Джоан Коллинз - Любовь, страсть, ненависть
Пока Доминик одевалась, Агата прошлась по комнате обнаружив ряды вешалок, на которых висело невероятное количество костюмов, начиная от римских тог и кончая тысячедолларовыми вечерними платьями. После примерки Агата предложила Доминик сходить в лос-анджелесский музей изящных искусств, но у девушки были другие планы. Один из танцоров рассказал ей о ночном клубе на бульваре Сансет, где собирались молодые актеры, актрисы, танцоры и танцовщицы. Он сказал, что это самое классное заведение, и ей ужасно хотелось пойти туда и протанцевать всю ночь.
– Я ужасно устала. – Она улыбнулась Агате и притворно зевнула. – Я, кажется, просплю пятнадцать часов кряду. Подбрось меня в отель, а потом бери машину и езжай в музей. А мне надо отоспаться. Ты согласна, Агата?
– Хорошо, – пробормотала та, подумав, насколько повзрослела Доминик за несколько недель в Голливуде. Типичная французская школьница быстро превратилась в настоящего американского тинэйджера, жующего жвачку и говорящего на сленге. Почему этой девочке все так легко дается, а Агата чувствует себя как рыба, выброшенная на берег?
– Ну, все, не волнуйся, Агата, – сказала Доминик, когда машина подкатила к отелю «Шато Мормон». – Я выпью стакан молока и сразу же лягу. А завтра утром ты увидишь меня радостной и бодрой. – И, послав Агате воздушный поцелуй, Доминик помчалась по ступенькам отеля вверх, хитро усмехаясь про себя. Бедная Агата, ее так легко обвести вокруг пальца.
А Агата в это время смотрела перед собой невидящим взором, пока водитель пытался протиснуться в потоке машин на бульваре Сансет. Она чувствовала, что начинает ненавидеть свою подопечную, гнев растекался по жилам, как быстродействующий наркотик, и она презирала себя за это. Возможно, виной этому молодость Доминик, ей почти столько же лет, сколько было Агате, когда ее упрятали в тот проклятый подвал; а может быть, дело в том, что у Доминик еще вся жизнь впереди – радостная, волнующая жизнь, полная надежд и обещаний. В тридцать один год Агата чувствовала, что ее жизнь уже не имеет смысла, у нее осталась одна-единственная надежда – встретить главного героя «Легенды Кортеса» Джулиана Брукса. Когда она узнала, что он будет играть главную роль, то чуть не упала в обморок. Мысль о том, что она наконец-то увидит своего идола во плоти, так ошеломила Агату, что ей пришлось прилечь, чтобы успокоить нервный озноб. Теперь она считала каждый день до момента желанной встречи с единственным мужчиной в мире, которого считала своей судьбой.
Доминик тщательно выбирала одежду, исходя из требований моды тинэйджеров: черный свитер-безрукавку, узкие голубые джинсы дудочкой, широкий черный ремень, который стянул ее талию до неимоверных восемнадцати дюймов, и красные туфли без каблука. Она подвела глаза черным карандашом и разложила подушки и полотенца так, чтобы Агата, если она все-таки проявит свое неуемное любопытство, подумала, что Доминик спит. Она спустилась по черному ходу и вышла из отеля. Ей надо было пройти восемь, кварталов до клуба «Рок-н-ролл».
Было всего девять часов вечера, но маленькое прокуренное помещение было забито посетителями. В основном это была молодежь, которая пришла повеселиться.
В ожидании своих друзей Доминик стояла у стойки бара и пила «кока-колу», спокойно разглядывая танцующих под разноцветными лампочками ребят. Один симпатичный чернокожий парень в желтой рубашке с короткими рукавами развязной походкой подрулил к ней.
– Ну что, станцуем? – даже не глядя на Доминик, спросил он ленивым голосом и протянул ей мозолистую коричневую руку. Доминик ужасно волновалась. Она еще никогда не танцевала с черным парном: на самом деле единственное место, где она вообще танцевала, была балетная школа. Она не умела танцевать, как они, так близко, что партнеры просто трутся друг об друга.
– Конечно, с удовольствием, – нарочито медленно ответила она, стараясь говорить так же равнодушно и лениво.
– Сколько тебе лет, девочка? – спросил парень, выводя ее в центр танцплощадки. Он умело обнял Доминик и закружил в танце.
– Шестнадцать, – ответила Доминик, чувствуя возбуждение. От этого парня пахло не так, как от других. Это был запах мускуса и еще чего-то сладкого. Это был запах индейцев западных прерий, как ей казалось.
– А как тебя зовут? – спросила она.
– Кэб. А тебя?
– Доминик.
– Ну и ну. Доминик. Ты что, француженка, да? Неужели тебе шестнадцать? – Он подмигнул ей и прижал к себе. Музыка изменилась, и он так тесно обнимал ее, что она неожиданно почувствовала что-то твердое возле своего бедра. – О, уже достаточно взрослая, да? – прошептал он, почти касаясь своими губами ее уха.
– Для чего? – спросила она, спотыкаясь от непривычно медленной мелодии.
– Чтобы курнуть, милая. Баловалась когда-нибудь этим, а?
– О-о, конечно, – медленно ответила Доминик. – Сколько раз подряд, бывало.
Доминик почувствовала опасность, но это только подстегнуло ее. Ярко сияли огни. «Чертова дюжина» играла какую-то забойную мелодию, и молодежь буквально излучала задор и радость. Агата убьет ее, если узнает, а если узнает мама, ее хватит удар. Ее побьют до смерти, но это так возбуждает и манит…
– Сколько тебе лет? – прокричала она сквозь шум.
– Двадцать, – ответил он, обнажив в улыбке белоснежные зубы. – Я уже через все это прошел, детка, хочу кое-то показать тебе, пойдем. – Ансамбль закончи играть, и подростки радостными выкриками и аплодисментами выразили свой восторг. Кэб схватил ее за руку и повел через беснующуюся толпу мимо кухни к заднему выходу.
На узкой аллее, куда они вышли, Доминик, едва дыша от волнения, прислонилась к кирпичной стене, наблюдая, как Кэб достает из карманов какие-то странные предметы. Там были табак, папиросная бумага и спички. Было так темно, что она не видела, что он делает, но, когда он закурил и глубоко затянулся, Доминик почувствовала приторно-сладкий, особенный аромат и почему-то подумала о запахе джунглей.
– Курни, немного, малыш, и наступит не жизнь, а малина!
Он еще раз глубоко затянулся, и Доминик поразили его ярко блестевшие черные глаза, полуприкрытые густыми длинными ресницами, и толстые розово-лиловые губы.
Она вся горела от нетерпения и почти словила кайф, хотя еще не сделала ни одной затяжки марихуаной.
– О-ля-ля. – Доминик закашлялась, когда едкий дым попал ей в легкие. – Что это такое?
– «Ямайка Джой», бэби, – сказал Кэб, взяв у нее из рук бычок с травкой и протянув ей фляжку, которую достал из заднего кармана брюк. – Это самое лучшее… офигеешь… это то, что надо… Теперь глотни вот этого, и ты почувствуешь себя так, как не чувствовала еще никогда в жизни, девочка.
