Мейвис Чик - Антракт
— Да, это так. Я собираюсь сниматься в этом фильме только из-за денег, вот и все. Он не интересен мне как актеру.
— Ну и что? — Я пересчитала все его ресницы, пока он смотрел вниз.
— Знаешь, когда я пришел в ту ночь, меня по-настоящему влекло к тебе, понимаешь?
— Да, — начала я, — я хотела спросить тебя… Ключ, который ты упоминал, и все эти слова обо мне и надежде. Я не поняла, что ты имел в виду?
Финбар закрыл мне рот ладонью.
— Забудь, — попросил он.
И снова ковер показался ему более привлекательным, чем я.
Я бы не возражала простоять так всю ночь, но у меня было такое чувство, что мы балансируем на грани и он хочет сказать нечто особенное. Я с грустью догадывалась, что это может быть. А поскольку я была хорошо воспитана, мне показалось, что нужно облегчить ему эту задачу.
— Ты мог бы посмотреть на меня, — произнесла я, думая: «Она и так изо всех сил старается делать вид, что ей весело».
Но Финбар не поднимал глаз.
— Послушай, — продолжала я так беззаботно, что могла бы претендовать на «Оскар», — я опытная женщина. И понимаю, что значит одна ночь, пусть даже нереализованная. И если ты не хочешь, гм-м… — Я звонко рассмеялась. — …Погасить этот долг, тебе и, гм-м, не придется. Просто я не совсем понимаю, какая роль отведена мне здесь. То есть было очень мило получить приглашение, и пьеса мне понравилась, и я чувствую себя польщенной, что ты выделил именно меня из всех окружающих женщин, когда тебе понадобилось немного заботы и внимания, но, в самом деле… — Здесь мужество, как и должно было случиться, оставило меня. Что это за глупая женщина бормочет, что с ней все в полном порядке, и всякую ерунду о случайных встречах? Это не я. — О, Финбар, — печально закончила я, нагибаясь, чтобы поцеловать кудри на его опушенной голове, — я люблю тебя. Вот в чем беда. Я действительно тебя люблю.
«Фантазия создала плоть, — думала я, — фантазия создала плоть, мы все иногда нуждаемся в этом».
Голова Финбара не двигалась.
— Пожалуйста, скажи что-нибудь.
Он очень медленно поднял глаза, как будто, играя на камеру, изображал большое горе. И спросил:
— Дорогая Герань, ты выйдешь за меня замуж?
Джек делал мне предложение ледяной январской ночью. Он лежал в моей постели, нам было тепло и уютно — в такие моменты становишься сентиментальным, — а потом внезапно сел и сказал: «О Господи, мне нужно быть в шесть в Хитроу, а все вещи дома (в его квартире, в одной или двух милях от моей). Джоан, так не может продолжаться (объятия, объятия, объятия). Думаю, нам следует пожениться. Жизнь станет проще, гораздо проще».
Он был прав. За неделю до этого он выскочил от меня в семь утра и доехал до Дувра, прежде чем вспомнил, что не взял с собой паспорт. Поэтому в этом предложении руки и сердца была определенная доля неизбежности и выгоды, и лишь малая толика внезапного, искренне возникшего желания.
Но такое предложение?
В вертикальном положении и в сознании меня поддерживали только картины в ужасных рамах, которые кололи мне в спину и производили эффект, подобный уколу пикадора.
— Да, — сразу ответила я.
Мой отец всегда подчеркивает, как важно быть решительным. Он постоянно повторяет, что, если человек хочет взять инициативу в свои руки, нужно заговорить, причем уверенно, а потом найти способ, чтобы твои высказывания произвели нужное впечатление. Да уж, отставка моего отца стала большой потерей для вооруженных сил.
Финбар посмотрел на меня. Взгляд был немного… страдальческим. Я подумала, что в такой момент странно испытывать подобные эмоции, но, поскольку чувства не подчиняются правилам, было бы самоуверенно это утверждать.
Мы уже собирались обняться по-настоящему, как взрослые, когда я — не знаю почему, может быть, ревнивая Семела летала где-то рядом — сказала:
— А как же Робин… Я абсолютно про него забыла.
Финбар напрягся и погрузился в раздумья.
— Робин? Что Робин? — встрепенулся он.
— Ну, он привез меня сюда, а я с тех пор и не говорила с ним, — объяснила я. — Он был немного не в форме, когда мы приехали. Возможно, будет лучше…
Мы вдвоем обвели взглядом комнату и обнаружили, что Робин по-прежнему там, где остановился, когда мы приехали: опершись о стену у бара, с затуманенным взглядом и бокалом в руке. Казалось, он разговаривает сам с собой.
— Боже мой, он сошел с ума! — расстроилась я.
Финбар подпрыгнул.
— О нет, не сошел, — поправилась я с огромным облегчением, потому что увидела пару мужских ног в вельветовых брюках, выглядывающих из-под стола рядом с Робином. — Кто это?
— Наш режиссер, — коротко ответил Финбар.
— Думаю, нужно попытаться отправить Робина домой, — сказала я. — Казалось, он едва держится на ногах.
— Оставь это мне. — Финбар ушел, и, наблюдая за ним, я подумала: «Мой герой!»
Обычно в моей жизни самоуверенные мужчины, способные прийти на помощь, вели себя совсем по-другому: когда требовалось их вмешательство, они либо скрывались в туалете, либо прятались под ресторанным столиком.
Я протянула руку, взяла еще один бокал шампанского с проплывающего мимо подноса и попыталась осознать происшедшее. Но потом сдалась и просто прислонилась к стене в ожидании.
Я видела, как Финбар пытается успокоить Робина, а лицо Робина постепенно бледнеет и вместо кирпично-красного, каким было сначала, приобретает более свойственный ему розовый цвет. В конце концов он, похоже, утратил весь свой пыл и позволил Финбару проводить его к выходу. Проходя через дверь, возле которой я стояла, Робин обернулся и сказал: «Мои поздравления!», не торопясь и очень тщательно выговаривая слова. А потом, выпрямив спину сильнее, чем обычно, отчего он стал казаться еще выше, медленно зашагал вперед. Финбар шел позади.
— Я, пожалуй, посажу его в такси, — сказал мой новоиспеченный жених.
* * *Какой странной потом была эта вечеринка! Мы рассказали Джиму. Он передал новость Клейтону-младшему. Но Финбар настаивал, чтобы в ту ночь никто больше не узнал этого. Он отвел меня в сторонку и сказал:
— В любом случае, когда наша новость станет достоянием общественности, приятного будет мало, и тебе следует наслаждаться последними мгновениями безвестности, пока это возможно.
— Ты счастлив? — спросила я его.
Он не был похож на счастливого человека.
— А ты? — спросил он в ответ.
Я улыбнулась, но про себя подумала, что не знаю. Если я смотрела или дотрагивалась до него, а он улыбался мне — а это Финбар делал с легкостью, — то я была счастлива. Но сама по себе, наедине с собственными мыслями, я не могла разобраться в своих истинных чувствах.
