Ирина Лобановская - Жду, надеюсь, люблю...
А самым счастливым днем в ее жизни стал день, когда родился Слава.
Слава, Славочка…
Марина лежала в роддоме, смотрела на малыша и думала, что вот теперь ей в жизни больше ничего не надо.
Где-то она читала или слышала, что человек вообще счастливее всего в животе матери, там каждый миг — радость, а весь мир, в котором он собирается жить, — от края до края — распахнут перед его глазами. И всех беременных Богородица водит за руку.
И еще не случайно готовящимся стать мамами рекомендуют ходить в картинные галереи. Хотя здесь существовала какая-то неясность. Ну, с музыкой все можно понять — ребенок слышит и в животе. Но для картин — ему тогда перископ нужен.
Мать тогда объяснила Марине, что тут просто речь идет о настроении будущей мамы, когда она смотрит на картины, чисто об эстетическом моменте. На эмоциональном уровне он всегда передается ребенку.
— Почему ты разошлась с Романом? — нередко возникала любопытная сестра.
Она никак не могла понять причин развода.
Сестра Арина…
— Что ты здесь делаешь? Зачем здесь торчишь? — спросила она. — Уже осень, все уехали в город. Дачи стоят пустыми. Тебе не страшно? Поедем в Москву! Там Иван и Петька. И Володя.
Муж Володя…
Марина молча покачала головой. Нет, она никуда не поедет… Слава вернется сюда. Обязательно.
— Я пришлю за тобой Сашку! — пригрозила сестра. — Смотри, ты дождешься! И он силой, вместе со своими полоумными друзьями-геологами, утащит тебя в город.
Из старших в семье остался уже один Александр. Остальные ушли… Ушли тихо и спокойно, без слез и жалоб, хотя в последние годы очень болела мать. И теперь брат исполнял роль главного. Он уже по возрасту не мог ездить в бесконечные экспедиции, хотя по-прежнему обожал свои геологические партии и новости. В его квартирку нередко вваливались грязные, потные, уставшие бывшие коллеги, долго по очереди плескались в ванной, потом еще дольше пировали на кухне.
— Пьянствовали, — недобро комментировала Марина.
А затем укладывались спать на полу вповалку. Для этой цели Александр держал дома на антресолях несколько матрасов и еще два надувных.
— Когда ты, наконец, женишься? — нередко начинала приставать к нему Арина.
Он хохотал.
— Да правильно, какая у него может быть семья? — возражала сестре Марина. — У него геология в качестве женщины. Они с ней давно вась-вась. Всю жизнь проездил по экспедициям… Кто согласился бы его тут ждать? Любая бы удрала.
— А вот и нет! Самые крепкие семьи у капитанов дальнего плавания! — заявляла Арина.
— Именно! Потому что у него в каждом порту по семье. Все по уму!
Марики пытались понять брата. Но все попытки понимания, предпринятые ими еще в студенческие годы, когда они старались найти общий язык с родителями, оказывались безуспешными и с треском проваливались. Когда-то Марине почудилось — на миг, на мгновение, — что она поняла отца и мать. Эти курения на лестнице, эти неслышные слова упреков… Но едва дело коснулось новых шмоток…
Во всем тогда оказалась виновата Арина. Именно она вдруг объявила родителям, что выходит замуж за соседского сына. Марики тогда учились на третьем курсе Гнесинки, собирались стать дирижерами хоров. Хотя в глубине души каждая лелеяла свои тайные планы. Марина мечтала стать певицей, Арина пробовала себя в качестве пианистки. Но основная их задача свелась к поиску мужей. Правильнее, выгодных замужеств. Чтобы штамп в паспорте. Без этого фирменного знака они чувствовали себя неуютно, как неодетые.
— Ты так отлично выглядишь и так весела, точно уже овдовела и почуяла вкус свободы, — съязвила Марина, хмуро глядя на сестру.
Сестра Арина… Тьфу на нее!
— Макарыч начал без Славы беспрерывно впадать в непонятную меланхолию, — пожаловалась она. — Меня это прямо бесит. «Свой возраст ощущаешь по отношению к тебе врачей, — недавно заявил он. — В какой-то момент они перестают обращать на тебя внимание». Я ему говорю: «Зачем тебе врачи? Ты здоровее многих молодых. Докторов только удивишь своим появлением». А он талдычит свое: «Нужно обследоваться и наблюдаться. Пойду на диспансеризацию!» Старый дурак! Славка смеялся над ним. И любил.
Арина ненадолго замолчала.
Ее муж по-прежнему бегал в садике по утрам, исправно ходил каждый день на службу и горделиво носил откинутую назад голову. Старость пугливо обходила его стороной.
— Скажи, Марка… А ты действительно веришь, что Славик вернется?…
Марина зябко закуталась в шаль.
— Не верила бы, не сидела здесь… А ты что, не веришь?
Сестра опять помолчала.
— Это очень трудно, Марка… Но мне без Славы тоже тяжело… Я даже не представляла себе раньше, как привязалась к нему. Как к своему собственному ребенку…
— А почему ты не родила? — прямо, в лоб, спросила Марина.
Никогда раньше не отваживалась на этот вопрос.
— Дура потому что, — хмуро пробурчала сестра. Сестра Арина…
Глава 3
Во время своей первой беременности Марина все время слушала Вивальди. В ожидании счастья.
И восьмилетний Слава, услышав как-то Вивальди по телевизору, спросил:
— Мама, что это за музыка? Вроде не слышал раньше, а такое впечатление — что-то очень знакомое!
Что-то очень знакомое…
Муж Роман… Когда начался их разлад?…
— Тебя видели с женщиной!
Марина говорила трагическим шепотом, но смотрела с откровенным любопытством, широко распахнув удивленные глаза и откинув от лица темные шторки волос. Роману стало смешно.
— Откуда вестишки? Прискакала анонимка или брякнул неизвестный доброжелатель?
— Девки рассказали! Верные друзья! — объявила жена. — Ты пил с ней кофе. Все по уму!
Роман хмыкнул.
— Маленькое интервью позволишь? Всего-навсего кофе? Дык… Чего уж тут скрывать — пил! Ну и что? Это возбраняется, родная ты моя? Чай предпочтительнее? Дурью твои девки маются от скуки и безделья! Потому и за мужиками чужими подглядывают. Своих маловато.
— Но раньше ты никогда не ходил с бабами в кафе, — продолжала Марина. — Тем более вечером.
Роман вздохнул. Идиотизм ситуации заключался как раз в том, что жена нащупала болевую точку. Чисто случайно подметила и подсмотрела благодаря своим преданным до гроба подругам-хористкам. Подсознательно вычислила. У бабья нередко потрясающе тонко работает интуиция. Особенно по части себе подобных. И ни кофе, ни вечернее кафе здесь, конечно, ни при чем.
Роман переместился от стола на диван.
— Продолжим наше импровизированное интервью. Ты задумала ревновать? Родная ты моя! Я признателен тебе за это.
