Юлия Колесникова - Разрешаю себя ненавидеть (СИ)
Дома, перед тем как разойтись по комнатам, мы долго целовались, прижимаясь к стенам. Конечно же, мы оба хотели чего-то большего. Но потом нам пришлось громко хлопнуть своими дверьми, чтобы сообщить родителям, что мы ушли в разные комнаты. Это было несколько унизительно, и в то же время комично. Знали бы они, что все уже давно случилось, чего они так боялись. Все чего боялась я, приходилось ждать.
Глава 18
Игра развивается
Ненависть — это сила бессилия.
Леонид С. СухоруковСледующая неделя прошла почти так же, как и этот день, когда мы начали свою новую игру — игру на зрителя. В школе, конечно же начались разговоры. Сначала о том, что с какой это радости Ирвинг уделяет внимание Флекс, а она это терпит. Это было после первого дня встреч. После второго все вдруг затихли, ожидая, было ли это просто случайностью, или же начало чего-то.
Я, как и все ожидала, что Ирвинг сделает. У нас не было первых уроков проведенных совместно, и я пошла в столовую, почти не обращая внимания на то, что все на меня таращатся. Что ж, главное, что это был просто интерес, а не ненависть, как бывает в фильмах, когда девушка начинает встречаться с самым красивым парнем школы.
В столовой я взяла пару сандвичей, и не смотря на то, что во время еды читать не очень хорошо, раскрыла книгу по литературе. Я даже не поняла, когда позади меня кто-то появился, и книга неожиданно перекочевала в чьи-то руки, которые так и остались с двух боков от моего лица.
— Так ты уже готовишься к литературе? — Ирвинг, вернул почти тут же мне книгу, и скользнул на соседний стул. С ним не было подноса, и я машинально поискала глазами, где же он мог сидеть, и вдруг поняла, что, по меньшей мере, пять соседних столиков за нами наблюдают. Вообще-то это было нормально для нашей школы — все мы были знакомы, или почти, не считая малых, потому новые отношения это всегда интересно. Но я-то знала, почему именно наши отношения это такой ажиотаж — всем тут же вспоминалось каким были последние полгода, с того времени как Ирвинг поселился у нас, и наши с ним ссоры. Еще бы им не следить за теперешней ситуацией.
— Я без подноса, — ответил Ирвинг на мой молчаливый вопрос. Я рассеяно покачала головой на свой поднос, так как для меня уже стало привычным, что он часто брал мою еду дома. Или же доедал за мной, смеясь, что так растолстеет.
Ирвинг словно именно этого и ждал, забрал один мой сандвич, и принялся жевать, его улыбку я могла расценить как хулиганскую. Но он ничего не говорил. Я не могла понять, что все это значит. Вот так он сидел и смотрел на меня, и мне оставалось лишь коситься на него и прятать свою улыбку. Ирвингу нравилась эта новая игра. Как же она ему нравилась, и меня должно было напрягать. Но нет. Почему-то я воспринимала это как что-то нормальное. Ну почему меня это не возмущает? Пока он не доел сандвич, то ничего не предпринимал, давая мне возможность читать, хотя на самом деле мне это явно не удавалось.
— Встретимся на уроке, — сказал он, когда последний кусок был отправлен в рот. — А может, и сегодня пойдем гулять?
— Да, — ответила я одновременно на два его предложения. При этом я неловко чувствовала спиной чужие взгляды. Стоило Ирвингу подняться, как ко мне с подносом подсела Рашель. Ее глаза светились, словно это именно она помогает нам строить отношения.
— Знаешь, — неожиданно громко сказала она. — Я сегодня иду гулять со своим новым парнем. Может, хочешь составить нам компанию? Возьмешь Ирвинга, вы вроде бы перестали уже грызться?
— О, да. Все почти так, — скрипя зубами, отозвалась я, чувствуя себя так, как на том концерте, где я упала в обморок, потому что ко мне одновременно было повернуто столько голов. Кажется, сама Рашель немало подливала масла в огонь сплетен и сказок вокруг нас с Ирвингом. Ей явно нравилось все то, что было связано с нами — она не понимала и половины того, что происходит, но чувствовала, каким черным секретом это является для меня. Скорее она не радовалась бы моему позору, но ее явно радовало то, что я не так уж чиста и невинна, как была раньше, и на моем фоне она уже не кажется себе грязной. — Спрошу, что он думает об этом.
— Ну, тогда мы за вами заедем.
Рашель продолжила говорить уже совершенно об ином и все тем же громким голосом, и уже когда мы шли прочь из столовой, я поняла, что в другом ухе у нее наушник, в котором она слушает музыку. На миг я подумала, что она не собиралась помогать нам в нашей игре, и у нее это вышло случайно, но все же вспомнила, с кем имею дело. Рашель была самым умным человеком, которого я когда-либо знала, и она никогда ничего не делала просто так. Я даже готова была поклясться, что парня она себе нашла, исключительно ради этой прогулки.
В класс мы вошли с ней вдвоем, и как раз вовремя — прозвенел звонок. Ирвинг не поднял головы, чтобы посмотреть на меня, но я-то уже знала, что он следит за тем, как я приближаюсь к парте. Мне это было знакомо, я все время поступала так же. Стоило Ирвингу появиться в помещение, все ставало вокруг не таким… я могла себе в этом признаться — мир без Ирвинга был просто миром, а с ним, я жила в волшебном сне. Мое недоверие к нему все еще было. Я не могла просто начать ему верить, мне необходимо было для этого время. Думаю, то, что наши отношения теперь мы решили начинать по-другому — что все не так активно, как раньше. Нам обоим необходимо было это время. Ирвинг должен был теперь понять, что я возможно уже и не буду поддаваться на все его сумасшествия.
Садясь рядом, я наклонилась к нему, чтобы поставить свои книги, и он словно случайно задел меня плечом, толкнув, и я по старой привычки хотела была вспылить. Но Ирвинг повернулся ко мне с невинной улыбкой:
— Прости, я не хотел.
Да, вес как я и думала — Ирвинга это очень развлекает. Ему нравиться то, как все следят за развитием наши отношений, то, что ему больше не нужно быть грубой со мной, а я могу быть с ним не такой ледяной на людях.
— Ничего, — пропела я, и уткнулась в тетрадь.
На уроке я ловила его хитрые взгляды, а так же взгляды Рашель. Он перекинула мне записочку, которая никогда бы не увязалась в моем сознании с ней:
«Вы такая романтическая пара».
Хотя если расценивать эту записку с долей сарказма и юмора, который учитывал иронию наших отношений, я была с ней согласна. Романтика у нас полностью отсутствовала, по крайней мере, в тех отношениях, более настоящих и укрытых от чужих глаз. Теперь же это проявление романтики иногда прям таки кидало меня в ступор. Я ведь и раньше не была особо романтична, отношения с Ирвингом видимо вымыли из меня и те крохи, что были раньше. Да и вообще для меня само слово романтика не вязалось с тем представлением, что было у других — это не открытки, и не прогулки под песни музыкантов. Скорее это то, чем делился со мной Ирвинг в прошлый вечер. Вот это было так интимно, так романтично, когда он ради меня разрушал глухую стену, которой укрывался раньше.
