Бег по взлетной полосе - Ру Тори
– Я знаю. Задержалась. А телефон сел, – спохватившись, начинаю умолять. – Извините меня, извините, хорошо?
– Где ты таскалась? Забыла, что Игорь просил не добавлять нам проблем и возвращаться пораньше? – кричит мама, и я отступаю назад.
Моя мама всегда безоговорочно доверяла мне, возможно, даже больше, чем следовало. Она не была «матерью года», но если я что-то и утаивала от нее, то из благих побуждений – ведь реальность не состоит лишь из счастливых моментов и поводов для гордости. Однако сейчас в ее тоне сквозит недоверие. Разочарование, усталость, раздражение… Мама не на моей стороне.
По коже пробегают мурашки, а горло сжимает спазм: я не смогу ничего доказать.
Потому что… У меня больше нет голоса.
Да и что я скажу ей? Что весь день промоталась с Китом – кошмарным сном всех матерей девочек-подростков? Что мы орали неприличные слова на весь парк, кормили уток и молча глазели друг на друга, и я из-за этого забыла обо всем на свете?
В выжидающем взгляде Игоря кипит злорадство.
Отворачиваюсь, вешаю толстовку на золоченый крючок, роюсь в карманах – как могу тяну время, сочиняя приемлемый ответ.
– Ну? – требует мама, и Игорь воркует:
– Аня, брось. Яночка сейчас в том возрасте, когда такие вот явления неизбежны. Мы должны быть готовы к новым исчезновениям и загулам и уметь принимать меры. Она может и что-то похлеще выкинуть: наркотики, алкоголь, залет от какого-нибудь безголового парня…
От его словесного поноса в висках зарождается ноющая боль. Я никогда не врала маме, но сейчас непроизвольно сжимаю кулаки и шиплю:
– Я гуляла с Зоей! Мы катались на аттракционах, заходили в кафе, болтали. Давно не виделись, поэтому и потеряли счет времени. Какие еще исчезновения? Какие загулы?!! Какой, вашу мать, залет???
По щекам текут потоки слез. Браво. Я сама себя удивляю.
Мама, стряхнув оцепенение, бросается ко мне, душит в объятиях и всхлипывает:
– Ох, Яна, не делай так больше. Я очень переживала!
– Телефон разрядился… Я не заметила… – бубню в ее плечо и с вызовом смотрю на Игоря.
Он бледнеет от ярости.
Недели идут своим чередом. По утрам перед работой Игорь давится черным кофе, гладит под обеденным столом мамины колени, и мама сияет, заливаясь нежным румянцем. А я своим никому не нужным присутствием дополняю идиллическую картину полной и счастливой семьи. В такие минуты мне кажется, что я старше, грустнее и мудрее этой наивной дурочки, и еда не лезет в глотку.
«Папочка» возвращается домой раньше мамы – чавкает ужином и, развалившись на кожаном диване в гостиной, смотрит фильмы на огромном плоском экране или подпевает своим нудным кумирам. Иногда я слышу, как он орет в трубку на подчиненных, пыхтит на беговой дорожке, а потом два часа принимает душ. Он не достает меня, но я все равно ожидаю подвоха и стараюсь без крайней необходимости не попадаться ему на глаза.
Страх облепляет кожу, как мокрая тряпка, едва мы оказываемся в квартире одни.
По пятницам Игорь приносит метелки цветов и оставляет их на видных местах, купаясь в восторгах вернувшейся за полночь жены.
А я чувствую себя лишней деталью, брошенным щенком, досадным недоразумением, обузой.
Целыми днями брожу по городу: дремлю на ранних сеансах в кино, в одиночестве ем фастфуд в торговых центрах, закатав джинсы, измеряю глубину фонтанов на площади, раскинув руки, лежу на газоне в сквере и смотрю в небо.
Возвращаюсь к десяти, шмыгаю в обустроенный для меня угол, скрываюсь под одеялом, и мама, заглянув с поздними пожеланиями сладких снов, не предпринимает попыток завести разговор.
А ночами из соседней спальни раздаются скрипы и стоны.
Я зверски устала: затыкаю наушниками уши, врубаю музыку, ту, что мама называет дикой, и подолгу пялюсь в темный потолок с отсветами фар редких машин.
И мечтаю очутиться в родной тесной комнате старого дома, где когда-то можно было петь, не жалея связок, громко смеяться и до утра придумывать невероятное прекрасное будущее – безбрежные синие небеса, в которые, набрав разбег, я обязательно взлечу, когда стану взрослой. В той уютной теплой комнате я вечно ждала папу – он приезжал и привозил с собой атмосферу праздника, сюрпризы и истории о чудесах, возможных в реальности. Там же спустя годы я горевала о нем, перебирая подарки, оставшиеся на память на пыльных полированных полках.
Слезы царапают горло, жгут кислотой.
Я скучаю.
Ничего нельзя вернуть, и это чертовски печально.
Я хочу поболтать с прошлогодней версией Зои, а еще – просто помолчать рядом с Китом. И снова обнаружить себя живой…
Потому что он почти месяц не покидает моей головы, устроив в ней гребаный бардак. Сердце выпрыгивает, а мозг клинит от любой залетной мысли о нем.
Я досконально изучила все старые видео на его канале – на них он беззаботно рассуждает о жизни и передает приветы с заброшек, верхушек высоковольтных опор, крыш вагонов и других опасных мест, куда придурка заносила судьба, но ничего унизительного или мерзкого не вытворяет. Подписчики любят его и охотно оставляют комментарии.
…Вообще-то, я сотни раз пересмотрела эти ролики в надежде избавиться от морока, но легче мне так и не стало. Виной всему его улыбка, способная отправлять в нокдаун даже через монитор.
По сей день, проезжая мимо парка, я порываюсь выскочить из автобуса и, пробежав по брусчатке, найти парня в ярком жилете, превращающего сахар в облака ваты, а плохое настроение – в восторг, заглянуть в его глаза и пропасть… Но не решаюсь.
Скорее всего, Кит уже давно забыл обо мне. Подумаешь, серая мышь из параллельного класса размазывала при нем сопли. Подумаешь, он ее пожалел…
Но сегодня, в разгар моего июньского анабиоза, произошло грандиозное событие.
Объявилась Зоя.
«Ян, привет! Надо увидеться! Срочно», – замелькали одновременные сообщения во всех профилях, и я, мгновенно забыв про обиды и гордость, с радостью согласилась прийти на встречу.
Глава 8
Собираю в хвостик непослушное каре, набрасываю поверх майки олимпийку и, смерив взглядом ни на что не вдохновляющее отражение в зеркальной дверце шкафа, покидаю свою ненавистную нору.
Как ни странно, субботним утром мама осталась дома – на кухне постукивает о разделочную доску нож, шумит вода, по квартире разливается умопомрачительный запах жареного мяса, свежей зелени и ванильной выпечки.
А вот Игоря поблизости не наблюдается – свалил на «тимбилдинг», лишая коллег законного выходного ради игры в его любимый пейнтбол. Его не будет до вечера, но я все равно спешу поскорее отсюда смыться.
Интересно, что за обстоятельства вынудили Зою написать первой? Возможно, она больше не держит зла и хочет помириться? Меня потряхивает от волнения.
Завязываю шнурки, роюсь в кармане, подсчитываю очутившуюся в ладони мелочь – должно хватить на проезд и кофе. Великодушный «папочка» ежедневно выделяет мне деньги на «карманные расходы», но я стараюсь не тратить их: брезгливо прячу между страницами любимой книжки и обязательно верну при случае.
Воображение рисует милую трогательную картинку: Зоя, уткнувшись покрасневшим носом в мое плечо, всхлипывает и жалуется, что Марк не ответил ей взаимностью. Клянется, что никакой парень не стоит нашей дружбы и больше никогда не встанет у нас на пути. Что она тосковала по мне…
Я улыбаюсь.
Мы обязательно разберемся во всем – поплачем, подеремся, посмеемся, а завтра, вместо того чтобы блуждать по исхоженным вдоль и поперек центральным улицам, я буду пить чай в привычном беспорядке ее комнаты и расхваливать наряды, которые еще не успела оценить.
– Яна, подожди! – Мама стеной вырастает передо мной, разрушает иллюзии и повелевает: – На пару слов.
– Ну что еще? – бубню разочарованно и со смертельной скукой смотрю в ее лицо.