Николай Верещагин - Приключение
Обзор книги Николай Верещагин - Приключение
Николай Верещагин
ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Я не поучаю,
Я просто рассказываю.
М.Монтень1
Познакомился он с ней самым тривиальным образом, если не считать очень раннего часа — не было еще и семи утра. В ту субботу он проснулся рано и в таком бодром настроении, а утро было такое свежее и обещало такой ясный день, что захотелось за город, и он решил навестить приятеля, который жил в дачной местности и давно к себе приглашал. Спустился в метро, почти пустое в этот ранний час, и поехал на Курский вокзал. В электричке, переходя из одного конца вагона в другой, он мельком увидел в окно проходившую по перрону женщину. Одного взгляда было достаточно, чтобы заметить, как она хороша. Не долго думая, он выскочил из готовой отойти электрички… Он был уверен потом, что ощутил какой-то толчок в сердце, какой-то приказ сойти немедленно, но, возможно, это стало казаться впоследствии, а в тот момент ему просто захотелось новой интрижки, тем более, что никто не мешал.
На соседнем пути стоял недавно прибывший скорый поезд, но толпа пассажиров уже схлынула, и в длинном коридоре между поездом и электричкой женщина неторопливо шла к выходу с перрона одна. В руке она несла большой и, кажется, тяжелый чемодан и шла медленно, как человек, которому некуда спешить, которого никто не встречает. И со спины она была хороша. Во всей ее точеной фигурке было то редкое, гармоничное сочетание благородной стройности и изящной полноты, которое свойственно породе особенно красивых женщин, изначально красивых и долго, до седины, не стареющих. Ее ноги, в юбке выше колен, ее шея и руки, открытые до плеч, были тронуты смуглым южным загаром.
Пройдя до середины платформы, она поставила чемодан на перрон и остановилась, то ли разглядывая вокзал, то ли просто отдыхая. Увидев ее случайно на улице в толпе, он и тогда заметил бы, как она хороша, но скорее всего, оглянувшись, прошел бы мимо. Здесь же, на пустом перроне, они, как нарочно, были одни, и он почувствовал, что долго себе не простит, если не попробует эту красотку «склеить». Женщина подняла чемодан, оттянувший ей руку, и чуть подламывающейся походкой двинулась к выходу с перрона. Не давая себе времени на раздумья, боясь волнения, которое может помешать, он быстро нагнал ее и взялся за ручку чемодана.
— Позвольте, я вам помогу? — сказал он легко и просто. Она не слишком приветливо глянула сбоку, но не испугалась, не отшатнулась, а спокойно свой чемодан отдала.
— Носильщики у нас еще спят, — начал он, сразу идя на сближение. — А вам явно нужен носильщик…
— Обошлась бы и так, — проговорила она безразлично, как отвечают на случайный вопрос случайного прохожего, и тон этот несколько смутил его. Он не стал продолжать в прежнем духе, но и тушеваться было не в его правилах.
— Я Сергей, — выдержав паузу, сообщил он просто.
— Нина, — ответила она тоже просто, без тени удивления или кокетства, без всякого интереса к нему.
На площади он двинулся было к стоянке такси, но женщина сказала, что такси ей не нужно, и повернула к метро, даже не оглянувшись, идет он за ней или нет. За все время, пока лестница эскалатора текла вниз, она ни разу не посмотрела на него, нисколько не интересовалась им, словно он был каким-то служебным лицом, направленным лишь встретить ее и куда-то препроводить. Он не привык к такому отношению и не сразу смог найти нужный тон. Пока что он держался скромно и сдержанно, как если бы и впрямь был неким служащим, не претендующим ни на что. Он не знал, куда она поедет: к родным, в гостиницу, или все-таки домой, где ее ждут муж и ребенок, но пока не спрашивал ни о чем. Стоя сбоку (встать на ступеньку ниже и лицом лицу он почему-то не решался), он что-то говорил о Москве, о метро, о только что установившейся хорошей летней погоде, и она слушала с безучастным спокойствием, а в какой-то момент зевнула, прикрыв рот узкой смуглой ладошкой. Зевнула так просто и естественно, что это даже не обидело. Ни показной скуки, ни пренебрежения к нему — просто сладкий утренний зевок недоспавшего в поезде человека.
Тут, стоя рядом с ней на эскалаторе, он поразился, до чего она все-таки хороша, хотя чем именно определил бы не сразу. Но эти нежные, чуть подсохшие губы, этот ровный точеный нос, эти брови под гладким лбом, будто мастерски прочерченные углем, и глаза, темно-синие за густыми и темными, но без признаков туши ресницами… Эти темно-синие глаза на смуглом лице особенно нравились ему. Но в ее красоте не было ничего броского, деланного, вызывающего. Казалось, скажи ей, как она хороша, и она с удивлением вскинет свои тонкие брови: о чем это он?..
Он не в первый раз вот так на улице знакомился с женщиной, знал правила съема, знал, как женщину «зацепить», и если не всегда добивался успеха, то резкого отпора тоже не встречал. Он знал многих женщин и уже давно научился по некоторым едва заметным признакам определять, пойдет дело на лад или нет. Легко угадывал прятавшийся за внешней холодностью интерес, но знал и то, что легкомысленный, даже фривольный разговор ничего еще не значит, что на него часто идут женщины совсем не легкомысленные, а особы твердые и уверенные в себе, которые умеют поставить на место увлекшегося ухажера и потому не боятся мимолетных знакомств.
С Ниной было непонятно. Она держалась так спокойно и безучастно, так мало замечала его (будто он и вправду просто встречающий), что он не знал, как лучше повести себя с ней. Ее спокойствие и обнадеживало и пугало: это могла быть и доступность привыкшей к таким легким знакомствам женщины и совсем даже наоборот. Скорее, наоборот. Он уже чувствовал, что она как-то особенно нравится ему, и это делало его каким-то непривычно робким. Его и напрягало это и странно нравилось в себе уже забытым юношеским, мучительным, и в то же время сладким, волненьем. Он, как всегда в таких случаях болтал ни о чем, пытался острить, и раз или два Нина улыбнулась его шуткам, но он был не в ударе — сам это чувствовал, а хотелось быть особенно обаятельным и остроумным. Может, оттого, что очень хотелось, как раз и не выходило.
Хоть и односложно, она все-таки отвечала на его вопросы, и слово за слово он узнал, что она приехала поездом из Таганрога, у нее какой-то семинар, что занятия начнутся в понедельник, но она решила приехать на два дня раньше, чтобы Москву посмотреть, побывать в театрах и, может быть, хотя знает, что это нереально, даже в Большой попасть, а на эти два дня рассчитывает устроиться в гостинице. Он сказал, что летом в Москве это трудно, почти невозможно, придется объехать десяток гостиниц, да и то не факт, что поселят в какой-то из них. Она выслушала, но пожала плечами, как будто на нее лично это не распространяется. Все складывалось удачно, и он решил действовать наобум. «Я знаю одну гостиницу, где можно устроиться, — сказал он, — но это не в центре, в Черемушках». Она спросила, как называется гостиница, и он ответил: «Мечта». Усмехнулась: «Название подходящее».
