Ирина Степановская - На скамейке возле Нотр-Дам
– Кто? Валерий?
– Кто же еще, – она вздохнула. – От меня вчера, наверное, водкой несло ужасно. – Она жалобно посмотрела на меня. – Ну да все равно уже. Ты Ленке не говори, что он приходил. Ладно?
– Ладно. – Она еще прошлась по комнате, будто отыскивая взглядом, все ли взяла, что нужно. Вдруг взгляд ее упал на квитанцию. Она рассеянно подняла ее с кровати.
– Вот негодяй! – Она поднесла листок поближе к глазам. – Он все-таки выписал мне штраф!
– За что?
– За нарушение общественного порядка. – Она возмущенно пожала плечами. – И ведь я не смогу ничего доказать.
Она бросила квитанцию, и листок плавно опустился на пол.
Маша взялась за ручку двери. Лулу, сообразив, что хозяйка уходит, кинулась к ней с отчаянным визгом.
– Господи, еще ведь собака не выгуляна!
– Подожди, а как же я?! – Я тоже сообразила, правда, уже после Лулу, что остаюсь одна в ее квартире.
– Таня, пожалуйста! Выручи меня! – Маша опять взглянула на часы. – Я опаздываю! Погуляй с Лулу! – она меня почти умоляла.
– Господи, ну конечно! Но как быть с ключом?
– Ключ не проблема. Оставишь на столе. Дверь захлопывается автоматически. – Она пошла к лифту. А я вдруг вспомнила, что ведь завтра мы с Ленкой должны улетать.
– Маша! – Я кинулась вслед. Я ненавидела расставания – ведь я привыкла к тому, что никогда не знала, увижу ли я снова ЕГО, моего друга, захочет ли ОН меня видеть. – Маша, постой!
Она повернулась ко мне и опять взглянула на часы.
Я стояла в проеме двери и смотрела на нее. Неужели мы больше не встретимся? Я зажмурилась, чтобы лучше запомнить ее – навсегда. И вдруг она вернулась и крепко меня обняла.
– Будь счастлива, Таня!
Она уехала, а я осталась в мирке ее квартиры, к которому уже начала привыкать. Я вышла на террасу – под четырьмя ажурными ногами башни уже снова собирались люди – они занимали очередь в кассу. По Сене шли баржы. На площади Трокадеро остановились первые туристические автобусы – их красные бока блестели, как игрушечные, а сиденья на открытых вторых этажах были уже все заняты. Включились фонтаны перед дворцом Шайо. И отовсюду доносился неясный шум – равномерный шум машин, катящихся по асфальту.
Я покормила Лулу, отыскала знаменитую сумку с пакетиком и совком… но, оглядев всю квартиру, оценив кавардак, царивший в ней, поняла, что не могу так уйти. Маша придет усталая…
Лулу сидела посреди комнаты, тревожно на меня глядя. По-моему, она уже привыкла к тому, что теперь у нее под ногами все время толкутся какие-то люди.
– Подожди, Лулу! Ты ведь еще не очень хочешь гулять! – сказала я ей. Она промолчала. Только наблюдала за мной сквозь свою косматую челку.
Я перемыла посуду, заправила постель, пылесосом почистила ковер на полу. Потом снова вышла на террасу, полила герань, ласково провела рукой по одинокому можжевельнику.
– Счастливо, ребята!
Мне не хотелось уезжать. Ей-богу, если бы Мари предложила мне остаться у нее в домработницах, я бы согласилась. Но делать было нечего, у каждой из нас была своя жизнь. Я выгуляла Лулу, втолкнула ее назад в квартиру, оставила ключ на видном месте и окончательно закрыла за собой дверь.
Все! Мое прощание с Мари было окончено, оставалось попрощаться с Парижем. Я снова вышла к башне и огляделась по сторонам. Возвращаться назад к Дому инвалидов мне не хотелось. На площади, ведущей вниз к башне от дворца Шайо, рядами шумели фонтаны. Я пошла мимо них, поднялась на Трокадеро, села в метро и поехала в отель.Вагон оказался старым – двери открывались за ручку. Меня, с детства привыкшую к автоматике, это немного пугало. Как открывать? Поезд остановился, я замешкалась. Какой-то парень, стоящий сбоку, увидев мою растерянность, сказал: «Пожалуйста, мадемуазель!» и, повернув ручку, открыл дверь. Я подумала, он тоже выходит, и собралась его пропустить, но он улыбнулся и повторил: «Пожалуйста, мадемуазель!» Я окончательно смутилась и вышла, пробормотав что-то невразумительное. Он вышел следом, обогнал меня, еще раз улыбнулся и даже махнул рукой, мол, «желаю удачи!». Я не могла припомнить, чтобы что-то похожее когда-либо случалось со мной в Москве. Все лица были для меня аморфной сероватой массой, и я была такой же частью массы для остальных. Мне стало весело – впереди был еще целый день, целая ночь, крыша над головой, немного денег, и в номере, возможно, ждала подруга. Разве это было не счастье?
Молодой человек – администратор, тот же самый, который дежурил в день нашего приезда, меня не узнал. Я показала ему свою карточку от номера, в его улыбке скользнуло смутное подозрение. Я взбежала по крутой узкой лестнице, наплевав на лифт. Лена еще спала! Что Мари, что Лена – этим утром мне предстояло будить их обеих. Но если у Маши было усталое и заплаканное лицо, то у Ленки вид был как у спящего ребенка – милое, раскрасневшееся лицо и волосы, чуть влажные ото сна. Она лежала, уютно укрытая одеялом чуть ли не до бровей. Я выглянула в окно и вспомнила, как сутки назад посылала проклятия в небеса.
Часы уже показывали половину десятого.
– Лена! Пора вставать, если не хочешь пропустить завтрак! – Я присела к ней на кровать и осторожным движением убрала с Ленкиного лба вспотевшую прядь волос.
Она, разбуженная моими словами, чего, собственно, я и добивалась, вылезла наполовину из-под одеяла, перевернулась на спину и вытянулась на постели, не открывая глаз, запрокинув руки за голову.«А если ее покрасить в блондинку и прибавить этак с десяток лет – они с Мари будут похожи», – вдруг заметила я.
– Я совсем не выспалась. И есть не хочу… – протянула, не открывая глаз, Лена.
– Я тоже не выспалась! – сказала ей я. – Но я есть хочу! Кроме того, у нас сегодня в Париже – последний день. Неужели ты мечтала провести его в гостинице?
Она раскрыла глаза.
– Знаешь, грешно говорить, но я бы уже с удовольствием оказалась сейчас дома! – такой подход был полной неожиданностью для меня.
– Почему?
Она поднялась на постели, оперлась спиной о подушку, а одеяло все-таки натянула, выпростав из-под него по-девичьи тонкие руки.
– Как ты не понимаешь? Столько всего было за эти дни – столько людей, столько событий! И вот – все окончено. Лишние хлопоты – аэропорт, перелет, суета с билетами… Все равно уже ничего не поправить, не вернуть, не изменить, – лицо ее приняло грустное выражение, чем еще более усилило сходство с Мари. – Бродить просто так по городу? Не хочется!
– Но почему? – Нет, я ее еще не понимала.
– Да потому, что город теперь уже наполнен лицами, воспоминаниями. Здесь осталась часть моей жизни. И мне больно ее потерять. Я не хочу ее терять.
Я усмехнулась.
– Знаешь, почему я поехала с тобой в Париж? Я тоже приехала сюда с единственной целью – бродить по городу, чтобы вызвать воспоминания.
