Гленн О'Брайен - Фактор внешности
Я извинился и покинул ее, чтобы позвонить в «Халкин» и заказать свечи и торт. Зули была в баре, продолжая непрерывно глотать шампанское. Амальфи вскоре тоже появился там, заказал выпить и прошел в туалет.
Я прошептал Зули на ухо:
— Можно мне немного кокаина?
— Чарли? Ты ли это или с тобой что-то стряслось?
— Ну ладно шутить, дай мне чуть-чуть. Я же вижу, у тебя есть.
Зули вытерла нос и посмотрела на свои пальцы.
— Если честно, у меня с собой нет, мне кое-кто дал немного нюхнуть.
Она врала.
— Почему бы тебе не попросить у Китти?
Она вскочила с кресла и убежала. Я только собрался поискать Киттен, как она сама подошла ко мне.
Я наклонился к ней и шепотом попросил:
— Кит, дай мне немного кокаина.
Она посмотрела на меня в притворном ужасе и приложила палец к губам:
— Чарли, я думала, в твои обязанности входит блюсти нашу трезвость. Ах ты, зануда!
— Я прошу не для себя.
— Правда?
— Потом объясню.
— Иди сюда, — позвала она, потянув меня за руку.
Мы с ней забились в угол, где находились две телефонные кабинки, и она осторожно открыла сумочку. Киттен вытащила маленькую стеклянную баночку. Высыпав немного на руку, она втянула в себя порошок.
— Оп! — Она спрятала баночку в сумку и вытащила оттуда другую для меня.
— Спасибо.
— Держи, но только не все! Возьми порцию и верни остальное! — Она рассмеялась и захлопнула передо мной дверь телефонной кабинки.
Я отправился в туалет. Амальфи стоял возле унитаза и тихонько напевал. Я подошел к соседнему унитазу.
— Привет, Джонни, что случилось?
— Чарли, дорогуша. — Он улыбнулся. — Как дела? Рад видеть старого приятеля…
— И я рад. Мы празднуем день рождения Сьюзан.
— А вот этого я бы на ее месте не делал… возраст… — Он довольно осклабился. — Люблю трахать эту сучку.
Я не сразу нашелся что ответить.
— Мы все не прочь…
— Хочешь сказать, ты еще этого не сделал? Не дурачь меня. Если не врешь, можешь хоть сегодня ночью, никому неохота остаться в одиночестве в день рождения. Попробуй. — Амальфи подался в мою сторону. — Ты ведь не промах, а?
— Думаю, нет.
Он посмотрел на меня, стараясь сосредоточиться и чуть пошатываясь. Итальянским типом лица, темными волосами и смуглой кожей он напоминал мне портреты Кривелли. Эдакий Макиавелли в костюме от Версаче.
— Не подкачаешь?
— Нет, Джонни.
Он рассмеялся. Схватил меня за рукав пиджака одной рукой, а другой натянул свои штаны.
— Ты долбаный чистюля, парень.
Я покачал головой и протянул ему баночку, полученную от Киттен. Амальфи насыпал порошок на внешнюю сторону кисти и вдохнул.
— О! Чистая штука! Ты не перестаешь меня удивлять. — Он вернул мне банку.
Я открыл дверь.
— А сам не хочешь?
— Уже, — соврал я.
— Да? Ты меня удивляешь. — Настроение у него заметно улучшилось.
— А что случилось с твоим другом? Ты что-то торопился увести его.
— Он давно там сидел. Ему не везло. Он хороший бизнесмен, но никудышный игрок.
— Серьезно?
— О да. Любит казино. И лошадей любит, и собак. Умудряется делать самые дерьмовые ставки. Знаешь, старик, он даже на футбольные матчи ставил, не зная правил. Еще и во всякую чушь играл в День всех святых…
— А я думал, ему везет во всем, за что он берется, — вроде похож на счастливчика.
— Он мог быть счастливчиком, если бы не подцепил этих уродов там…
— Что ты имеешь в виду?
— Ты пропал, если заводишь бездарных партнеров. Они тебе ничего не дадут, но будут вытягивать из тебя деньги…
— Могу я тебя угостить? — предложил я.
— Пожалуй.
Мы вернулись в бар. Зули уже упорхнула к своему Принцу, и мы могли, наконец, посидеть спокойно. Кроме нас в баре оставались только двое арабов, о чем-то спорящих на своем языке. Однако я, к своему удивлению, расслышал три имени — Зули, Кара и Киттен. Амальфи заказал коньяк, а я — шампанское.
— Запишите на счет мистера Казановы.
— Хорошо, мистер Амальфи, — ответил бармен.
— Так в чем проблема?
— Просто любопытствовал.
— Тебя не утомляет твоя работа?
Я и не предполагал, что выгляжу усталым.
— Нет!
Он рассмеялся и похлопал меня по колену:
— Да я пошутил, не бери в голову. Никогда не слыхал, чтобы такой здоровяк, как ты, мог уставать. Ты из тех, у кого сил на десятерых хватит. Так что советую не тянуть со Сьюзан. Ее надо хватать сразу, пока не вывернулась и не поставила тебя на место.
— Что ж, попробую. Мне она нравится, но я вряд ли могу понять, что такая девушка находит во мне… в таком парне, как я…
— Ничего, кроме фотографии с обложки «Вог».
— Значит, она не любит мужчин?
— Ты притворяешься придурком? Она любит мужчин больше, чем все остальное. — Джонни высокомерно посмотрел на меня: — Ну, где мой коньяк?
Он протянул руку к бокалу, и хотя переизбыток алкоголя в его организме был заметен в каждом движении, глаза у него опять сделались ясными.
— Не передашь от меня привет мисс Китти? Она как раз идет сюда…
— Привет, Джонни! — крикнула Киттен ему, помахав рукой.
— Привет, детка…
Он подставил ей щеку, и она поцеловала его с абсолютно холодным выражением лица.
— Я не знал, что вы знакомы…
— Все девушки знакомы с Джонни Амальфи, — усмехнулся Джонни.
Киттен толкнула меня под ребра и тут же отдернула руку.
— О, — воскликнул я, — я ему дал!
— Ему дал! Чарли, я думала, тебе можно доверять.
— Идем, детка, — предложил Джонни, — пойдем со мной.
И они, взявшись за руки, направились в женский туалет.
После танцев мы посетили еще пару клубов. Солнце только-только вставало, когда мы загрузились в машину и покатили по шоссе в рассветных сумерках. Киттен включила приемник, как раз попав на песню Дэвида Боуи «Фейм».
Поскольку слова были всем известны, Кара, Киттен, Зули и Сьюзан стали подпевать хором. Наверное, это был самый известный хор в мире, и повторял он с азартом одно и то же слово: «Фейм», «Фейм», «Фейм»…
Порочный мир Барта Мастерсона
Барт Мастерсон, красивый парень, худощавый и энергичный, с темно-русыми волосами с проседью, зачесанными назад на манер тридцатых годов, одевался с безупречной элегантностью. Предпочитал в основном брэнды французских модельеров и дизайнеров. Единственными экстравагантными деталями в его внешности были трехдневная щетина и ботинки на босу ногу.
Барт жил на Сниффен-корт и ездил на автомобиле, который некогда принадлежал Фрэнку Синатре. Богачом он не стал — слишком много экс-жен, чтобы он мог позволить себе роскошествовать. Но он был эстетом до мозга костей и большим любителем искусства. В нем все свидетельствовало о прекрасном вкусе, начиная с гастрономических пристрастий и заканчивая произношением. Его акцент напоминал о знаменитых в свое время бруклинских гангстерах.
