Даниэла Стил - Алмазный браслет
– Ну, и к лучшему. Мерзкий тип! – заявила она, и Ксавье захотелось влепить сестре пощечину.
– Как ты можешь говорить такие гадости? Неужели тебе хочется, чтобы мама была несчастна? – Он не на шутку рассердился. – Я тебе говорю, он отличный парень. И любит ее. А она, судя по всему, его. Ну что ты теперь с ней станешь делать? Рядом сидеть и развлекать, чтоб ей не скучно было? Но у тебя своя жизнь. И у меня тоже. А она опять одна осталась. – Он был рассержен и переживал за мать.
– Она любит папу, – упрямо проговорила Татьяна.
– Любила. А теперь любит Лайама.
– Она выставляла себя идиоткой, а он над ней потешался. И вообще, это гадко по отношению к папе.
– Ничего дурного она не сделала. Он умер, пойми ты! И никогда не вернется. А у мамы есть право на личную жизнь, как бы ты ни противилась. Они ведь с Лайамом расстались из-за того, что она не захотела огорчить тебя его присутствием здесь. Ты должна перед ней извиниться! Может, еще не поздно все исправить. Они любят друг друга. И имеют на это право. А ты не имеешь права встревать!
– А я не хочу, чтобы у них что-то исправлялось! – в отчаянии воскликнула Татьяна.
– Как ты можешь быть такой эгоисткой после всего, что она для нас делает? – Ксавье хотелось придушить сестру за бессердечное отношение к матери, которая по-настоящему страдала из-за разрыва с Лайамом. Что лишний раз убеждало Ксавье, как сильно она его любит.
– Может, я ей услугу оказала.
– Вот задрать тебе подол и надавать по заднице! Он прав, ты избалованная мерзавка.
– Он так сказал? – Татьяна рассвирепела. – Да он вообще предстал передо мной со всем своим хозяйством да еще хотел меня по голове шарахнуть! И это после того, как слез с нашей мамули! – В Татьяне кипел благородный гнев.
– Ты отвратительна. Надо было тебя действительно по башке огреть. Ты это заслужила, – сердито бросил Ксавье. Татьяна стремительно выскочила за дверь, а на следующее утро Саша заметила, что брат с сестрой перестали разговаривать. Почему, она не знала. Ей и в голову не пришло, что они поругались из-за Лайама. После этого разговора Ксавье стал с матерью еще нежнее, Татьяна тоже несколько смягчилась. Она была рада узнать, что Лайам исчез с горизонта, и считала это большим благом для всех. Она ни словом не обмолвилась о нем матери, а Саша тоже не поднимала эту тему, чтобы лишний раз не провоцировать ссору. Да и какой смысл? Его не вернуть. А говорить о нем ей было больно.
Невзирая на Сашины страдания, они прекрасно отдохнули в море и с большой неохотой причалили в порту Монако. Это был их последний вечер на яхте. Молодежь отправилась в бар, а Саша решила лечь пораньше. На следующее утро они все разъехались. Татьяна улетела в Нью-Йорк, Ксавье – в Лондон с обещанием в скором времени навестить мать, а Саша, проводив детей, села на парижский рейс. Три недели отпуска тянулись для нее бесконечно долго. Она была рада вернуться домой. Там ждет ее удобная постель и ее ласковый пес.
Дом поразил Сашу своей тишиной и пустотой. Теперь ждать от жизни было нечего, оставалась одна работа, которая и раньше, когда она овдовела, помогала ей держаться. Но сейчас ей было тяжелее. Когда Артур умер, ей ничего не оставалось, как принять утрату и приспособиться, как бы трудно ни было. Другого выхода не было. А Лайам жив и здоров, работает у себя в мастерской и волочится за молоденькими. От этой мысли Саше стало совсем плохо. Оставалась крошечная на-дежда, что он все же позвонит, а может, и вернется. Но, зная Лайама, она не очень в это верила. Он слишком упрям и слишком тяжело воспринял ее отказ поставить дочь на место. У него в душе снова открылись старые раны, нанесенные предательством и непониманием родных, и зарубцуются они не скоро, она это знала. Саша за это время хорошо изучила Лайама и не сомневалась в своей правоте.
В первый же рабочий день она попросила Бернара, если позвонит Лайам, не соединять с ней, а переговорить самому. Саша решила не отвечать на его звонки. Она отдавала себе отчет в том, что в свете приближающейся выставки Лайам может связываться с галереей по разным вопросам, и не могла себе представить, как станет с ним говорить. Сердце еще слишком болело.
– Что-то случилось? – забеспокоился Бернар. Несмотря на отдых, вид у Саши был неважный. Под загаром угадывались синяки под глазами, и вид у нее был поникший. Бернару даже показалось, что Саша похудела.
– Нет, ничего… – Саша хотела было отговориться, а потом решила сказать правду: – Мы с Лайамом расстались. И не спрашивай меня, пожалуйста, ни о чем!
– Та-ак, – Бернар не знал, как и реагировать. Он видел, как она несчастна. Он помнил, какой Саша была приподнятой, когда все у них с Лайамом шло хорошо. – Его выставка в Нью-Йорке не отменяется? – на всякий случай поинтересовался он.
– Нет, конечно. Это же работа. – Теперь в ней говорил профессионал. Саша молча прошла к себе в кабинет и закрыла дверь. Тема Лайама была исчерпана.
Эжени тоже заметила, что Саша словно притихла и затаилась. А в сентябре она отправилась в Нью-Йорк готовить очередную выставку, и теперь уже волноваться за нее пришлось Марси. Саша с трудом сдержала слезы, когда поведала ей о разрыве с Лайамом. А ведь с его ухода прошло уже два месяца. У Саши было такое чувство, будто, начиная с июля, она и не живет вовсе, а делает все автоматически. Загар почти сошел, и вид у нее был измученный. Да и чувствовала Саша себя не лучше. Все вокруг напоминало ей о Лайаме, все без него казалось пустым и безжизненным. Кровать в парижском доме была чересчур велика. Войти в нью-йоркскую квартиру было пыткой. Консьерж оживленно расспрашивал ее, как дела у Лайама. Притом что своих отношений они не афишировали, сейчас, когда Лайам ушел, все будто сговорились и только о нем и спрашивали. Он всех покорил, заворожил. Она это по себе знает – каким неотразимым мог быть Лайам. Одна Татьяна его невзлюбила. Она так и не призналась, что в курсе их разрыва. Зато Ксавье радовал мать частыми звонками, и она подолгу и с удовольствием с ним разговаривала.
Несколько раз Ксавье виделся с Лайамом, но матери об этом ничего не говорил. И даже имени его не упоминал. Лайам всякий раз был с новой пассией. Казалось, он наверстывает упущенное. Лайам говорил о своем разводе, а о Саше никогда не спрашивал, из чего проницательный Ксавье заключил, что Лайам тоже по-прежнему любит Сашу – уж больно он старательно обходил эту тему.
В октябре Ксавье как-то провел с матерью выходные. Погода в Париже стояла замечательная, они поужинали в «Вольтере», их любимом ресторане. Саша выглядела оживленной. Она только что вернулась из Амстердама, где подписала контракты с двумя новыми художниками. Она не стала жаловаться сыну, но, чтобы ехать в Нью-Йорк и делать выставку Лайама, приготовилась собрать всю волю в кулак. До открытия оставалось полтора месяца. Саша понимала, что за эти полтора месяца ей так или иначе придется с ним общаться, и надо было научиться не проявлять эмоций, что бы она ни чувствовала при встрече. Она занимается его картинами, она должна как можно выигрышнее показать его полотна – вот ее задача. Ксавье видел его последние работы и дал им высокую оценку. Бернар тоже летал в Лондон на них посмотреть. Он остался очень доволен и не сомневался, что и Саше картины понравятся.
