Ольга Егорова - Магический код
Мистика какая-то, подумал Иван, продолжая сидеть неподвижно на полу возле стены и не закрывая альбома. Он пытался что-то понять, но смысл ускользал, мысли путались, и голос Веры, ее тихий шепот, несмолкающий, не давал сосредоточиться на реальных ощущениях. Он манил, звал за собой туда, где нет места объективным выводам, логическим рассуждениям, причинно-следственным связям.
«Я тебя никому не отдам».
Сопротивляться этому было невозможно. Оставалось только смириться. В который раз смириться с тем, что все будет так, как хочет Вера. Так было всегда, и ничего не может измениться. Он всегда играл по тем правилам, которые она устанавливала. Она не оставляла ему выбора. Она всегда сама принимала решения и никогда ни с кем не советовалась.
— Отпусти меня, — тихо сказал он. Услышал свой голос, подумал о том, что разговаривает сейчас даже не сам с собой, а с фотографией женщины, которой уже давно нет на свете. Разговаривает с фотографией мертвой женщины, которую когда-то любил. И в глубине души ждет, что она, фотография, ему ответит.
«Я тебя никому не отдам», — снова прошептала Вера.
Иван закрыл альбом, чтобы больше не видеть фотографию. Но фотография по-прежнему стояла перед глазами, она проявилась на обложке альбома, как проявляется на фотобумаге отпечаток с негатива. Тогда он закрыл глаза, чтобы не видеть больше обложку альбома с проявившимся на ней отпечатком негатива, но фотография все равно стояла перед глазами.
И шепот не смолкал.
Прошло сто тысяч лет, скрипнула дверь, и кто-то стал трясти его за плечи. Он открыл глаза, ожидая увидеть Веру, но увидел другую женщину, лицо которой показалось ему знакомым.
— Иван, что с тобой?! — кричала мать, чувствуя, что он ее не узнает.
— Все в порядке, — глухо ответил Иван, все еще не понимая, что за женщина сейчас рядом с ним и о чем она вообще его спрашивает.
Спрашивает снова и снова:
— Что с тобой? Иван, что с тобой?
— Мама… Это ты…
— Что?!
— Я просто… Просто задумался.
— Задумался? Я шесть раз тебе по телефону звонила, где ты был? Ты не слышал? Да что с тобой, скажи?! На тебе лица нет!
Иван обхватил лицо ладонями:
— Не говори глупостей, мама. Вот же оно, мое лицо. Где же ему еще быть, как не на мне. А телефон я не слышал. Я здесь альбом с фотографиями рассматривал. Вот.
— Альбом с фотографиями? О господи…
Она сразу поняла, в чем дело. И сразу же села рядом на пол — так, как это умела делать только она, его мама. Точно так же, как Иван сто тысяч лет тому назад, прислонилась спиной к стене и сползла по стене на пол. Села рядом и вытянула ноги — как девчонка.
— Я тебя люблю, — сказал Иван и потерся носом о ее плечо.
— Дай сюда. — Она вырвала альбом из рук Ивана, открыла, пролистала несколько страниц. — Черт, надо было убрать подальше. Надо было выбросить его…
— Кто же выбрасывает фотографии? Фотографии — это воспоминания.
— Иногда воспоминания очень нуждаются в том, чтобы их выбросили, — возразила мать. — Иногда они этого заслуживают. Иногда просто нет другого выхода.
— Перестань, мама. Это просто фотографии.
— Для тебя это не просто фотографии.
Они помолчали некоторое время. Потом Иван сказал:
— Она меня не отпускает, мама. Не знаю, что с этим делать. Знаешь, я думал, что все давно прошло. Я, мам, девушку встретил… Знаешь, такую хорошую… Динку… А она меня не отпускает. Представляешь?
— Ваня…
— Знаешь, я и не понял сразу, что случилось. Не догадался, почему она ушла. Оказывается, это она, Вера, ее выгнала.
— Что ты такое говоришь? Кого выгнала Вера? Когда?
— Вчера. Вечером.
— Иван…
— Я знаю, что ты сейчас скажешь. Ты скажешь, что Веры нет. Что Вера умерла пять лет назад и поэтому она не могла никого выгнать вчера. Что фотография — это всего лишь фотография. Я и сам раньше так думал.
— Я не это тебе хочу сказать. Это ты и сам поймешь рано или поздно, просто сейчас не в том состоянии. Я другое хочу сказать.
— Другое? Что — другое?
— Сходил бы ты к ней, — помолчав некоторое время, ответила мать. Иван сразу понял, что слова эти дались с трудом, и в то же время, что она собиралась сказать их Ивану уже очень давно.
«Зачем?» — подумал Иван, но вслух не сказал.
— Завтра ведь, кажется, у нее день рождения…
— Мам, ты что же, хочешь, чтобы я на кладбище пошел с днем рождения ее поздравить? Юмор у тебя какой-то черный, знаешь ли…
— Прекрати паясничать, сын. Про день рождения — это я просто так вспомнила. А сходить к ней тебе бы надо. Ты ведь ни разу не был.
— И не собираюсь. Что я там забыл, интересно?
— Сходил бы, — снова повторила мать, словно не слыша Ивана. — Знаешь, может быть, вес и изменится после этого. Может, ты наконец поймешь и примиришься.
— Что я должен наконец понять? С чем примириться?
— С тем, что она к тебе уже не вернется. Никогда не вернется. Ты ведь ждешь ее до сих пор.
— Мама! Да что ты такое говоришь-то, а? Кого я жду до сих пор? Мам, ты совсем с ума сошла! Ты еще сильнее с ума сошла, чем я! Ты думаешь, я не видел, как ты почти полный тюбик с кремом в мусорное ведро выбросила?
— Какой еще… Какой еще тюбик с кремом?
— А тот самый! Тот самый, на котором было написано «Алоэ вера»!
Иван стал смеяться. На самом деле это было ужасно смешно — мама выбросила дорогой крем только для того, чтобы эта надпись лишний раз не мозолила Ивану глаза. Это случилось почти восемь лет назад, но Ивану до сих пор было смешно.
— Прекрати! Прекрати сейчас же! — Она снова тряхнула его за плечи. — Замолчи немедленно! Если бы ты видел тогда себя со стороны, ты бы не только тюбик с кремом… если бы ты видел свои глаза… Если бы ты видел мертвые глаза своего живого сына… — Она осеклась, заметив, как искривилось его лицо. — О господи, Ваня… Ваня, что же это я?! Прости… Прости меня, я не подумала… Я не хотела…
Он сгреб мать в охапку, прижал ее к себе. Провел рукой по гладким, собранным в узел на затылке волосам, по вздрагивающим плечам. Потом отстранился, стер слезы с ее лица.
— Не плачь. Не плачь, мам. Фигня все это. Прорвемся. Подумаешь, фотографии. И знаешь, не такой уж я и слабый, как тебе кажется. Может, раньше и был хлюпиком, так то — дела давно минувших дней, как любил говаривать твой любимый поэт. Преданья старины глубокой. И фотографии — ты права, это всего лишь фотографии. И если ты считаешь, что это нужно, я схожу на кладбище. Обязательно схожу. Завтра схожу. Честно.
— Сходи. Я действительно считаю, что это нужно. Она ведь не чужая тебе была. Хоть и обидела тебя, и жизнь твою поломала. А все равно нехорошо это, на кладбище ни разу… Нужно уметь прощать, сынок. Сможешь простить — глядишь, и отпустит она тебя. Сразу отпустит.
