За решеткой (ЛП) - Джеймс Никки

Хавьер молчал.

— Ты можешь ему сказать? — спросил я.

— Я ему скажу. Как у тебя дела?

— Не очень.

— Так и думал. Ты хоть ешь?

— Ага.

— Мелани сказала, что когда она видела тебя в последний раз, ты показался ей похудевшим. Она сказала, что ты врешь как дышишь и вешаешь мне лапшу на уши.

— Скажи Мелани, что я ценю ее заботу, но я в порядке. Когда у тебя смена?

— После обеда. Не волнуйся, я ему передам.

— Спасибо.

Молчание затянулось, но Хавьер слишком хорошо меня знал.

— Что еще мне ему передать?

— Эм... — я не мог излить душу через третье лицо. Это несправедливо. — Скажи ему, что он не один. Скажи ему... верить в надежду, потому что только это и есть сейчас у всех нас.

— Ты сопливый тюфяк.

— Иди нафиг. Передай ему сообщение.

— Передам. Почему бы тебе не приехать на завтрак? Похоже, тебе не помешает компания.

— Ага. Ладно. Спасибо. Во сколько?

— В десять. Ты меня не вытащишь из постели прямо сейчас.

Я улыбнулся, но получилось натужно.

— Ладно. В десять так в десять.

***

Я выблевал завтрак, а следом стакан воды, который выпил после первой рвоты, чтобы смыть неприятный привкус во рту. Моя утренняя пробежка продлилась два часа, потому что остановка означала мысли, а мысли означали парализующую тревогу, а тревога отправляла меня в туалет блевать.

Прошло три дня, и об апелляции Бишопа ничего не было слышно.

Ничего.

Лишь насилующее уши молчание.

Синтия сообщила, что ничего не может сделать со своей стороны, и надоедание на данном этапе будет бестактностью. Они знали о нашем дедлайне. Мы получим ответы тогда, когда они будут готовы их дать.

Сегодня было семнадцатое. Завтра Бишопа перевезут в Хантсвилль. Я молил и упрашивал Хавьера вызваться добровольцем на сопровождение, но он отказался.

— Это слишком. Я один раз делал это в прошлом и больше не могу, приятель. Особенно зная, что этот парень близок к одному из моих лучших друзей.

Я цеплялся за раковину в ванной и смотрел на темные круги под своими глазами. Прополоскав рот ополаскивателем для полости рта, я включил душ. Я поставил максимальную громкость вызовов на телефоне, решительно настроившись не пропустить звонок, затем встал под холодные струи.

Я дрожал и мылся, мечтая, чтобы это выгнало токсичный суп, струившийся по моим венам и делавший меня как будто больным. Этого не случилось.

Закончив, я натянул спортивные штаны и толстовку, потом забрался в кровать с телефоном. Я мог лишь смотреть на экран и ждать. Сон сморил меня. Я не удивился. Я неделями дерьмово спал. Кошмары преследовали меня всякий раз, когда я закрывал глаза, и просыпался я еще более уставшим, чем до сна.

Телефон разбудил меня вечером. Я резко подскочил, спеша ответить как можно быстрее. Мое нутро сжималось, сердце екало от того, что мог означать этот звонок. Я ответил, даже не посмотрев, кто звонит.

— Новости есть?

Хавьер.

Я бухнулся на подушку.

— Нет. Ничего.

— Мне жаль.

— Который час?

— Шесть. Ты спал? На слух звучишь дерьмово.

— Видимо, заснул. Прилег после обеда. Ты работаешь?

— Да, но я на перерыве. Подумал, что надо проведать тебя.

— Сегодня уже слишком поздно для новостей, да? Они не позвонят.

— Да. Я тоже так думаю.

— Черт. Завтра его перевезут.

Тишина.

— Я не знаю, что сказать, дружище. Это может случиться. Ты еще можешь получить новости. Я никогда не видел...

Мой телефон пиликнул, и я поперхнулся воздухом, выпалив:

— Черт, мне придется тебя сбросить. Параллельный вызов.

— Иди, иди. Может, это оно.

— Бл*дь.

— Дыши, и перезвони мне потом.

Я завершил вызов Хавьера и ткнул по экрану, принимая входящий вызов.

— Алло? — мой голос срывался.

— Энсон?

— Синтия? — мое сердце застряло в горле. — Вы получили новости? Они рассмотрят его апелляцию?

У нее имелись ответы, я это чувствовал.

— Уже рассмотрели, — она была слишком спокойной, слишком непроницаемой.

— Иисусе, скажите уже! — я не хотел орать, но мои нервы были ни к черту.

— Сегодня утром меня вызвали в суд. Заседание было долгим, и, как я и подозревала, обвинение разыграло против нас каждую карту, имевшуюся в их распоряжении. Они очень старались пресечь нас. Я зачитаю вам финальное решение Апелляционного Суда.

Я задержал дыхание, пока она читала.

— После пересмотра внушительного количества улик, представленных суду, мы считаем, что есть существенные сомнения в том, получил ли мистер Ндиайе справедливый и честный суд, как то предписывает Конституция. Следовательно, Апелляционный Суд рекомендует, чтобы дело мистера Ндиайе было возвращено обратно и рассмотрено заново.

Я не выдержал. Зарыдал. Недели в напряжении и беспокойстве завершились этими новостями, и я мог лишь плакать и благодарить ее.

— Впереди нас ждет немало работы, мистер Миллер, но теперь у нас есть время сделать ее подобающим образом. Как вы понимаете, они приняли апелляцию, но ясно дали понять, что мистер Ндиайе будет оставаться под стражей на протяжении судебного процесса.

— Я понимаю. Спасибо.

— Сделайте глубокий вдох, Энсон, — в ее голосе впервые послышалась улыбка.

Я вытер глаза и согнулся вперед, опустив голову между коленей.

— Спасибо. Спасибо вам большое. Вы себе не представляете. Спасибо.

— Мне сообщили, что моего клиента переводят в его прежнюю камеру. Предлагаю вам запланировать визит к нему. Уверена, вам обоим это надо.

Я никогда не упоминал характер наших с Бишопом отношений, но Синтия не была идиоткой.

Я еще раз поблагодарил ее и повесил трубку. Посидев несколько минут и переварив новости, я сделал несколько успокаивающих вдохов, чтобы прогнать муки, неделями отравлявшие мои внутренности. Вернулась надежда. Надежда, которую я почти отринул пять минут назад.

Я перезвонил Хавьеру и поделился новостями. Он сказал, что примерно в то же время они получили звонок с сообщением о том, что Бишопа переводят обратно в его камеру.

— Что теперь будет с тобой? — спросил Хавьер. — Рей такого не предвидел?

Это правда. Рей рассчитывал, что когда я вернусь к работе, Бишопа уже не будет.

— Наверное, узнаю по ходу.

— Может, хоть теперь ты сможешь нормально поспать, бл*ть?

— Боже, мне это надо.

— Знаю. Я пройду мимо его блока, когда доработаю смену. Хочешь, чтобы я ему что-либо передал?

— Скажи, что я при первой же возможности приеду навестить его.

— Считай, что уже сделано. Поздравляю, Энсон. Надеюсь, все сложится как надо.

Должно сложиться. Мы на верном пути. Новый судебный процесс с изумительным адвокатом — это то, что нужно Бишопу.

***

Рей перевел меня в отсек Д. Я не удивился. Но с переводом пришло последнее предупреждение. Я ограничивался этим отсеком, и никаких «но», «если» и «и». Если я попытаюсь выкинуть что-либо, меня уволят. Как и прежде, я был волен навещать Бишопа в свое личное время или общаться с ним через почту, но этим мои контакты с ним ограничивались.

Меня это устраивало. Он жив.

Судебный процесс еще не начался, и Синтия сообщила нам обоим, что это займет некоторое время. Такие вещи никогда не происходили быстро. Тем временем она выстраивала железобетонное дело, в процессе раскопав поражающее количество вещей, которые проигнорировали или скрыли в ходе первого суда на Бишопом, что вызывало серьезные сомнения в профпригодности его общественного защитника. Колоссальное количество улик указывало на возможное давление с противоположной стороны, и если это подтвердится, то его прежнего адвоката могут лишить лицензии и привлечь к уголовной ответственности.

Огромным открытием стал новый свидетель. Во время повторного опроса прежних свидетелей молодой 28-летний мужчина по имени Хенрик, сын соседей Аянны, предоставил новую информацию. На момент совершения преступления ему было восемь лет. Но он дружил с Кеоном, и они много играли в квартире Аянны. Будучи маленьким мальчиком, он много чего видел.