Бег по взлетной полосе - Ру Тори
Озираюсь в поисках путей к отступлению, но ноги подводят. Кит, уже не милый, а обычный – дурной и загадочный – радостно сообщает:
– Она разрешила. Прошу! – И раскланивается, указывая на огороженный заборчиком ход к аттракциону.
Последняя надежда на спасение меркнет: женщина скрывается в будке, ее фигура в оранжевом жилете маячит в окне и склоняется над пультом.
Кит терпеливо ждет, пока я устроюсь на не слишком удобном сиденье, усаживается рядом, опускает крепления и защелкивает их на мне и на себе.
Дребезжит звонок, тележка приходит в движение.
– Это очень доставляющая вещь! – торжественно втирает мне Кит, в предвкушении становясь похожим на маньяка. – Ты сейчас все проблемы забудешь! Я клянусь тебе! Я знаю, о чем говорю!
Я не слушаю – заранее зажмуриваюсь и мертвой хваткой сжимаю теплый металл, отгородивший меня от пропасти и верной смерти.
Тележка разгоняется, карабкается вверх и ухает вниз вместе с моим желудком. Центробежные и центростремительные силы швыряют меня в разные стороны, вдавливают в кресло и вырывают из него, я проклинаю все на свете и этого придурка Кита.
По левую руку он орет во все горло:
– Юх-ху! – И визжит как девчонка.
В ушах завывает ветер, каре давно превратилось в воронье гнездо, под опущенными веками вспыхивают и гаснут красные сполохи.
Вокруг творится ад и хаос, моя никчемная жизнь вот-вот оборвется.
Снаряд взлетает почти вертикально и замирает.
– Сейчас будет круто! – пытается отдышаться Кит. – На счет «три» открой глаза и не держись! Ладно?
В ужасе мотаю головой и еще крепче зажмуриваюсь.
Адская карусель срывается в пике, Кит хрипит диким сорванным голосом:
– Ну, давай! Раз, два… Три!!!
И я, вопреки здравому смыслу, распахиваю глаза.
Расслабляю онемевшие пальцы, осторожно развожу в стороны затекшие руки.
Отпускаю страхи и тревоги и… Лечу.
Время остановилось, лучи солнца и теплый ветер гладят лицо, я касаюсь ладонью мягкого неба, пробегаю резиновыми подошвами по густым кронам сосен, ловлю облака, вижу сверху каждую мелочь этого мира, и он прекрасен.
Огромное счастье не вмещается внутри, раскрываю рот, и оно вырывается наружу звонким криком.
– Я лечу, вашу мать!!! – дерет глотку Кит, в порыве единения душ я присоединяюсь к его воплю:
– Я тоже лечу!!! Я лечу-у-у-у!!!
На нас смотрят, а мы хохочем, проваливаемся в яму и снова устремляемся к неведомым вершинам.
Скорость снижается, постепенно сходит на нет, карусель тормозит. Впечатываюсь в тишину и несколько секунд прихожу в себя.
Кит первым проявляет признаки жизни – щелкает креплением и безо всяких церемоний избавляет от оков и меня.
– Ну как? – шепчет он, уставившись в упор.
Чтобы прийти в сознание, мне сейчас необходимо не отпускать его взгляд. Серый, бездонный и спокойный, так похожий на взгляд старого друга.
И я держусь за него.
– У меня нет слов… – шепчу в ответ.
Кит улыбается так, что заходится сердце.
– Закругляйся, Никита! – зовет женщина у будки, он вздрагивает, обреченно возводит очи к небесам и ловко выпрыгивает из тележки.
Я тоже выбираюсь наружу, и мы бок о бок медленно бредем назад – земное притяжение кажется непреодолимым для тех, кто сумел взлететь.
– Спасибо! Это было незабываемо! – признаюсь, и горло саднит.
Кит набрасывает на растрепанные волосы капюшон, замедляет шаг и прячет руки в карманы жилета:
– Всегда пожалуйста.
Мы вновь играем в бессмысленные гляделки, а я задыхаюсь от ужаса: через какую-то пару минут мы расстанемся. Дойдем до его рабочего места и попрощаемся – у меня нет больше повода задерживаться тут.
Поток пьяных мыслей не дает сосредоточиться, но я все же придумываю гениальное решение: а если мне тоже что-нибудь для него сделать? Просто так, как ответный жест. В этом ведь нет ничего такого…
Даже если этот парень – не кто иной, как придурок Кит.
За его плечом, в конце аллеи, белеет строение из стекла и пластика, желтая вывеска оповещает отдыхающих, что внутри находится кафе.
Молниеносная идея вспыхивает в мозгу и слетает словами с губ быстрее, чем я ее осознаю:
– Кит… Как насчет того, чтобы зайти во-о-он туда? Я угощаю!
Я готова с разбега убиться о стенку и исчезнуть от позора, потому что все это неправильно, и вообще…
Но Кит повергает меня в шок. Он соглашается.
– Почему нет? Я так хочу есть, что, наверное, тонну булок сожру!
Глава 6
Тихая музыка, запах кофе, ванили и жареного сладкого перца, приглушенный свет, падающий на столики через разноцветные витражи под крышей, – тут ничего не изменилось с тех пор, как мы приходили сюда с папой.
Я замираю в дверях.
– Только не говори, что передумала! – разочарованно тянет Кит и легонько пихает меня в бок.
– Не передумала! – заверяю, шагаю к стойке и, прищурившись, изучаю стандартное для подобных кафешек меню.
Папа заказывал здесь ту самую ужасную пиццу с курицей и ананасами – «Гавайскую» – и повторял с улыбкой, что нужно расширять горизонты, даже будучи прикованным к земле. Потому что в мире еще столько всего непознанного, и мы не знаем, в какой из дней все может внезапно закончиться… Я же, брезгливо морщась, выбирала для себя что-то более традиционное. Мы нагружали едой поднос, занимали столик в самом дальнем углу, за разлапистым искусственным цветком, и делились новостями прошедшей недели.
Папа тогда уже болел, но ни одна живая душа не знала о недуге.
Это потом я научилась есть эту жуткую пиццу. Жевала, часами сидя напротив папиного стула, опустевшего навсегда, и не чувствовала вкуса.
А спустя время поняла, что мне нравится необычное сочетание ингредиентов.
Подумать только, прошло целых два года с того вечера, когда бледный похудевший папа улыбался мне здесь в последний раз.
Я отступаю и налетаю спиной на чью-то твердую грудь. Поднимаю глаза, вижу Кита и тушуюсь.
– Что ты будешь?
Деловито тычу пальцем в изображения блюд на стенде, Кит сбрасывает капюшон и крепко задумывается – перекатываясь с носка на пятку, минут десять перебирает в уме варианты. Позади собралась небольшая очередь, девушка у кассы с раздражением поглядывает на нас.
– Нам, пожалуйста… – заслышав недовольный ропот, просыпается Кит, – вон ту пиццу для извращенцев. «Гавайскую». Четыре куска. И две колы.
Ловлю странное дежавю, моргаю и с удовлетворением наблюдаю, как меняются зеленые цифры на табло кассы – грязные денежки Игоря, с самого утра прожигающие толстовку, будут потрачены на благое дело.
Расстегиваю молнию и нащупываю хрустящие бумажки, однако Кит галантно оттесняет меня от стойки и расплачивается сам.
– Послушай! Мы так не договаривались! – пробую спорить, но Кит сражает меня неожиданно серьезным усталым взглядом и молча отходит к столику в самом дальнем углу.
Мы несколько часов болтаем ни о чем, моя третья порция неумолимо тает, в плоской фарфоровой тарелке остаются лишь крошки и румяные корочки. Запиваю пиццу очередным стаканом холодной колы и, не таясь, завороженно наблюдаю, как пальцы Кита отделяют от теста с начинкой края и складывают их на развернутую салфетку.
Он тоже не любит корочки. Я улыбаюсь.
А еще мне кажется, что пальцы Кита намного красивее тонких музыкальных пальцев Марика. Да и сам Кит… Ну… Намного красивее Марика.
И я вовсе не держу зла на Зою. Пусть встречается, гуляет и ходит в кино с кем угодно!
Я же гуляю сегодня с Китом, и мое сдуревшее от радости сердце то замирает, то пускается в галоп.
Он мне нравится…
Побольнее щиплю себя за ногу и, чтобы окончательно не поплыть, фокусируюсь на его телефоне, лежащем у подставки для соусов.
Очень дорогой телефон, предпоследняя модель. Наверное, с его помощью он и ведет свои идиотские стримы. Мама не смогла купить мне такой, сколько я ни умоляла. Возможно, сейчас, когда она пошла на повышение, наше финансовое положение выправится и я заимею подобное чудо техники. Ну или… Игорь этому поспособствует.