Барбара Фритти - Секрет, который нам не разгадать
Или все-таки к столь радикальному шагу она еще не готова? Не готова расстаться с легкой, приятной жизнью, не готова променять ее на другую, которая, возможно, сулит ей лишь боль и несчастья. С другой стороны, надо признать, что в последнее время ее решимость дала трещину.
– Лорен, это ты? – позвал Шейн, чем вывел ее из задумчивости. Лорен прокашлялась.
– Мне кажется, Шейн, мы это зря.
– Ты же сама сказала мне, что я должен тебе все рассказать.
– Непременно здесь?
– Потому что здесь все началось.
Интересно, что он хочет этим сказать? Но раз уж пришла… Перекладывая из руки в руку пластиковый контейнер, она кое-как вскарабкалась на дерево и, облегченно вздохнув, залезла в домик.
– Да, в семнадцать лет сделать это было гораздо легче.
Шейн лениво улыбнулся ей. От этой улыбки у Лорен мороз пробежал по коже. Кажется, влипла, подумала она. Но, что еще хуже, в душе она была этому даже рада. Еще как рада! Он подтолкнул к ней через весь пол знакомый конверт.
– Я захватил твои фотографии, на тот случай, если тебе все еще хочется их просмотреть. Кстати, что это ты принесла? – спросил он, глядя на контейнер в ее руке.
– Печенье. Но ты его не получишь, пока не скажешь, зачем я пришла сюда. По телефону ты говорил загадками. – Взяв конверт, она положила его к себе в сумочку, после чего шмыгнула к противоположной стене и, сев, вытянула ноги, чтобы те стали чем-то вроде барьера.
Призрачного лунного света было достаточно, чтобы видеть его лицо. И хотя Шейн улыбался, она чувствовала, как напряжено его тело.
– Ты помнишь ту ночь, когда мы занимались здесь любовью? – спросил Шейн. – Я был в дурном настроении, зол на весь мир. Я не хотел тебя пускать сюда, но ты все же залезла и отказывалась уходить.
– Мне ничего другого не оставалось. Ты бы меня не пустил.
– Когда мы только познакомились, я думал, что ты робкая и нежная, но ты оказалась упрямой. Ты возвращалась, даже когда я прогонял тебя.
– Потому что на самом деле ты не собирался меня прогонять. Ты хотел меня вопреки всему. Я видела эту внутреннюю борьбу в твоих глазах и задалась целью одержать победу. Чтобы ты понял: я создана для тебя.
– Зато я не был создан для тебя. У меня был целый воз проблем. Мне с самого начала следовало держаться от тебя как можно дальше. С другой стороны, твои прекрасные голубые глаза, твоя такая искренняя улыбка, твоя душевная щедрость – все это помогло мне прогнать терзавших меня демонов. Ты позволила мне взять у тебя слишком многое, Лорен.
– Прекрати! Я ведь тоже кое-что позаимствовала у тебя – твою силу, твою уверенность в тебе. Благодаря тебе я изведала то, чего раньше в моей жизни не было. Я почувствовала себя смелой. Любимой. Желанной. Дома я всегда была на втором месте после Эбби. Я не блистала ни умом, ни красотой, ни спортивными достижениями. Когда же ты из всех девчонок выбрал меня, я перестала ощущать себя этакой серенькой мышкой.
– Ты никогда не была серенькой мышкой, – возразил Шейн, нахмурив брови. – Просто ты не верила в себя, только и всего. Ты чересчур полагалась на мнение других людей. Пыталась подладиться, подстроиться под них.
– Смотрю, ты изучил меня. – Лорен смерила Шейна пристальным взглядом. – Зато я тебя почти не знала. Ты поэтому и попросил меня прийти к тебе?
Шейн кивнул.
– Хочу продолжить изучение.
– Я так и поняла. Кстати, ты слышал, что жену Тима Соренсена арестовали за то, что она сбила Девлина?
– Да, Сильвейра уже сказал мне, когда я позвонил ему этим утром. По его словам, нет ничего, что могло бы связать Тима Соренсена с убийством Эбби, но что-то подсказывает мне, что такая связь еще всплывет.
– Никогда не поверю, что у Эбби мог быть роман с учителем. По крайней мере, без неопровержимых доказательств. Страшно представить, как на это отреагирует отец. В его представлении Эбби – святая.
– Ей было только пятнадцать. В этом возрасте мы все делали ошибки, – напомнил ей Шейн.
– Так, может, расскажешь мне про свои? – спросила Лорен. – Что это за секрет, которым ты никогда ни с кем не делился?
– Хорошо, – сказал он и набрал полную грудь воздуха. – Это из-за него в тот вечер, когда умерла Эбби, я и пришел в адвокатскую контору.
– Понятно. Но если я услышу от тебя нечто такое, что способно изменить расследование ее убийства, предупреждаю: я сообщу об этом в полицию.
– Эбби здесь ни при чем. Решай сама, что тебе делать с тем, что ты сейчас услышишь, – сказал Шейн и сложил на груди руки. – Итак. Почти тридцать два года назад у моей матери был роман на стороне. И я его результат.
Лорен оторопела. Родители Шейна всегда жили дружно. В ее глазах Мюрреи были идеальным семейством.
– Как и когда ты это узнал?
– В выпускном классе. Однажды я пришел домой раньше обычного и услышал, как мать разговаривает по телефону с моим биологическим отцом. В те дни наша семья переживала серьезные финансовые трудности, и она просила помощи. Ей казалось, что она имеет на это право.
– И что сделал ты?
– Вызвал ее на откровенный разговор. Она просила меня ничего не говорить отцу. Он не знал про ее измену, был уверен, что я его сын. Мать сказала, что с ее стороны это было минутное увлечение, о котором она потом всегда сожалела.
– Но она не сожалела, что родила тебя, – быстро заметила Лорен. По глазам ее собеседника было видно, что лично он в этом не уверен. – Шейн, поверь, она не жалела.
– Когда я узнал о ее неверности, этот роман уже давно был в прошлом, – продолжал он. – Родители снова зажили дружно, и после меня родилось еще трое детей. Когда я узнал правду о себе, Патрик был в колледже, Кара пошла в среднюю школу, а Ди и Майкл были детьми. Моя мать была уверена, что отец разведется с ней, если вдруг узнает про ее измену. Я же не мог разбить нашу семью и пообещал ей хранить секрет.
– Зато сам как будто съехал с катушек, – прошептала Лорен. Внезапно ей все стало понятно. – Раньше я не понимала, откуда в твоих глазах эта боль. Мне говорили, что раньше ты был другим – веселым, общительным, имел друзей.
– Я был в ярости и не знал, что делать. Я не мог никому ничего сказать. Я лишь гонял на мотоцикле и считал дни, когда наконец смогу уехать из дома. Всякий раз, когда отец называл меня сыном, когда говорил, что его бизнес перейдет мне, я ощущал себя самозванцем. Я просто больше не мог находиться рядом с ним, – продолжал Шейн. – Не мог видеть рядом с ним мать. Я ненавидел ее, ибо из-за нее я был вынужден лгать. Ведь это она предала человека, которого якобы любила. Как после этого я мог поверить ей, что она любит меня. Как же мне тогда было тошно!
Лорен поняла, откуда в нем эта неспособность признаться в любви, это нежелание долго сидеть на одном месте, нежелание связывать себя серьезными отношениями, перепады настроения.
