Виктор Ермаков - Святая, смешная, грешная
– В какой валюте были переданы деньги моему подзащитному? – задал вопрос Богомолов.
– В рублях, – ответил их адвокат.
– А не могли бы вы пояснить, в чём были переданы деньги? В пакете, в сумке, в чём-то ином? – продолжал Богомолов.
– В целлофановом пакете, – уверенно ответил адвокат Ансаковой.
– Это чистой воды ложь, – уверенно и театрально подняв руку вверх, громко произнёс Богомолов. – На момент, когда Надежда Ансакова якобы передала моему подзащитному деньги, самая крупная купюра была номинацией в одну тысячу рублей. Вес одной купюры известен, – с этими словами Богомолов передал судье какую-то бумагу. – Посчитано, что общий вес передаваемых денег, – он сделал многозначительную паузу, – составляет 134 килограмма, и их объём чуть меньше одного кубического метра. Уважаемый суд, как молодая девушка, совсем даже не мастер спорта по тяжёлой атлетике, могла поднять и передать моему подзащитному такой объём и вес денег? И что это был за такой целлофановый пакет?
Я вытаращила от удивления глаза, услышав такую информацию. «Ну, и что вы теперь на это скажете», – чуть ли не потирая руки, подумала я.
– Протестую, – явно занервничав, произнёс их адвокат.
– Протест принят, – словно ушат холодной воды на моё ликование услышала я голос судьи. – Это не относится к делу.
– Да как же не относится? – встав со скамьи, горячился Костя. – Это как раз говорит о том, что никаких денег Ансакова мне не передавала и передавать не могла!
– Я не давал вам слова, – ударив по столу молотком так, что у меня зазвенело в ушах, чуть ли не взвизгнул судья. – Ещё одна такая выходка, и я прикажу приставу вывести вас из зала.
Со стороны даже мне, неискушённому в судах человеку, всё это напоминало какой-то фарс, игру в одни ворота. Я сидела, опустив голову, понимая теперь, почему так нервничал все последние дни Костя. Видимо, в отличие от меня, он не был настолько наивен, чтобы верить в справедливость судов.
Затем в судебном заседании объявили перерыв. Мы вышли из зала. Пройдя по сумрачному, плохо освещённому коридору, спустившись по скрипучим деревянным ступенькам на первый этаж, очутились на улице. Свежий воздух, всё ещё яркое, но уже не палящее солнце ранней осени, голубое небо да веселое чириканье воробьёв поразительно контрастировали с облупившейся штукатуркой старого здания суда.
Мы отошли чуть в сторону, и Костя попросил у Богомолова сигарету. Они стояли молча, куря, нервно стряхивая пепел себе под ноги. Никогда не видела Костю курящим. «Видимо, действительно очень нервничает», – подумала я, стоя рядом так же, не проронив ни слова. Я и сама была настолько возмущена, взвинчена, что мои слова могли только подлить масло в огонь, а сейчас нужно что-то совсем другое… Нужно успокоиться, сосредоточиться и выработать дальнейший план действий. Не думаю, что Костя с адвокатом не понимали этого.
И действительно минуту спустя Богомолов произнёс:
– Не обязательно, что судья куплен, хотя видно и слепцу, что он на их стороне. Думаю, ему хватило увидеть только фамилию Ансаков, чтобы понять, какое решение нужно вынести. Вполне возможно, что он просто получил звонок, ну, скажем, от председателя городского суда, типа: «Ты внимательно отнесись там к делу Ансакова», – и всё, больше ничего не нужно. Никаких дополнительных административных ресурсов. Безусловно, Константин Валентинович, мы будем бороться до конца во всех инстанциях, дойдём до Верховного суда, но как я уже и говорил, шансов мало.
– И что делать? Поднять руки вверх? – смяв сигарету и швырнув её под ноги, спросил Костя.
– Совершенно нет, что вы? Я как раз уже сейчас намечаю дальнейшие действия и говорю вам об этом. Ни в коем случае я не собираюсь сдаваться! – горячо возражал Богомолов. – А вам, как я уже и рекомендовал, завтра же необходимо написать заявление в полицию. Я считаю, действия Ансакова подпадают под статью «Мошенничество». У нас, к сожалению, не английское правосудие – в гражданском суде судья не может одновременно рассматривать и гражданское, и уголовное дело. А мошенничество – это уголовное дело. Поэтому завтра же едем в полицию по месту жительства Ансаковых и пишем заявление. Я вам, Константин Валентинович, говорил об этом уже несколько раз. Но вы всё питали какие-то иллюзии относительно Ансаковых. Думали, что они с Вами в игрушки играют? Нет, уважаемый Константин Валентинович, они не в игрушки играют, а в игры, название которым – рейдерский захват. Вы думаете, им нужны эти деньги? Нет, уверяю вас. Им нужна ваша фабрика.
– Хорошо, я готов завтра ехать и написать заявление, – сказал Костя, смотря отчуждённо в сторону и играя желваками скул.
– Вот и правильно, – одобряюще подхватил Богомолов. – Гражданские суды пусть идут своим чередом. И я вас предупреждаю – они могут длиться месяцами и даже годами, а мы будет атаковать их по уголовным статьям. А сейчас идёмте, думаю, скоро начнётся заседание.
Мы снова вошли в полумрачное, пахнущее сыростью и какими-то незнакомыми специфическими запахами здание суда.
Не успели мы войти в зал, как судья объявил, что следующее заседание будет продолжено семнадцатого сентября в 11:00.
– Это нормальная практика, тут нет ничего особенного, – говорил Богомолов, спускаясь по ступенькам. – Для нас, в общем-то, это не хуже. Пока не вынесено решение первой инстанции, никаких мер против вас они предпринять не смогут. А мы как раз побываем в полиции, напишем заявление. На мой взгляд, кроме мошенничества здесь усматривается ещё целый ряд неправомерных действий со стороны Ансаковых. В общем давайте завтра встретимся у меня в новом офисе, у американского посольства. Вы же, Константин Валентинович, были там? И оттуда – прямиком в полицию. Посмотрим, как они отреагируют на ваше заявление. У Ансакова же особый правовой статус, сенатор всё-таки, поэтому, как правило, в полиции не очень горят желанием принимать такие заявления. Хотя, они вообще не горят желанием принимать любые заявления, а уж на такого человека – тем более.
Попрощавшись, мы сели по машинам и некоторое время ехали друг за другом, пока не вышли на загородную трассу.
– Ну вот, милая, теперь ты видела, как решаются дела в наших судах, – сказал Костя, набирая скорость. – Ну, ничего. Я готов биться, буду идти до конца, другого выхода нет. Фабрика – это всё, что у меня есть.
– Костя, ты должен знать – я всегда буду с тобой, что бы ни случилось. Даже если ты проиграешь все суды на свете, я буду рядом, – тихо произнесла я и коснулась его руки.
Костя крепко сжал мою ладонь:
– Спасибо, Катя, мне очень важно, то, что ты сейчас сказала. Я не собираюсь проигрывать, но если ты будешь рядом, мне будет намного легче преодолеть любые сложности. Я выиграю, я тебе обещаю.
