Памела Джонсон - Решающее лето
— Это так на тебя похоже, — сказала она. — Это пустяк, и ты к нему так и относишься. А вот другой на твоем месте сделал бы из этого маленького изъяна целую трагедию. Вот тебе и доказательство, что люди думают по-разному.
— Благодарю за то, что ты подыскала столь изящное наименование моему увечью, — ответил я с легким поклоном. — Теперь я, чего доброго, еще начну им гордиться, поскольку знаю, что это всего лишь «маленький изъян».
— Чепуха, — отрезала Чармиан, словно не замечая моей иронии. — Чепуха и вздор!
— Хорошо, я готов согласиться с тобой на сей раз, хотя не считаю твой пример удачным. Идем на компромисс. Допустим, что все мы думаем одинаково, но используем наши мысли в различных комбинациях, а количество этих комбинаций бесконечно.
Вошла миссис Шолто и, поздоровавшись, спросила, не помешала ли она нашему «секретному совещанию». Старая леди выглядела прекрасно — новая серая шляпка удачно дополняла серый костюм.
— Нет, нет, bell-mére, никакого «совещания» у нас нет, — поспешила успокоить ее Чармиан. — Как ваш бридж?
— Я проиграла.
— Вот пустяки. Ведь удовольствие в самой игре, не так ли?
— И тем не менее я не могу позволить себе проигрывать, — раздраженно сказала старуха, — это портит все удовольствие. Придется отказаться даже от бриджа.
— На сколько же вас обставили на этот раз, маман? — лениво спросила Чармиан.
После секундного колебания миссис Шолто все же ответила:
— Пятнадцать шиллингов девять пенсов.
— Сущая безделица! Стоит ли расстраиваться из-за этого?
— Для богатых молодых особ, разумеется, это безделица. Но не для нищих старух! — с неожиданным раздражением сказала миссис Шолто и вышла из комнаты, хлопнув дверью.
Чармиан гневно ударила кулаком по ручке кресла. Лицо ее залилось краской, глаза недобро блеснули.
— Вот чего я в ней не выношу! Я готова оплачивать ее наряды и ее карточные долги и не прошу ее быть мне за это благодарной. Но эта ее возмутительная манера изображать меня богатой бездельницей, занимающейся благотворительностью от скуки…
— А разве это не так?
Гнев Чармиан мгновенно угас.
— Прости, это все мой отвратительный характер. Забудем об этом.
— Тем хуже.
— Разумеется, тем хуже для меня.
В комнату вошел Эван.
— Ты сегодня что-то рано, — заметила Чармиан.
Было без четверти десять.
— Ты считаешь? — Эван, мрачно посмотрев на нее, вышел.
Погруженная в свои мысли, Чармиан какое-то время молчала, глядя в окно на синий жаркий вечер, затканный узором из позолоченных закатом ветвей с рубиново-красными и золотыми листьями.
— Какое необыкновенное лето, — промолвила она. — Будет ли еще когда-нибудь такое? Доведется ли нам снова увидеть такое лето?
— Тебе тяжело с ними, Чармиан, — сказал я. — Ты уже на пределе, от этого можно сойти с ума. Если он еще хоть раз посмеет так говорить с тобой в моем присутствии, я дам ему пощечину. Я давно бы это сделал, если бы ты постоянно не вмешивалась.
— Ничего, — промолвила она, тихонько раскачиваясь на стуле. — В понедельник я уезжаю с Лорой на несколько дней в Борнмут. Свекровь, разумеется, едет с нами.
— Как ты выдерживаешь все это? Изо дня в день!
— О, — ответила она, — ведь, в сущности, это мгновения. Как ты не понимаешь? Вот они нагрубили мне, и это доставило им удовольствие. Сейчас они войдут и будут ужасно милы и внимательны, как будто ничего не случилось. Этого им хватит на несколько дней. Вот так мы и живем. Вполне сносно, уверяю тебя.
Но Чармиан не стала дожидаться, когда муж и свекровь подтвердят ее слова. Она громко крикнула в коридор, что уходит гулять, и предложила мне пройтись по Риджент-парку.
Даже к вечеру жара не спала. Одна лишь желтая и круглая луна, казалось, источала свежесть и прохладу. В парке гуляли мужчины без пиджаков и девушки в легких платьях с обнаженными руками, на которые падал голубоватый свет луны.
Мы молча шли по аллее, потом остановились в тени деревьев. Мы были одни здесь, и Чармиан, повернувшись ко мне, тяжело опустила мне руку на плечо, словно устала или ноги ее внезапно свела судорога. Задыхающимся, полным сдерживаемых рыданий голосом она промолвила:
— О, как я несчастна, как я несчастна! Но я не могу уйти от них, не могу. — В отчаянии она закрыла лицо руками. — Я пропащий человек, Клод.
— Родная, это неправда.
— Нет, нет, это правда. Было время, когда я могла еще уйти, но я сама отказалась. А теперь поздно. Я добровольно взяла на себя это бремя, и теперь все кончено. У меня не хватит решимости порвать. Я не могу взять Лору и уехать. Ведь Эван может отнять ее у меня.
— С его-то репутацией?
— Никакой надежды, никакой надежды! Я сама виновата в том, что «попустительствовала». Ты знаешь, свекровь сказала мне это.
У меня мелькнула горькая мысль, что если бы старуха не сказала того же Хелене, та, может быть, была бы жива сегодня.
Гнев душил меня, и я не мог говорить. Молча я заставил Чармиан вытереть слезы, зажег ей сигарету и поспешил увести подальше от предательской тени деревьев, где выдержка изменила Чармиан и она дала волю своему отчаянию.
— Мне лучше вернуться домой, — сказала она. — Я уже успокоилась. У меня все-таки есть утешение.
— Какое же?
— Позорное, но утешение. Это мысль о том, что, когда всему придет конец (она имела в виду, разумеется, собственную смерть, даже не помышляя о каких-то иных переменах в своей жизни), меня, пожалуй, будут считать чуточку святой. — И она как-то по-детски протяжно, с надеждой в голосе повторила: — Совсем-совсем чу-у-точку, правда?
— Моя дорогая, — сказал я вполне серьезно. — Возможно, на небесах тебя и посчитают святой, но об этом, к сожалению, я не узнаю. Что же касается нашей бренной земной жизни, то здесь все сочтут тебя просто дурехой и будут, черт побери, правы.
Мы шли мимо выстроившихся в ряд одинаковых коттеджей с широко распахнутыми окнами, из которых на тротуар падали желтые квадраты света.
Нас окликнула молодая женщина, которая поливала цветы перед домом. Это была моя знакомая, она работала художником-модельером. Муж ее погиб во время высадки воздушного десанта под Арнемом. Совсем недавно она познакомилась с Чармиан. Она пригласила нас обоих на чашку чаю.
— Это все, что я могу вам предложить. Остальное все выпито. Такая ужасная жара!
Чармиан растерялась, не зная, что ответить, а я поспешил сказать:
— Иди, Чармиан. Очень кстати. Тебя это немного отвлечет. — И добавил, обращаясь к молодой женщине: — Боюсь, сегодня я не смогу принять вашего приглашения. Но в следующий раз — с удовольствием.
