Фреда Брайт - Маски. Незримые узы
Для Тонио этот случай был всего лишь эпизодом в длинной цепи совершенных им преступлений, а для Маргарет Джонсон он стал единственно важным, центральным событием в ее жизни: для нее померк белый свет, рухнули мечты о замужестве, о радостях семейной жизни… Потому что той ночью в Шамборе изуродовано было не просто ее лицо: изуродовано было ее будущее.
Окружной прокурор утверждает, что Маргарет совершила убийство из чувства мести, хладнокровно, много лет спустя. Он говорит, что его можно было бы расценить как убийство при смягчающих обстоятельствах только в том случае, если бы Маргарет и сегодня искренне верила в то, что ей угрожает реальная смертельная опасность… Но в душе-то Маргарет постоянно чувствовала себя в опасности! То давнее насилие не осталось в прошлом, а продолжалось ежедневно, ежечасно — беспрерывно: наяву все мужчины казались ей потенциальными насильниками, а во сне каждую ночь к ней возвращался тот шамборский кошмар…
Аликс печально и удовлетворенно вздохнула и снова склонилась над столом: остался заключительный аккорд — характеристика личности подсудимой, а уж тут Маргарет Джонсон была безупречна…
Ранним воскресным утром Аликс, полузакрыв глаза, наблюдала за сборами мужа. Вот он на цыпочках подошел к стенному шкафу, выбрал галстук (неяркий, в консервативном стиле), другой (довольно вульгарный) запихнул в кейс вместе с ермолкой. Потом так же на цыпочках подкрался к ней, чмокнул в лоб, промямлил, что вернется около полуночи, и улетучился как призрак.
В ту же секунду Аликс широко распахнула глаза.
Чепуха какая-то! С того момента, как кампания набрала обороты, муж с женой и часу не могут провести вместе, не говоря уж о целом дне! Ее это возмущало.
Особенно сегодня, потому что сегодня — воскресенье, черт побери! Сегодня нормальные мужья допоздна валяются в постели, завтракают со своей семьей, читают «Санди Таймс», играют с детьми в «лошадки» и китайские шахматы, подстригают газон или сбрасывают снег с крыши — в зависимости от сезона, водят детей в зоопарк, съедают плотный воскресный ужин, смотрят по ящику «Шестьдесят минут», вечером укладывают детей спать, потом ложатся в постель и занимаются любовью со своими женами.
Да, сегодня воскресенье, но Аликс будет хлопотать по хозяйству в одиночку. И если она вообще увидит сегодня Билла, это случится Бог знает когда. Причем, все произойдет в обратной по сравнению с утром последовательности: он войдет в спальню на цыпочках, в темноте разденется, как воришка проскользнет в постель, стараясь не разбудить ее… Если посчастливится, Аликс удостоится еще одного чмоканья. Через три секунды он заснет…
Она перекатилась на кровати на место Билла и поежилась: подушка была уже прохладной.
Аликс словно снова стала матерью-одиночкой, только на этот раз с двумя детьми.
Неожиданно ей пришла в голову странная мысль: все главные действующие лица того грандиозного дела, за которое она взялась, словно находятся в чистилище: Питер и Маргарет ожидают решения своей участи; Ким по-прежнему живет в изоляции, не отваживаясь повернуться лицом к действительности.
И сама Аликс, несмотря на свой бизнес, на загруженность работой, тоже живет словно в забытьи. Жизнь! Брак! Если это можно назвать браком… Если он вообще когда-нибудь был таковым…
Аликс даже удивилась, что испытывает такую боль. А дело заключалось в том, что, как ни горько ей было это признать, она любила Билла. Очень. Чертовски сильнее, чем он ее. Но все же не настолько, чтобы бороться за сохранение семьи в одиночку.
Что ж, если их непростая семейная жизнь кончится крахом, тогда к дьяволу все романтические бредни! Они не стоят того, чтобы из-за них переживать, сомневаться, чувствовать себя несчастной, беззащитной… Билл останется последним мужчиной в ее жизни.
На следующее утро после вынесения Маргарет-Джин Джонсон оправдательного приговора, не сказав ни слова ни Биллу, ни коллегам по работе, Аликс отправилась в Прайдс-Кроссинг.
Прайдс-Кроссинг
Прайдс-Кроссинг! Существует ли еще на свете городок, которому бы так подходило его название — Ущемленное Самолюбие! Так размышляла Аликс, садясь в такси.
По дороге из аэропорта она обдумывала, что ждет ее в течение нескольких последующих часов, представляла возможные варианты и сама не знала, чего страшится больше, — найти отца таким же жестким, несгибаемым тираном, каким он был всегда, или надломленным — как духовно, так и физически…
Ей показалось, что сам дом совсем не изменился: свежевыкрашенный фасад, сияющие чистотой французские окна. А вот старой магнолии перед парадным входом уже нет. Красивое было дерево и первым расцветало весной…
От избытка чувств у нее перехватило горло, и ей стало мучительно жаль и магнолию, и лет, проведенных вдали отсюда. Ох уж эта ностальгия!
Поджав губы, Аликс вылезла из машины и поднялась по ступеням к входной двери, бормоча про себя как заклинание: «Я буду сдержанной. Я не заплачу, не выйду из себя… не потеряю терпение… терпение… терпение».
Она не послушалась Дорри, предлагавшей ей приехать неожиданно и без предупреждения, опасаясь, что такой шок может спровоцировать у отца второй удар. Она просто приняла некоторые меры предосторожности, чтобы ее визит выглядел случайным. Таким образом, за Льюисом оставалось право выбора линии поведения, не ущемляющей достоинство ни одной из сторон.
Поэтому накануне она позвонила его личной секретарше.
— Я должна быть завтра в Бостоне в связи с одним делом, — сказала она, — и хотела бы провести некоторое время со своим отцом. Пожалуйста, дайте мне знать, удобно ли ему в одиннадцать часов.
Мисс Милгрим перезвонила ей через несколько минут и сообщила, что мистеру Брайдену «будет приятно встретиться» с ней.
Приятно! Какое неопределенное, даже двусмысленное выражение чувств: слегка теплее, чем «удобно», но как далеко от «радостно»! Тем не менее Аликс предпочла отнестись к такому ответу как к доброму знаку.
И вот она звонит в дверь дома своего детства, стараясь изобразить на лице подобие улыбки.
Ей открыла сама Дорри, притворяясь, что видит Аликс впервые за все это долгое время. Они обменялись приветствиями и расцеловались.
— Как приятно тебя видеть, Аликс! — воскликнула она «рекламным» голосом, пока Бриджит помогала Аликс снять пальто. — Ты хорошо выглядишь.
— Привет, Бриджит, — поздоровалась Аликс с горничной. Боже, ей должно уже быть лет сорок! — Я вижу, ты получила повышение после кухни.
— Да, мисс. Благодарю вас, мисс.
