Екатерина Вильмонт - Умер-шмумер
Она действительно ждала его. Черт подери, до чего же хороша… Вот только трепетность исчезла… Наверное, она просто меня не любит уже… А на что ты надеялся, кретин? Полагал, что она двадцать два года хранит в душе твой незабвенный образ? Глупости. Но как интересно… Вот вчера, когда она сидела в кафе с тем седовласым, в ней была прежняя трепетность, нежность… Неужели она любит его? Все эти мысли проносились в его голове, покуда он помогал Нике сесть, пристегивал ремень безопасности.
— Это далеко? — спросила она.
— Да нет, через десять минут приедем.
— А чья машина?
— Рент-а-кар.
— А… Влад, а что ты здесь делаешь?
— Я же говорил — приехал к другу.
— Ах да, прости.
— Ника, ты здесь надолго?
— У меня билет на семнадцатое…
— Боже, Ника, у тебя голос все такой же, переливчатый…
— Ты мало изменился, Влад.
— А что ты подумала, ну про платье, а?
— Очень удивилась. А потом решила, что это Алла заплатила, чтобы я не возникала…
— Не возникала? Раньше, по-моему, так не говорили, я, во всяком случае, не помню.
— Ну, Влад, у нас все изменилось, и язык тоже, иной раз люди так говорят, что и я не пойму… Особенно бизнесмены и деловые… Сплошные маркетинга, мониторинга…
— Ну это-то как раз понятно, — засмеялся он. — А вот мы и приехали.
— Но тут, кажется, закрыто.
Кафе на берегу Рейна действительно было еще закрыто. Стулья ножками вверх стояли на столах, девушка в джинсах подметала дорожку.
— Фрейлейн, вы не покормите голодных путников? — крикнул он ей.
— Через пятьсот метров уже открылось кафе! — улыбнулась девушка.
— Что она говорит? — спросила Ника.
— Что надо еще немножко проехать.
— А… Влад, ты хорошо говоришь по-немецки. Откуда?
— Я три года работал в Ганновере.
— А… А где ты живешь вообще?
— Вообще? Вообще я живу в Бостоне.
— Ты американец?
— Теперь да…
— А…
Они подъехали к очаровательному прибрежному кафе, где столики стояли под деревьями, накрытые клетчатыми скатерками. И толстый, уютный хозяин с улыбкой вышел навстречу первым гостям.
— Тебе тут нравится, Ника?
— Да, очень. Знаешь, я в детстве мечтала посидеть в таком кафе… мы ведь только в кино их видели… а теперь все по-другому… Но все равно, тут очень мило.
— Ника, мы что-нибудь выпьем за встречу?
— С утра пораньше? Нет. Не стоит.
— Может, пива?
— Терпеть не могу пива.
— Да-да, как же я забыл… Ты всегда терпеть не могла пива. И еще говорила, что нет ничего противнее, чем целоваться с мужчиной, напившимся пива.
— Если ты хочешь пива, ради бога. Я не собираюсь с тобой целоваться.
— Почему? — засмеялся он.
— С упырями не целуюсь!
— Почему это я упырь?
— А кто же ты? Фантом тебе больше нравится? Так вот, с фантомами я тоже не целуюсь! И с живыми трупами…
— Ника, я…
— Не надо, Влад, ничего не надо объяснять, я все твои объяснения знаю ты хотел освободить меня…
Хотел, чтобы я считала тебя мертвым, жила своей жизнью, я все это знаю…
— Так ты что… Ты тогда сразу все поняла? Не поверила?
— Нет, не поверила.
— И ты все эти годы знала, что я жив?
— Ну, в общем… да…
— Это что же… интуиция?
— Наверное, это так называется.
— И ты… ты на меня не обиделась?
— Ну тогда, наверное, обиделась, я уж и не помню… Столько лет прошло, столько всего было…
Он был совершенно растерян. Похоже, этой женщине на него наплевать. Однако это неприятно, очень неприятно, тем более что она так прелестна…
— Влад, давай вообще не говорить о прошлом, оно ведь прошло, правда? Мы встретились тут, встретились случайно, — значит, судьбе было угодно. Я рада тебя видеть, ты отлично выглядишь, у тебя, наверное, все хорошо в жизни, вот и чудно.
— Как странно, что ты не поверила…
— Влад!
— У тебя никаких неприятностей из-за меня не было?
— Каких неприятностей?
— Ну с КГБ…
— Да нет, что ты… Кому я была нужна? Влад, я хочу еще чашку кофе…
— Да-да, конечно, может, пирожное?
— Нет, я уже одно съела, хватит. И вообще, тут все так вкусно.
— Ника, у тебя красивые волосы… Помнишь, я всегда твердил тебе — надо отрастить волосы, ты ведь так коротко стриглась… А ты говорила, что у меня атавизм…
— Нет, не помню.
— Почему ты не надела то платье?
— Утром? Оно для утра не годится… Влад, а почему вдруг ты решил купить мне его?
— Сам не знаю… Захотелось…
— А ты меня где увидел? В магазине?
— Нет, чуть раньше… На площади… Но не поверил своим глазам и потащился следом. Как осел за морковкой.
— А почему ж ты не подошел, не окликнул меня?
Побоялся?
— Если б ты была одна, я бы подошел.
— И ты все время за мной следил, что ли?
— Нет. Я был в шоке… Я не знал, как себя вести, я ведь думал, ты считаешь меня мертвым…
— Понятно. Но когда увидел, что я с другим мужчиной, взыграло ретивое, да?
— Взыграло ретивое… Надо же… Как хорошо, как приятно… Я так давно не слышал этого выражения…
Неужели еще так говорят?
— Ты мне не ответил.
— Ну да, наверное… Кстати, кто этот тип? Ты с ним здесь познакомилась?
— Да нет, я давно его знаю, очень милый человек…
— Ты замужем, Ника?
Она немножко помолчала.
— Сейчас нет.
— Но была?
— О! Сколько раз!
— И сколько?
— Три! — чуть помедлив, сказала она. — А впрочем, какая разница, все прошло… Говорят, у человека клетки обновляются каждые семь лет, значит, за эти годы они обновлялись целых три раза, ничего прежнего не осталось…
— Не правда, очень многое осталось… Я вот на тебя смотрю — и мне кажется, не было этих лет, не было, понимаешь?
Она посмотрела ему в глаза, усмехнулась и жестко сказала:
— Нет, не понимаю, Влад. Для меня изменилось все. А главное — я сама изменилась.
— Я вижу. Ты стала лучше… гораздо лучше…
— Онегин, я тогда моложе, я лучше, кажется, была!
— Тьфу ты, черт, действительно есть что-то онегинское в этой ситуации… Чуть свет — уж на ногах! и я у ваших ног…
— Это «Горе от ума», — сухо поправила Ника.
— Да, надо же… Я так отошел от литературы…
А что, в России по-прежнему много читают?
— Читают довольно много, вопрос в том, что читают… — улыбнулась Ника. — А ты больше не читаешь?
— Читаю, только не по-русски… Я запретил себе…
Я запретил себе тогда вообще все… запретил себе свое прошлое… Кто же знал, что все так изменится у вас…
— У вас… Впрочем, это так. У нас! Да, действительно все изменилось. Видел бы ты сейчас Москву…
