она заходила в магазин за продуктами, но денег, как он ни настаивал, у него не брала. «Я самостоятельная женщина, — заявила она — У меня есть свои деньги». Она так и не сказала ему, что у них за семинар и чем она вообще занимается, и он перестал расспрашивать. Он лишь узнал случайно, в какой гостинице остановились ее коллеги, — это была незнакомая гостиница где-то на Преображенке. Его она тоже не расспрашивала о работе. Он сам кое-что рассказал, нажимая на большую важность своей «фирмы», на ее причастность к спутникам и лунникам, но это не произвело на нее особого впечатления. Она охотно слушала его рассуждения о жизни, хотя частенько иронически воспринимала их и умела при случае съязвить. Они говорили о фильмах, о книгах, и Сергей обнаружил, что она довольно начитана. Правда, Мандельштама и Бальмонта она не читала, но зато очень неплохо знала Пушкина и Толстого и судила о прочитанном довольно свободно и самостоятельно — она была единственная женщина из его знакомых, которая не возмущалась тем, что сделал Толстой из Наташи в финале «Войны и мира», а считала, что он правильно написал.
