Француаза Бурден - Искушение страстью
– Спокойно? Вряд ли это возможно, мама.
В глазах Шарля сверкнул металл, и она узнала этот блеск. Его будет трудно убедить, какими бы ни были аргументы, но это надо сделать – они и так слишком долго тянули.
– Выслушай меня, – твердо попросила она.
– Я тебя слушаю! Я слушаю тебя, хотя и не желаю этого слышать. Ты не дала мне говорить, когда я хотел. Ты вынудила меня молчать и допустила ошибку.
– Нет! – воскликнула она, стукнув ладонью по столу.
Очень знакомый жест, он сам так часто делал.
– Нет, Шарль! Есть молчание, которое дороже любого признания!
– Это тебе так казалось, а я подчинился. Потом часто в этом раскаивался.
– Почему? Ведь у нас договор: семья прежде всего!
– Да… Не мог же я оставить на тебя одну пятерых детей, но теперь-то они выросли.
Она осознала угрозу и похолодела.
– Я запрещаю тебе мстить им! Ты ждешь моей смерти, чтобы стравить их? Не могу поверить, что это ты… Ведь тебя я больше всего любила и уважала, из-за тебя больше всего перенесла. Наверное, из-за этого все так и получилось! Если бы я могла взять на себя твою боль, я бы это сделала, я бы…
– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – сухо отрезал он.
– Нет, понимаю! Ты просто не знаешь силу материнской любви. К сожалению, отец – это совсем другое.
– Мама, ты тут ни при чем!
– Все остальные тоже! Все давно закончилось, Шарль. Закончилось! Сегодня у нас есть только подозрения и…
– Доказательства.
Он сказал это так спокойно, что ее охватила паника. Она не хотела думать об этой тайне, но боялась, что однажды узнает все. В тот самый день, когда она увидела его на перроне вокзала, узнала среди огромной толпы, хотя за годы плена он сильно изменился, Клара поняла, что ему известно гораздо больше, чем ей.
– Доказательства? – бесцветным голосом спросила она. – И ты их хранишь?
– А ты как думаешь?
Она смотрела сыну в глаза. Она хотела бы узнать правду, но только не всю. Не всю! Если позволить ему говорить, то он перейдет границу, которую она определила, разорвет их пакт.
– Стой! – протестующе вскинула руки она.
Переведя дыхание, она добавила срывающимся голосом:
– Если ты не можешь простить, то кто же простит твои грехи?
Она пожалела, что пришла к нему. Неужели она так боялась смерти и того, что Шарль сделает после? Пока она жива, он ничего не скажет, даже если и не давал слово молчать, но потом… Неужели он безжалостно уничтожит семью? Она создала, она оберегала этот клан. И что теперь? Она должна остановить его, но что она может сделать? Она понадеялась, что время излечит его ненависть, это была ее самая большая ошибка.
– Ты хочешь оставить сыновьям одни руины? – вздохнула она.
– Не только. Еще я оставляю им имя матери.
В горле у Клары застрял комок, и она судорожно сглотнула.
– Шарль! Ты хочешь, чтобы страдало каждое следующее поколение?
– Они не меня будут проклинать.
Клара не заплакала, а, встав во весь рост, смерила сына взглядом. Тот опустил глаза и пробормотал:
– Я вызову тебе такси.
– Нет уж, спасибо! Я поймаю по дороге, если вдруг устану, а сейчас я хочу пройтись.
Она была уже почти у двери, когда он догнал ее, неловко схватив за плечи.
– Ты сделала то, что должна была, я тоже. Я хочу, чтобы ты была здорова, чтобы прожила двести лет…
– Шарль!
Он не отпускал ее, и Клара чувствовала его напряжение и нервозность, – разговор затронул его гораздо сильнее, чем казалось.
– Всегда можно выбрать другой путь, – мягко проговорила она.
Но она просто не стала признавать вслух свое поражение, на самом же деле у нее не оставалось никаких иллюзий.
X
Валлонг, 1961
Ален подвинул лампу на ночном столике, чтобы свет не падал в лицо Магали. Больше он ничего не мог сделать и, пододвинув кресло, сел рядом с кроватью. В комнате был почти идеальный порядок, только на двух креслах, украшенных медальонами, была разбросана одежда. Должно быть, перед уходом Магали долго выбирала, что надеть, отшвыривая элегантные платья и строгие юбки. Когда час назад Ален переодевал ее, на ней были льняные брюки и мужская рубашка, – похоже, из гардероба Винсена. Магали сочла это подходящим нарядом для одинокой женщины. Сколько же она успела выпить и в скольких барах побывала? Должно быть, встретила немало знакомых. Ален обнаружил ее на лестнице в совершенно невменяемом состоянии. Он отнес ее в ванную, умыл, расчесал волосы. Труднее всего оказалось надеть на нее атласную пижаму. Потом он сварил на кухне кофе и насильно влил в нее.
Магали шевельнулась, что-то проворчала во сне и снова утихла, приоткрыв рот. Даже мертвецки пьяная, она оставалась красивой. Ален удивлялся, как еще ей удалось самой вернуться в Валлонг на машине. Почему она так напивается? Она ведь не любит алкоголь. Почему она так несчастна? А если она не успеет прийти в себя до приезда Винсена?
Ален осторожно погладил ее руку, убрал волосы с лица. Надо бы позвонить Жану-Реми, предупредить, что приедет позже, хотя на самом деле Алену никуда не хотелось ехать. Он сходил в детскую; все трое спокойно спали: Виржиль и Тифани в спаренной кровати, а маленький Лукас в колыбели. Дверь в комнату няни была открыта, там горел ночник, и было тихо. Успокоенный, что никто ничего не услышал, Ален вышел от них на цыпочках.
«Как объяснить Винсену?»
Посмотрев на Магали, Ален тяжело вздохнул. Он сам устраивал первые встречи кузена с этой девушкой, прелестной дикаркой, тогда она была всего лишь племянницей Одетты; Ален и представить себе не мог, что когда-нибудь Винсен женится на Магали. Конечно, это была ошибка, но Винсен никогда в этом не признается.
Алену стало неуютно, он встал и выключил свет. Вечером, вернувшись из своей овчарни, он слышал, как Магали говорит по телефону. Разговаривала она с мужем и без конца повторяла: «Нет, ты не можешь меня заставить!» Ален осторожно проскользнул на кухню, вместе с детьми он с удовольствием поужинал; Магали не появилась, а через несколько часов он нашел ее на ступенях лестницы.
Ален вышел из комнаты и подумал, что завтра у нее разыграется хорошенькая мигрень. Ему нетрудно было догадаться, что такое сообщил ей Винсен. Клара говорила, что Шарль весь Париж перевернул вверх дном, чтобы сын получил назначение в столицу. Продвижение Винсена могло обернуться катастрофой для Магали. Конечно, Шарль ни на секунду не задумывался о спокойствии невестки: он мыслил только социальными и карьерными понятиями. Амбициям Морвана-Мейера место только в столице – и нигде больше, а уж согласен Винсен или нет – это другой вопрос. Кузен оказался меж двух огней, связанный по рукам и ногам.
Осторожно спустившись в холл, Ален огляделся и заулыбался. Ну почему Шарль не понимает, что Валлонг – это рай? Со временем Магали прижилась бы здесь, а он насильно тащит ее в Париж и тем самым подписывает ей приговор. Но такие мысли Шарлю в голову не приходили: ему до этого не было дела.
