Потанцуй со мною, месяц (СИ) - Ромм Дарина

Я сразу узнала его там, на пляже, когда сидела в воде, а он стоял на берегу и, так же как в детстве, смотрел мимо меня.

Он почти не изменился, особенно глаза.

Хотя нет, конечно, стал другим — выше, крупнее, взрослее. Обзавелся бронебойной аурой уверенного в себе мужчины, которую так любят женщины.

И лицо изменилось — уже не мальчишеское, с почти детскими, смазанными чертами. Сейчас оно уверенно вылеплено, с той немного хищной привлекательностью, которая появляется у мужчин, самостоятельно сделавших и себя, и свои деньги.

Надо же, семнадцать лет прошло, я давно взрослая, состоявшаяся женщина. Но стоило увидеть его, и я опять очутилась в коридоре дома, где мои родители тем летом снимали комнату. Стою, и, умирая от отчаяния, смотрю на подоконник, где лежит небрежно скомканный листок с моими стихами…

Я дошла до кровати, взяла в руки телефон и разблокировала экран. Никто не звонил и не писал. И я никому не писала и не звонила.

Набирать Пашу, чтобы в очередной раз наткнуться на его раздражение не было никакого смысла.

Несколько раз я порывалась позвонить Лике. Подолгу смотрела на ее номер, и откладывала телефон в сторону, так и не заставив себя нажать на вызов.

Я снова подошла к окну, прижалась носом к стеклу и сквозь серые потеки принялась смотреть на море.

Ночью в номер напротив заселились новые постояльцы. Я слышала, как хлопала дверь, и с кем-то негромко разговаривал Мигран.

Это хорошо, что рядом будут люди — человеку опасно оставаться одному.

Я шутила, когда говорила это Марку. Оказывается, это очень серьезно.

Поэтому совсем скоро я переоденусь в нормальную одежду, причешусь и пойду к Ольге на террасу пить кофе и знакомиться с новыми жильцами. Совсем скоро, как только буду готова…

Деликатно пиликнул телефон, извещая о вошедшем сообщении. Интересно, чья реклама пришла в этот раз — супермаркета или банка с новыми услугами?

Я оторвалась от окна и поднесла экран к глазам. Неизвестный абонент.

«Ты любишь гулять под дождем, девочка Даша?».

Не меньше минуты я тупо пялилась на короткое сообщение. Ткнула в иконку с фотографией отправителя — белозубо улыбаясь, на меня смотрел Марк Бахтин.

Я хихикнула. Потом еще раз. Упала спиной на кровать и, улыбаясь во весь рот, быстро напечатала: «Мне нечасто доводилось гулять под дождем. А ты любишь?».

Негромкое пиликанье: «Самому интересно. Проверим?».

Отложила телефон и прижала вдруг ставшие ледяными пальцы к пылающим щекам — мне написал Марк.

Марк, который неделю назад пожелал мне счастья и уехал. Который, оказывается, помнил меня-девочку, все эти годы. Меня, и мои стихи, написанные для него… И он только что прислал мне сообщение.

Пиликнул телефон: «Спускайся на улицу».

Я поднялась на ноги. Действуя как сомнамбула, переоделась в спортивный костюм, причесала волосы и надела дождевик.

Взялась за ручку двери и замерла, понимая, что если сейчас открою её, все станет не так, как раньше.

Что вся моя старая жизнь безвозвратно сломается. Потому что там, за дверью, меня ждет Марк…

— Привет, — синие глаза улыбнулись. — Отличный наряд, Даша.

Я фыркнула:

— Ты тоже недурно смотришься.

Марк не ответил. Наклонив голову, он, не отрываясь, смотрел на мое лицо, так что мои почти остывшие щеки снова вспыхнули жарким румянцем.

— Марк!

— Я помню, Даша, — он согласно кивнул, — Смотреть на девушку в упор неприлично, особенно если она без макияжа.

— Но что делать, если мне хочется?

— Ты всегда такой прямолинейный? — я поджала губы, чтобы от счастья не начать улыбаться во весь рот.

Широкие плечи под плотной тканью непромокаемой куртки недоуменно приподнялись.

— Какой смысл притворяться? Рано или поздно правда выйдет наружу, но будет потеряно много времени.

— Резонно, — пришлось согласиться. — Тогда скажи, почему ты вернулся?

Марк помолчал, и с неохотой произнес:

— У меня было несколько причин, Даша. Но я не хочу их все озвучивать. Может быть, потом, — он поднял руки и надел мне на голову капюшон дождевика. Потом взял за плечи, подтянул к себе и быстрым движением поцеловал.

— Пошли гулять, а то дождь вот-вот закончится, — взял мою ладонь, переплел наши пальцы и потянул за собой.

— За тобой должок, Даша. И я собираюсь его получить.

Глава 11

— Даша, с днем рождения, моя девочка. — голос мамы звучал так непривычно мягко, что я даже растерялась. Обычно она куда сдержаннее, и даже самые приятные слова говорит спокойным, чуть суховатым тоном.

Не потому, что она не слишком любит меня или мою старшую сестру Соню, просто у мамы такая манера. Папа в шутку называет ее английской аристократкой в квадрате. Хотя и сам не отличается излишней эмоциональностью. В отличии от нас сестрой.

Мы обе, особенно Соня, компенсируем родительскую холодность повышенной шумливостью, любовью к обнимашкам, поцелуйчикам и прочим выражениям чувств. Буквально только-что сестра пол часа вопила в трубку, поздравляя меня, и рассказывая, какая я замечательная, самая лучшая и любимая ее сестра.

Паша, при всей его неприязни к моим родителя, иногда ставил мне в пример мою же маму, как образец того, как обязана себя вести деловая женщина.

Но я-то ни разу не деловая. Я просто хороший юрист, умеющий оперировать законами, и мне не надо прятать свои эмоции и чувства.

— Как у тебя настроение, Даша? — я вернулась к маминому голосу в трубке.

— Отлично, мамуль. Я продолжаю заниматься собой и почти привыкла есть как птичка.

— Ты умничка. — я слышу по голосу, что мама улыбается. — Только ради чего ты это делаешь — для мужа?

От маминого вопроса настроение моментально испортилось. Марк спрашивал меня о том же, и тогда я могла ответить, что да, для мужа.

А сейчас у меня не было ответа. Вернее, был, но я предпочитала о нем не думать.

Поэтому ответила, как есть:

— Не знаю, мам. Но мне приятно, что я похорошела и уже могу позволить себе джинсы в обтяжку.

— Ты можешь позволить себе джинсы в обтяжку с любой фигурой, Даша, если ты хочешь их носить, — все так же мягко проговорила мама, чуть не заставив меня заплакать — Паша всегда шпынял меня за раскормленный зад и предлагал прятать его под платьями-балахонами.

А мама… Моя со всех сторон образцовая мама. Женщина с идеальной фигурой и манерами. С твердыми представлениями о том, что допустимо, а что нет, говорит, что если я хочу, то могу…

Это было таким облегчением, услышать, что самый родной человек вовсе не хочет, чтобы я была идеалом, как я всегда полагала…

И так ошеломляюще непонятно, ведь я всегда была уверена, что любят только за что-то. За твои достоинства, за достижения и успехи. За ум и красоту. Да даже за хорошее поведение, наверное можно любить.

Но не потому, что просто любят…

— Мам…, — я всхлипнула. — ты что, любишь меня даже с толстой задницей?

В трубке раздался смешок:

— Дашка, ты такая умная, но такая дурында. Конечно, я тебя люблю какой угодно. Приезжай скорее в гости — мы с папой ужасно соскучились.

Попрощавшись с мамой, я еще долго сидела, размазывая по щекам слезы радости и облегчения — для меня всегда было мучением понимать, что я во всем проигрываю маме. И в глубине души быть уверенной, что именно мое несовершенство и не дает ей любить меня так сильно, как мне хотелось бы.

А оказывается, ей вообще все равно, какая я — она меня любит, и всё.

Пиликнул телефон.

— «Чем занимаешься? Пошли гулять?»

— «Рыдаю. Мама сказала, что любит меня ни за что-то, а просто так», — быстро напечатала ответ.

— «Странно».

— «Что именно?» — я подумала, и добавила удивленный смайлик.

Через секунду пришел ответ:

— «Что ты поняла это только сейчас. Жду внизу»

Поплескав холодной водой в распухшую физиономию, махнула на красоту рукой, натянула кроссовки и выскочила на улицу. Рядом с Марком мне почему-то было не стыдно иметь заплаканную физиономию.