Измена. (не) Любимая жена (СИ) - Зорина Лада

Супруг медленно покачал головой:

— Нет. Это исключено. Ни к какой подруге ты не поедешь.

В обманчиво спокойном тоне скользило едва сдерживаемое напряжение.

Когда в нём произошла эта перемена?

Когда он стал превращаться вот в такого тирана, диктующего свои приказы безапелляционным тоном?

Мой муж никогда себя так не вёл.

С другой стороны, мы никогда и не попадали в подобную ситуацию…

— Ты ведь понимаешь, что не можешь указывать, что мне можно делать, а что нельзя? — я пытливо вглядывалась в его осунувшееся лицо. — Ты не можешь вынудить меня делать то, что я делать не хочу и не буду. Выходя за тебя замуж, я шла не в тюрьму, понимаешь?

— Репортаж, — спокойно обронил он и этим единственным словом размозжил все мои просившиеся на язык доводы.

Я забыла.

Я совершенно забыла.

Я о нём не вспоминала с тех самых пор, как была назначена дата встречи.

Боже мой, неужели месяц так стремительно пролетел?..

Я попыталась посчитать в голове, но очень быстро запуталась. Сейчас я меньше всего была способна на мысленные подсчёты.

Господи боже, но с тех пор всё так изменилось, что…

— Ты забыла, — озвучил своё наблюдение муж. — Но журнал не забыл. Вчера пришло письмо на электронную почту.

— И ты ничего мне не сказал. Ничего, кроме приказа вернуться домой. Ты бы мог мне напомнить.

— Я хотел, чтобы ты вернулась домой не из-за журнала.

— А ради чего? Ради очередного пустого и бесполезного разговора? Разговора, где ты отмалчиваешься и даже не собираешься мне объяснить, почему так по-скотски со мной поступил? Не буду я в этом участвовать, слышишь?

Герман кивнул, будто своими словами я подтверждала его ожидания:

— Они уже заказали рекламу. Разослали анонсы. И я не буду отзывать репортаж. Это гарантированная договорённость. Он одинаково выгоден нам и изданию.

Я рассмеялась. Неприлично громко и почти истерично. От нелепости доводов, от сюрреализма всей ситуации.

— Так это всё из-за бизнеса? Из-за вашего с Артуром нового семейного бренда? Не желаешь нести репутационный ущерб, так? Дело не в нас, не в твоей измене, нет! Не в том, что ты нашу жизнь растоптал и в этом чёртовом репортаже нет никакого смысла! Дело в деньгах — только и всего!

— Лиля…

— Знаешь, что… — я буквально кожей чувствовала отвращение ко всей этой запутанной ситуации, — не нужны мне никакие вещи. Наши с тобой встречи обходятся мне слишком, слишком дорого.

Я плохо соображала, что делала. Но с болезненной отчётливостью ощущала — так мы с ним ни о чём не договоримся.

Может, стоило встретиться позже, на нейтральной, желательно, территории. Обсудить условия развода и поставить в этой ошибке, которую я считала счастливым браком, жирную точку.

Поэтому отвернулась к мужу спиной и нажала на кнопку дверного замка, но безобразно дрожавшие руки не позволили мне справиться с этой задачей в считанные секунды.

И это стоило мне свободы выбора того, что делать дальше.

Всего какое-то мгновение, и в дверь поверх моего плеча впечаталась тяжёлая мужская ладонь.

Я вздрогнула. Колени мои ослабели.

А кожу на шее обожгло горячим дыханием.

— Я же сказал, ты никуда не поедешь, — хрипотца в низком голосе мужа вызывала во мне постыдную дрожь. — Ты ведь от меня разговора хотела. Так давай начнём разговор.

Глава 12

— Не смей, — прошептала я, каждой клеточкой чувствуя эту странную и внезапную близость.

Это было неправильно. Так быть не должно.

Так больше никогда быть не должно.

Он слишком близко, и мои мысли предсказуемо путаются.

— Не сметь предлагать тебе разговор, которого ты хотела? — его дыхание колышет локон у моего уха.

Господи…

Я начинаю бесконтрольно дрожать от необъяснимой смеси ощущений. Я откровенно не понимаю, что происходит.

Но понимаю, что происходящее меня бесконечно пугает.

— Не смей ко мне приближаться, — цежу я сквозь зубы, подныриваю под его руку и отступаю на пару шагов.

Только теперь я снова смогла задышать.

Герман обернулся, убрал руку. На его губы легла сардоническая усмешка.

— Всё верно, — он опустил взгляд, как будто разглядывал что-то у себя под ногами, — тебя воротит от мужа-изменщика.

Надо же, какой догадливый. Я перевела дыхание, отставила сумку на пуф у стены и спрятала дрожащие руки за спину.

Сбежать я не успела. А сейчас и пытаться не стоило. Тем более раз уж он в настроении поговорить. Может, хоть теперь для меня в этой дикой ситуации что-нибудь наконец прояснится.

— Воротит, — я хотела уколоть его побольнее. — Даже не представляешь, насколько.

Герман продолжал смотреть в пол, но раскаянием от его позы не веяло. Он будто и сам смотреть на меня расхотел.

— Хотел бы я твоей выдержкой похвастаться.

— Извини?..

Муж проигнорировал мой вопрос. Зато наконец-то соизволил поднять на меня взгляд:

— Ну так как? Начнём разговор, которого ты так жаждала?

Мне не нравилась сквозившая в его голосе насмешка. А в голове настойчиво билось: «Бойся, Лиля. Бойся своих желаний».

Но чего мне бояться? Правда была на моей стороне.

Поэтому я вздёрнула подбородок, понадеявшись, что излучаю легко читаемое безразличие:

— Рада, что ты наконец-то созрел до этого конструктива.

В синих глазах полыхнуло недоброе пламя.

— Конструктив. О да. Я очень надеюсь, что наш диалог окажется конструктивным. В кабинет.

— Вот только не нужно командовать. Мы и здесь можем поговорить.

И опять эта усмешка. Муж выразительно взглянул на входную дверь, которую загораживал от меня:

— Ну да. Конечно. Настроена не упускать свою главную цель из виду. Так не пойдёт.

В два шага он уничтожил расстояние между нами, подхватил меня под локоть и потащил к кабинету.

— Отпусти!

Его пальцы сжались на моей руке — сильно, но не больно.

— Всё правильно, — процедил он, таща меня к коридору, — давай соберём благодарную аудиторию. Прислуга изнывает от желания узнать, что приключилось. Не будем лишать их права быть проинформированными.

Он распахнул тяжёлую дубовую дверь, втолкнул меня в просторную, обшитую деревом комнату, и уютную тишину его кабинета нарушил щелчок закрываемого замка.

Он настроен серьёзно.

И теперь уже я вопреки рассудку ни о чём другом и думать не могла, кроме побега. Все разговоры вдруг показались мне бесполезными и ненужными. Пусть просто оставит меня в покое наедине с моей скорбью.

В конце концов, что тут ещё выяснять? Он изменил, потому что захотел другую женщину. Его признание разве исправит сам факт этой измены?

— А теперь поговорим, — муж развернулся посреди комнаты, оставив между нами расстояние в пару шагов, и сложил на груди руки. — Поговорим о том, на каких правах ты швыряешься обвинениями.

Я ошарашенно разглядывала его окаменевшее лицо, и меня затягивало в тёмный и глубокий омут крайне тревожное ощущение. Муж явился на эту дуэль с собственным арсеналом каких-то только ему ведомых аргументов.

Что он мог противопоставить, в конце концов, очевидному?

Чем он вообще мог оправдать то, что натворил?

Или это таким причудливым образом он переживал стадию отрицания?

— На каких правах? — переспросила я. — Это что, шутка такая? Я застала тебя в постели с другой! И ты мне говоришь о праве спрашивать с тебя за это?

— Не в постели.

— Ах, это действительно всё меняет! Верно. Моя вина в том, что я опоздала и не застала вас за… за соитием, так? Вот тогда у меня права сразу бы и появились!

— Они бы у тебя появились, если бы ты сама вела себя подобающе, — лицо Германа исказилось от гнева. — Если бы ты не явилась с корпоратива в почти невменяемом состоянии в платье, подаренном тебе твоим ухажёром!

Глава 13

Его слова хлестнули меня будто пощёчина — внезапная и обжигающая.

— Ты… да как ты смеешь…

— Как я смею! — зарычал муж. — Как я смею? Как ты смеешь смотреть на меня, будто на грязь под своими ногами, когда врала мне всё это время!