Луиза Бэгшоу - Карьеристки
Через час началось то, что у политиков называется «свободная и откровенная дискуссия».
— Но работающая женщина — совершенно не то, что спортивные болельщицы! — орала Топаз. — Так же, как и мужчины! Ты, глупый осел! Работа вне дома — это не спорт. Это упражнения!
— Нет, ты ошибаешься, — процедил Джо сквозь стиснутые зубы. — Они увлекаются Фло Джо из-за того, что она рекламирует косметику, а вовсе не из-за того, что она потрясающая бегунья.
— Нет, это мужчины увлекаются Фло Джо, потому что она рекламирует косметику.
— Выбрось женщин, черт побери, из списка читателей! — вопил Джо.
— Не выброшу! Это изменит финансовый…
— Ничего не говори мне о финансах, Росси. Ты думаешь, чем я занимался весь последний месяц?
— Наверное, смотрел в зеркало и занимался онанизмом, — грубо бросила Топаз.
Джо побелел от злости.
— Что ты сказала?
— Что слышал.
— Будь ты мужчиной, я бы ударил тебя.
— О, большое дело, — презрительно процедила Топаз. Почему он такой красивый и такой глупый? — Вспомни, как я вышибла из-под тебя «Экономик мансли». Подумай, Джо. Считай, у нас сейчас репетиция.
Голдштейн встал и направился к ней.
— На этот раз ты ничего не получишь, красотка. Это — мое. Ты же не в состоянии купить даже батон хлеба, финансист. Все знают.
Топаз отделял от него всего дюйм, не больше.
— Кого это ты называешь красоткой? — прошипела она.
— А как ты думаешь, кого, дорогая? Ну и что теперь собираешься делать? Подашь на меня в суд за сексуальные притязания? Или оскорбление?
Она взглянула на него — черноволосый, красивый, Джо Голдштейн стоял и насмехался над ней, а она злилась.
— О нет, это не сексуальное оскорбление, дорогой мой, — проговорила Топаз. — Вот сексуальное оскорбление! — И она, вцепившись в воротник его дорогой оксфордской рубашки, рванула так, что маленькие металлические пуговички рассыпались по столу.
Какая сильная грудь, сплошь покрытая черными завитками волос! Топаз застыла — невероятное, всеподавляющее желание пронзило ее.
— В чем дело? — тихо спросил Джо.
О Боже, он больше не мог выносить этого сексуального напряжения. Одно прикосновение пальцев Топаз к шее, резкое, со злостью, выбило его из колеи. В голове пронеслось — может ли он ее поцеловать? Черт, он хочет ее. Он не осмеливался посмотреть вниз, боясь привлечь ее внимание…
— Извини… Меня занесло… — бормотала Топаз. — Может, я как-нибудь пришпилю, на вечер, на сегодня. Я возмещу тебе, конечно…
Она попыталась соединить полы рубашки. Руки касались его груди.
— Перестань трогать меня, черт побери! — прорычал Джо.
— Прекрасно, — резко бросила Топаз. — Я…
Она вскрикнула, когда Голдштейн схватил ее за плечи и прижал спиной к столу.
— Что ты делаешь? — прошептала Топаз.
— Беседую с воспитанной леди, — сказал Джо и, стиснув ее лицо в ладонях, нетерпеливо поцеловал, затем языком залез в рот.
«Мне не следует…» — только успела подумать Топаз.
Ей стало жарко. Там.
Она ответила ему поцелуем.
— Не может быть! Ну, дальше, — требовала Марисса в полном восторге.
— Ну, — сказала Лиза, — привратник услышал крики, ему показалось, наверху кричит женщина, в комнате правления, — усмехнулась она. — И он побежал что было сил, а там — нате вам, выходит Джо Голдштейн. «Все нормально». Но страж порядка настаивает, он хочет пойти и проверить. Пошел. В комнате Топаз Росси, лицо красное, половина пуговиц расстегнута и дышит, как паровоз…
— Не может быть! — воскликнула Марисса, пытаясь подавить зависть. Джо Голдштейн — самый красивый мужчина в компании!
— …а Джо засовывал рубашку в брюки, — с победным видом закончила Лиза.
— Что за проститутка! — вздохнула Марисса. — Она позволила ему делать… это в комнате правления. Сперва Натан, теперь он. Конечно, Голдштейн не захочет больше иметь с ней дело.
Лиза не была уверена, но помалкивала. Марисса Мэттьюз — довольно влиятельная журналистка.
— Топаз Росси просто охотится на старых богатых мужчин, должна тебе сказать.
— Но Голдштейн не такой уж старый, — заявила Лиза.
Джо позвонил Топаз.
— Хочешь пойти на игру в субботу?
— Конечно, — ответила она довольно.
22
Перелет из аэропорта Джона Кеннеди в Лос-Анджелес длится пять часов, и Ровена большую часть времени занималась делами. В общем-то она любила летать. Любила на несколько часов оторваться от телефона, почитать роман или просто помечтать. Ей нравилось, как в животе что-то поднималось при взлете и при посадке. На этот раз она немного волновалась, перелетая из одного города в другой, — на то были свои причины.
Ровена отметила карандашом один параграф, в миллионный раз пожалев, что не сильна в математике, — очень важно, чтобы в каждом пункте все было точно, до единого процента.
— Шампанское, мисс Гордон? — поинтересовалась стюардесса, заботливо склонившись над ней.
Эта элегантная деловая женщина отказывалась и от шоколада, и от орешков, и от коктейлей, и даже от главного блюда в первом классе — филе палтуса, лобстера, жареного фазана — предмета зависти других американских авиакомпаний. Она добавила нотку мольбы в свой голос. Ровена сдалась.
— Хорошо, спасибо.
Стюардесса наклонила хрустальный бокал и наполнила его светлым золотистым нектаром, тихо шипящим и пузырящимся.
Ровена улыбнулась.
— Деловая поездка, мадам? — девушка взглянула на пачку контрактов на пустом сиденье.
— Да, в какой-то мере, — ответила Ровена.
Стюардесса подумала — интересно, она явно англичанка, а ведь англичане обычно одеваются не так хорошо.
Ровена откинулась в кресле и маленькими глотками стала пить шампанское, радуясь перерыву. Она была в брючном костюме от Лиз Клэйборн, свободном и обтекающем. В тон ему — каштанового цвета туфли, белая блузка. Макияж тоже приглушенный, тени на веках и губы с бронзовым отливом, немного румян. Длинные светлые волосы собраны на затылке заколкой из черепахи. Она выглядела очень современно — красивая и абсолютно деловая.
Ровена позволила стюардессе добавить шампанского в бокал и просмотрела свою программу. Она должна остановиться в доме на Голливуд-Хиллз, арендованном «Мьюзика» для визитов сотрудников. Ленч с Джоном Меткалфом назначен на завтра и, насмешливо отметила она, он будет только с минеральной водой. Потому что во время предстоящего разговора она должна быть начеку. Потом «Колизеум», где «Атомик масс» дает первое представление на стадионе, — Ровена ощутила гордость и волнение. Не важно, сколько копий «Хит-стрит» продано, это их первое выступление во время тура, мальчики никогда раньше не выходили на такую огромную аудиторию.
