Валентина Седлова - Сорока
На следующий день, вернувшись с работы, Денис принялся готовить роскошный ужин на двоих. Ксения предупредила его, что задержится часа на два-три, так что он располагал достаточным временем для кулинарного творчества. Сегодня Батя отозвал его в сторону и сказал: «Теща у тебя — мировая. Не вздумай ее обидеть чем-нибудь. Отвечаешь за нее головой, понял?» Теперь же, взбивая сливки для десерта, Дэн думал, как бы поделикатнее сообщить Ксении новость о том, что Борис Михайлович всерьез положил глаз на ее маму. Проблема была в том, что сейчас от Сороки можно было ждать любой реакции, вплоть до детской ревности, и в каком настроении она вернется домой, Денис тоже не знал.
А в это время Ксения сидела в квартире своей матушки и пила вместе с ней крепкий цейлонский чай с сушеными фруктами.
— Мамуль, ну как он тебе?
— Денис? Очень милый мальчик, предупредительный. И так трогательно за тобой ухаживает. Ты-то к нему как относишься? Или все еще не определилась?
— Влюблена по уши, честно говоря. Даже не ожидала, что так привяжусь к нему. Мне с ним так спокойно, надежно. Есть на кого опереться, за кого спрятаться. Хотя он меня при всем при этом ни в чем не ограничивает. И знаешь, он внешне такой суровый, а когда мы наедине, то ласковей человека не найти. И балует меня, как ребенка. Сладости каждый вечер приносит. Узнал, что я йогурты люблю, так всю верхнюю полку холодильника ими завалил. И ничего от меня не требует. Даже квартиру он сам убирает. Единственное, что мне удалось забрать в свое ведение, так это стирку. И то все норовит сам постирать. А потом делает невинные глаза, что все так и было, вещи сохнуть на веревки сами запрыгнули. Такой смешной! Живу как принцесса.
— Ну и слава Богу! Даже представить не можешь, как я за тебя рада. А то уж я потихоньку стала подумывать, что ты у меня из разряда одиночек, которым рядом никто не нужен. Ты ж все сама да сама. Даже у меня помощи не попросишь, все норовишь сама мне чем-нибудь помочь. Смотрела я на тебя, а сердце кровью обливалось, что так ты одна и останешься. И молодая ты, и красивая, а как после твоего Барса все вкривь и вкось пошло… Вертишься как белка в колесе, а я же вижу, что личное счастье у тебя все не задается да не задается. У меня уже то время пришло, когда хочется внуков понянчить, побаловать, а какие уж тут внуки!
— Мамуль, да ладно тебе старое вспоминать да переживать! Был Барс да сплыл, и хорошо, что рядом не маячит. Видишь, у меня теперь все хорошо, летом свадьбу играем.
— Ой, ребята, свадьба — это же такие расходы! Как же вы, бедные, справитесь? Я уже вам не очень-то помочь смогу, разве что со столом — покрошить там что-нибудь, порезать…
— Мамуль, да не причитай ты так, мы решили устроить свадьбу в лесу, как пикник под открытым небом. С утра быстренько распишемся без лишних формальностей, и в лес. И на ресторане сэкономим, и на нарядах. Специально запасные палатки берем, чтобы все смогли разместиться на ночлег, если захотят. Ты же наверняка захочешь рассвет встретить, как тогда, когда в студенческом отряде практику проходила. Помнишь, как мне рассказывала об этом? Я-то помню еще. Батя, ну в смысле Борис Михайлович, тоже останется — к бабке не ходи, мне Денис про него много чего нарассказывал. Слушай, а что вчера-то было, когда мы уехали?
— Ох, дочка, даже не спрашивай. Я сама ничего понять не могу.
— Он тебе понравился?
— Он такой милый, веселый… Даже не знаю, как это вышло, только вы за порог, а мы, как семнадцатилетние, целоваться начали. Не поверишь — еще бы чуть-чуть, и до греха бы дошло!
— Мамуль, какая ты смешная! Ну разве это грех!
— Это вы все у нас молодые да раскрепощенные, а маму твою в строгости воспитывали. Думаешь, легко на старости лет меняться? Я ж всю свою жизнь только отца твоего и знала! Ну, была там по молодости лет парочка увлечений, так все на уровне поцелуев и прошло. Хотя как вспомню, сама себе такой смелой казалась: еще бы, сразу два мальчика на танец пригласили, а я, как королева, стою и выбираю, с кем пойти.
— Мамуль, да какая, к черту, «старость лет»? Ты у меня всегда самая молодая и самая очаровательная! Хочешь, я тебе набор французской косметики подарю для поддержания боевого духа?
— Спасибо, милая, хотя для тебя, дочурка, я, может быть, и молодая, и красивая, да вот к зеркалу подходишь, а оно, увы, все не то показывает, что хотелось бы видеть.
— Ой, да ладно тебе напраслину на себя возводить! Ты лучше расскажи, что дальше было? Интересно же, просто ужас как!
— А вот не скажу! Стихи он мне читал. Евтушенко. И свои собственные тоже.
— Вот это здорово! Никогда бы про него не подумала. И как стихи?
— Очень даже приличные. Я бы даже сказала — талантливые.
— А еще что?
— В гости он меня к себе приглашал. Посмотреть на «старое холостяцкое логово», как он выразился. Еще обещал собственные рассказы почитать. И стихи, конечно.
— Ой как здорово! Пойдешь?
— Еще не знаю. Стара я для любовных авантюр. И зачем мне сейчас мужчина, ну скажи, пожалуйста! Былой страсти, как в молодости, нет. И страшно даже становится, как представлю, что снова придется какие-то чувства в себе пробуждать. Я уж лучше одна, мне так спокойнее. Хотя Боря, между нами, девочками, мне понравился. Уважительный такой, не настырный. Я настырных терпеть не могу! А Боря все буквально с полуслова понимает.
— Ну так за чем дело стало? Вперед!
— Ты думаешь? Ну ладно, схожу разок в гости, так и быть, развеюсь. А то в четырех стенах тоже уже тоскливо сидеть. Да и растревожил он меня. Ты только не смейся, но Боря мне всю прошлую ночь снился. Он такой, как есть, только волосы черные, а не седые. А мне лет двадцать будто бы. Он все ухаживал за мной и почему-то на аттракционах катал. Даже сейчас помню, как во сне сердце в пятки уходило на крутых виражах.
— Ну, мамуль, ты даешь! А ты бы его во сне попросила тебя на колесе обозрения прокатить, оно самое спокойное из аттракционов, и тогда бы сердце у тебя не замирало. Заодно на город с высоты птичьего полета посмотрела бы. А то когда еще увидишь!
— Ладно тебе над престарелой матерью издеваться! Давай допивай чай, и я тебя потихоньку выгонять буду, а то твой любимый тебя потеряет.
А еще через месяц Сорока вместе с Денисом, что называется, держали кулаки и накачивали водкой Майкиного мужа Игоря. Майка вот уже больше суток рожала, и ребенок все никак не хотел появиться на свет.
Игорь звонил в роддом каждые полчаса, нервничал и переживал до такой степени, что даже выпитый по настоянию Дэна залпом стакан водки на него практически никак не подействовал. Он то принимался расспрашивать Ксению, как обычно проходят роды, совершенно забыв о том, что в таком заведении, как роддом, Сорока еще ни разу не была, то ругал себя последними словами, словно был в чем-то виноват. Майка рожала в элитном роддоме (сколько это стоило, Сорока боялась даже спросить), но Игорь считал, что лучше было бы отправить ее рожать за границу, тогда бы все точно прошло без сучка без задоринки. Сказать по совести, Сорока сама уже начала всерьез волноваться за Майку, но показать это при Игоре было бы равносильно тому, чтобы спровоцировать у него истерику. А он и так уже находился на грани.
![Филип Дик - Доктор Бладмани, или Как мы стали жить после бомбы [litres]](/uploads/posts/books/67884/67884.jpg)