Диана Локк - Испытание чувств
– Андреа, как ты могла так поступить со мной? Я справилась с растущей волной душившей меня тошноты и попыталась ответить:
– Ничего больше не оставалось. Этому надо было положить конец. Кто-то из нас должен был так поступить.
– Но я же люблю тебя. Мы любим друг друга.
– Когда-то, быть может, это и было правдой, но сейчас все в прошлом. Слишком поздно, Рич. Я жила, как во сне, но наконец-то проснулась. Я поставила на кон свое супружество, а оно – хоть это и запоздалое признание – имеет для меня ценность, и я хочу, чтобы все вернулось «на круги своя». Чувство вины слишком долго терзало меня, и я не могу допустить, чтобы это продолжалось… У нас с тобой разные взгляды на верность. Похоже, твой брак – это брак по расчету, поэтому, может, тебе меня и не понять. Может, и глупо так говорить, я не знаю, но я не осмелюсь больше, это не может так продолжаться. Я не могу быть неверной Стюарту и неискренней по отношению к тебе, это выматывает меня. Я постоянно в таком состоянии, что вот-вот разревусь, беспокоюсь, не узнал ли что Стюарт, и молюсь, чтобы ему ничего не стало известно. Я чувствую себя с тобой, как… как проститутка. О, Ричард, не надо было тревожить то, что кончилось давным-давно.
– Но еще же ничего не кончилось, Андреа, у нас есть сегодняшний день, у нас есть наша любовь.
– У нас есть вчерашний день, и мы пытаемся оживить его сегодня. У нас есть воспоминания, а не будущее.
Снова тишина окутала нас, только и слышно было, как мягко барабанит по лобовому стеклу дождь. Я украдкой бросила на Ричарда взгляд. Он выглядел таким несчастным, что мне захотелось придвинуться к нему, но усилием воли я поборола это желание. Коснись его – и тебе конец, дорогуша. И «опять двадцать пять», помимо твоей воли. Но я чувствовала, что держу себя в руках, я ощущала себя взрослой, утешающей несчастного ребенка.
– Но ты же любишь меня, я знаю, что любишь, – настаивал он.
– Да, Ричард, я люблю тебя, но это какая-то сказочная любовь. Когда-то мы с тобой любили друг друга, и та любовь резко оборвалась, не удовлетворив ни тебя, ни меня. У нас не было возможности избавиться от этого чувства, оно жило в нашей памяти. Спустя двадцать пять долгих лет, затянутые в повседневную рутину, мы встретились вновь, и воспоминания обернулись пожаром, бурным, шальным романом. Но это все нереально, это лишь путешествие в мир грез. Мы попытались изменить концовку той давней истории и, приправив ее треволнениями, получить удовольствие сегодня, пока еще это нам доступно. Но что будет завтра, Рич? Скажи мне, что будет завтра?
Он не ответил, уставившись вперед, на двери моего гаража.
– Стюарт – это моя жизнь, и я не могу бросаться ею ради той фантазии, которую мы с тобой выдумали. – Судорога боли пробежала у него по лицу. – Если это причиняет тебе боль, прости…
Скажи мне вот что, Рич. Положим, ты неудачно вступил в брак, но ты ведь задумывался над тем, что мы могли бы все начать сначала, строил планы нашей совместной жизни?
– Да…
– А как быть с теми, другими женщинами в твоей жизни, Ричард? – продолжала я. – Не смей это отрицать! – бросила я в его ошеломленное лицо. – Однажды я видела тебя с одной из этих твоих «миссис Флетчер». Твоя жизнь – сплошное щегольство, и ты не собираешься перекраивать ее из-за меня.
В ожидании ответа я прислонилась к дверце. Сердце колотилось у меня где-то в горле. Да, я сердилась, но в то же время хотела оградить себя от его любовных излияний, избежать носившейся в воздухе опасности. Ведь прояви он хоть малейшую инициативу, дай хоть знак, что хочет меня, я бы не смогла устоять – даже сейчас. На моем лице застыло, вероятно, каменное выражение, скрывавшее беспомощность и пустоту, – ту меня, которая ждала, чтобы Ричард умолял оставить Стюарта и провести остаток жизни с ним.
Трудно было не внимать этому внутреннему голосу, и я уже готова была кинуться в его объятия, как вдруг обнаружила, что он и не делает никаких попыток к сближению, не старается перебросить мост через маленькую брешь, образовавшуюся между нами, брешь, которая, чем больше я о ней думала, становилась все шире. Мы были далеко друг от друга – настолько далеко, насколько это вообще возможно в этом крохотном пространстве. «Язык тел, – подумала я, – говорит сам за себя…»
Не сказав ни «да», ни «нет», он заговорил о провидении, тянул время. Ни согласия, ни признания, что хочет меня, ни слов о том, что он слишком любит меня, чтобы спокойно смотреть, как все пошло насмарку. Ничегошеньки.
– Если бы тогда, много лет назад, мы прислушались к голосу сердец… – начал он.
Дурья башка. Ему про черное, а он про белое. То, что он не ответил, укрепило мое решение, и теперь я хотела лишь, чтобы он оставил меня в покое. Не видел он никакой перспективы в наших отношениях. Что ж, по крайней мере, он реалист или я просто ему приелась. За то время, пока я играла в романтику и видела в происходящем лишь то, что хотела видеть, он получил все, что хотел. А Стюарт? Я поймала себя на мысли, что жду Стюарта, который уже опаздывает. То, что у нас было с Ричардом, развеялось, как дым, и о том, чтобы что-то изменить, я ничего не желала и слышать. Я твердо была убеждена, что и Ричард, несмотря на то, что приехал сюда в столь поздний час, тоже хочет, чтобы между нами все кончилось.
– Ричард, я задала тебе вопрос, – бесцеремонно прервала я его, – и, думается, заслуживаю ответа. Ты хочешь, чтобы я оставила Стюарта ради тебя? И оставишь ли ты свою жену ради меня?
Его молчание и уклончивый взгляд лишний раз подтвердили то, что я считала правдой. Ни он, ни я не видели будущего в наших отношениях; то, что между нами было, основывалось на прошлом. Мы завершили круг, все кончено. Единственное, чего мне хотелось теперь, – это чтобы он уехал, и как можно быстрее.
– Это самый мудрый выход, – проговорил он слишком, по моему мнению, снисходительно. – Я и сам пришел к этому же заключению.
О, еще бы! Держу пари, он уже садился писать мне письмо, когда получил по почте мое. Раздражение переполняло меня, но я все же держала себя под контролем. Он «пытается спасти свое лицо», как выражаются японцы. Несомненно, он много чего еще наговорил бы по случаю окончания наших отношений, но в этот момент на подъездную дорожку свернула машина Стюарта.
– О, Господи! О нет!
Как я перепугалась! Перед моими широко открытыми глазами все дальнейшее проходило, точно при замедленном кинопоказе: я наблюдала, как Стюарт медленно подкатывает на соседнее с машиной Ричарда место, как он медленно выключает дворники и фары, медленно поворачивает голову и всматривается в Ричарда, изучая его, казалось, целую вечность. Он медленно вылез из машины, беззвучно притворив дверцу, прошел по тропинке и исчез в доме, медленно закрыв за собой дверь.
