Договор на одну ночь (СИ) - Акулова Мария

Глава 5

Лена

Закончив обычные утренние обязательства, сдергиваю с шеи фартук и вешаю его на крючок.

Обмахивая лицо ладонями, выхожу из кухни в большой зал Кали Нихта.

Здесь безлюдно и прохладно.

Хорошо.

И может в любой другой день я бы посидела тут или поднялась к себе в комнату, чтобы немного поваляться прежде, чем приступить к дальнейшей работе, но сегодня всё не так.

Взглядом ловлю стоящего между лестницей и столиками дядю Димитрия. Он смотрит на меня, сложив руки на груди и нахмурившись.

Злится до сих пор.

Только и я тоже злюсь.

В разрез с привычной «традицией», я до сих пор не извинилась перед ним за произошедшее.

Он, конечно же, это заметил. Ждет.

Но «исправлять оплошность» я совершенно точно не буду. Мне не за что просить прощения.

Упрямо сжав губы, перестраиваю маршрут. Подхватываю со стула сумку с полотенцем, солнцезащитным кремом и сланцами и направляюсь к выходу.

Меня, конечно же, никто не уволил. Если говорить честно, это было бы скорее наказание не мне, а самому дядюшке и тетушкам.

Ну вот где вы в разгар сезона найдете человека, способного исполнять любую работу в ресторане? Я же не просто официантка. Не просто подмастерья на кухне. Я здесь выросла. Я умею делать всё. И мету. И крашу. И разношу. И собираю. И готовлю. И драю. И общаюсь по закупкам. И устраиваю вечерние программы. И инстаграм наш веду.

Будь я посмелее, назвала бы себя незаменимым человеком в Кали Нихта, но дело в том, что это скорее проблема для меня, чем преимущество.

Но если изначально вывернутый на депутата кофе казался трагедией, то теперь… Я внезапно нашла в произошедшем позитив.

Меня наказали запретом участвовать в пятнично-воскресных выступлениях на протяжении месяца. Дядя не знает, что это последние мои месяцы работы у него. И пусть для моей души наказание жестокое, но, с другой стороны, так даже лучше. Я отвыкну. Все отвыкнут. Мы поймем, что можем друг без друга.

Я, в ответ на наказание, перестала быть сверх старательной и переживательной.

Слова Андрея Темирова сработали странным тумблером. Голову утяжелили новые мысли. А вдруг я правда могу позволить себе больше, чем всегда считала?

К примеру, просто валяться на пляже с девяти до двенадцати в свои законные летние каникулы?

Под моим сарафаном – купальник. В кармашке лежат деньги из коробки. Я не просто расстелю полотенце на мелкой гальке. Я заплачу за шезлонг, зонтик и отдохну нормально.

Кстати, кроме запрета петь, дядя еще лишил меня чаевых за тот вечер. За ужин старосты не платили (это был вклад семьи Шамли в важное для всех нас мероприятие), но по завершению наш староста вручил дяде конверт с благодарностью. Большую часть он взял себе, конечно же, но и с сотрудниками поделился.

Со всеми. А я наказана. Вот так.

Вздергиваю подбородок и иду мимо, игнорируя неприкрытое внимание к себе.

– Лена.

Скрипя зубами, торможу в ответ на угрожающий оклик уже на выходе.

Развернувшись, надеваю на лицо по-детски лицемерную маску готового слышать и слушать ангелочка.

– Да, дядя?

Похлопываю ресницами, без страха смотря в лицо своего опекуна. Меня и саму удивляет, если честно, насколько произошедшее задело.

Дядя Димитрий сделал для меня очень-очень-очень много добра. Я ему благодарна. И всегда старалась отплатить в меру сил. Но после слов заезжего депутата мне стало за себя же дико обидно.

Он ведь не просто так спросил про отца. Отцы должны защищать. А я разве виновата, что отца у меня нет. Зато есть дядя… И что он?

– Ты так и не хочешь ничего сказать?

Дядя, в котором рядом с эмоционально скупым благородством по отношению к осиротевшей мне, живет еще и огромное тщеславие, которое я обязана тешить.

– Что, тейе (прим. автора: дядюшка)? Я же вроде бы всё уже объяснила. Георгиос больно и неприлично меня ущипнул. Он посчитал, что это будет смешно. Но в итоге получилось ужасно. Я несколько раз извинилась перед мужчиной, чью одежду испортила не по своей вине. А Георгиос перед ним извинился?

В просторном помещении накаляется обстановка. Дядюшка заводится. Я тоже.

Уверена, из кухни за нами подглядывают, но выйти не рискнут. После ужина старост я часто ловлю на себе печальные, а местами и обвинительные взгляды. Все считают, что я виновата. И должна ходить с понурой головой, пока меня не простят. А я какого-то черта жестоко сопротивляюсь.

Теперь уже губы дяди плотно сжимаются. Взгляд мечет низкоразрядные молнии. Он привык, что на попятную всегда иду я. Ему нужно это, чтобы поставить галочку. Убедиться, что мое воспитание не сбоит.

А я еле держусь, чтобы не уточнить: как вы думаете, почему ваши дети тут же упетляли, как только возникла такая возможность? И почему вы держите меня?

– Не приплетай сюда Георгиоса, Лена. Я тебе говорил: не крути перед мужчиной…

Дослушать у меня нет никаких сил. Фыркаю и взмахиваю рукой.

– Я ни перед кем ничем не кручу! Я просто ставила чашку! Я не заслужила, чтобы меня вот так…

– Хватит, Лена.

– Нет уж! Вы же обещали меня уволить, тейе! – Повышаю голос. Злю дядю еще сильнее. Но он почему-то уже не такой резкий. Повторить свою угрозу не спешит. – Так увольте, ради бога! Я буду очень рада! А пока у меня свободное время и я иду загорать! Ясас (прим. автора: до свидания)!

Не давая возможности себя задержать, взмахиваю рукой, разворачиваюсь и быстро спускаюсь по белым ступенькам.

Я думала устроиться на ближайшем пляже, чтобы бесить своим отдыхом дядю и тетушек. Но короткая беседа расшатала настолько, что никого уже бесить я не хочу.

Со мной давно такого не было, но в последние дни меня качает и шатает.

На следующий день после ужина старост к нам на обед пришел Георгиос со своими дружками.

Обычно я его игнорирую до последнего, но тут не сдержалась. Их столик обслуживала другая официантка, но я тоже подошла.

Он так красноречиво ухмылялся, что мне хотелось заехать по ехидному лицу. "Безрукая", да? А ты тогда какой?

Я потребовала у старостеныша публичных извинений.

Он был удивлен. Конечно же, сделал вид, что я всё придумала.

Своих извинений я не получила, но предупредила, что если он еще раз меня коснется без спросу…

Что будет – не знаю. Скорее всего, ни черта. Но и терпеть я устала.

За эту "выходку" получила от дяди еще один нагоняй. И из девочки на подхвате в любое время дня и ночи я стала исключительно вечерней официанткой, когда нагрузка максимальная.

Ну и пусть.

Я всё равно скоро уеду.

Точно-точно. Окончательно.

Пройдя по набережной почти что до конца, сворачиваю на одном из дальних пляжей. Он непопулярен, поэтому полупустой. Но мне это и нужно.

Парень-спасатель узнает во мне местную и не берет деньги ни за шезлонг, ни за зонтик. Бережет мой стартовый капитал.

Я устраиваюсь с комфортом. Обмазываю и без того смуглое тело солнцезащитным кремом и прячусь под зонтом. Достаю из сумки книжку.

В моей голове проживать дни туриста в курортном городке – всегда было чем-то запретным, желанным и сладким, но в реальности очевидной вспышки ленивого кайфа я пока не чувствую.

Прочитав несколько строчек вроде бы интересной книги – сбиваюсь. Поднимаю взгляд на море. Смотрю на горизонт. Пусть оно успокоит…

Я часто возвращаюсь мыслями к тому вечеру. По минутам восстанавливаю события.

Все же замечают, что Георгиос переходит со мной границы. Все замечают, но только Петр хотя бы как-то его осадил. И… Андрей.

О нем я вспоминаю чаще, чем о других.

Столичный депутат больше к нам не приезжал, да и вряд ли вернется.

Ничего не ел. Кофе на него вывернули. Провинившуюся официантку никто не уволил. Вряд ли ему сильно по вкусу наши побережные приколы. Они и мне-то не очень, но…

Мне сложно совсем о нем не думать. Я несколько раз лезла в интернет. Читала.

Ему тридцать три. Он раньше работал на должности, которую мне пришлось гуглить отдельно. Весь из себя образованный, красноречивый, обеспеченный... И при этом грек.