Джоджо Мойес - Серебристая бухта
В итоге владельцы дома объявили однажды, что не собираются продлевать договор аренды. Отец решил: не беда, – видимо, родители уже были готовы купить собственное жилье.
Но потом они наткнулись на так называемый мелкий шрифт (важная информация, напечатанная мелким шрифтом на неприметном месте в контракте, полисе и т. п.). Оказалось, что отец подписал пункт «обновление и ремонт». Получалось, что он согласился восстановить дом до того состояния, в котором он не был уже несколько десятков лет.
– Это же смешно, – возмущался отец. – Когда мы въехали, этот дом был практически непригоден для жилья.
Но адвокат в ответ просто указал ему на мелкий шрифт и сказал, что отцу надо было внимательнее читать договор. Ему следовало сделать фотографии дома, чтобы зафиксировать состояние жилища на начало аренды, а спорить с напечатанным и подписанным бессмысленно. Адвокат огласил сумму, которая требовалась на ремонт дома, и мои родители поняли, что разорены. Статуэтка пастушки пострадала первой.
Мы переехали в мрачный маленький дом. Теперь у нас с сестрой была одна спальня на двоих, нас перевели в школу, которая нам не нравилась, и мы несколько лет кряду проводили каникулы в одолженном у кого-нибудь трейлере в недорогих приморских городках. И все эти годы фарфоровая статуэтка была для меня символом того, что может случиться, когда сталкиваешься с мошенниками, когда не ты контролируешь сделку и если веришь, что люди по природе своей честны.
Теперь я смотрю на вещи иначе.
Отец восстановил свое дело, выработал эффективную стратегию и создал еще более удачную компанию. Возможно, из-за тех первых в нашей жизни потерь мы с сестрой выросли гибкими и целеустремленными.
Наши родители продолжали жить вместе. Пастушку с огромным трудом склеили и вернули на каминную полку.
– Это нам всем урок, мелочи тоже бывают важны, – сказала как-то мама, с любовью поглаживая трещинки на статуэтке.
Это прозвучало глупо, но теперь-то я понимаю, что она говорила не о мелком шрифте.
Я три раза постучал в заднюю дверь и только потом увидел записку.
Ланс/Йоши, хозяйничайте. Мы в больнице, скоро вернемся. Пожалуйста, запишите, что брали, в книгу. Л.
Я с минуту подержал записку в руке, у меня даже дыхание перехватило – записку написала она, – потом посмотрел в сторону пристани. Там покачивалась на швартовых только одна лодка – «Измаил». В четверть одиннадцатого утра можно было предположить, что Кэтлин с Лизой вернутся не скоро. Я посидел несколько минут на одной из лавок у отеля, а потом пошел в гриль-бар Макивера и заказал чашку кофе. Мой организм не хотел кофе, он говорил мне, что, несмотря на видимость дня, еще поздняя ночь. Я выпил только половину, оставшийся кофе темно-коричневым кругом остывал в бледно-голубой кружке.
– Ты тот англичанин? – обратился ко мне здоровяк в грязном фартуке, владелец бара.
– Да, – ответил я.
Не было нужды спрашивать, какого англичанина он имел в виду.
– Тот самый парень из девелоперской компании, верно? Тот, который был в газетах?
– Я пришел сюда просто выпить кофе. Если хочешь поспорить из-за проекта, то я, пожалуй, пойду.
Я убрал бумажник в карман и потянулся за своим чемоданом.
– Да что ты, приятель, я не собираюсь с тобой ругаться. – Макивер подхватил тарелку и вытер ее кухонным полотенцем, которое было еще грязнее, чем его фартук. – Я жду не дождусь, когда построят новый отель. Больше народу – больше работы.
Я промолчал.
– Знаешь, что бы там, в газетах, ни писали, не все здесь против застройки. Многие, как я, думают, что городу не помешают инвестиции.
Наверное, глядя на мое лицо, Макивер решил, что я ему не верю. Он подошел к моему столику и тяжело уселся на стул напротив меня.
– Я очень уважаю ребят, которые занимаются китами. Грэг – мой старый приятель. Но, черт, я считаю, что они слишком много шума поднимают из-за этих китов. Старые рыбины плавают мимо нашего залива миллион лет, и пара-тройка гидроциклов ничего не изменят. Да, конечно, они пока притихли, но они вернутся, это точно.
– Притихли?
Макивер показал большим пальцем в сторону пристани:
– Ребята там все стонут, говорят, что они ушли. Как будто рыбы понимают, что тут затевается. Ты сам посуди!
– Ушли? О ком ты? – Мне трудно было уследить за ходом его мыслей.
– Киты. Они больше не появляются. Ребятам пришлось раньше закрыть сезон. Теперь они в море не выходят, катают туристов по заливу, дельфинов показывают. По мне, так они ничего не теряют. Два тура на дельфинов по времени то же самое, что один на китов. Не понимаю, чем они недовольны.
Я какое-то время молча обдумывал то, что мне рассказал Макивер, потом повернулся к нему и попросил:
– Принеси мне выпить, хорошо?
Я понял, что перед следующим разговором мне лучше выпить чего-нибудь покрепче.
Макивер уперся обеими руками в стол – каждая как здоровый окорок – и встал.
– Приятель, я думаю, что из-за вас, ребята, у меня скоро дела пойдут в гору. Так что выпивка за счет заведения.
Дорога обратно к отелю «Сильвер-Бей» заняла у меня чуть ли не час. Раньше я пробегал это расстояние меньше чем за десять минут. Пешком можно было пройти за двадцать. Но на меня давила смена часовых поясов и совокупность больших порций скотча, которыми меня угостил новый лучший друг Дэл из гриль-бара морепродуктов Макивера. Так что, несмотря на плавный изгиб береговой линии, идти по прямой было довольно сложно. Несколько раз я садился на чемодан и крепко задумывался о том, как лучше продолжить свой путь. До отеля было рукой подать, но он почему-то не приближался, как мираж в пустыне. Один раз мне в голову пришла мысль окунуться в море – вода манила и была намного теплее, чем в день моего отъезда из Сильвер-Бей, – но я знал, что по какой-то причине крайне важно выглядеть элегантно. Кроме того, я забыл, как снимаются туфли.
Дважды после передышки я продолжал путь и только спустя несколько минут вспоминал, что забыл на песке чемодан. Приходилось возвращаться. Ручка у меня постоянно выскальзывала, я об него спотыкался, песок был везде: в носу, в волосах, в туфлях, но я продолжал крепко держать перед собой бумажник, чтобы он всегда был у меня в поле зрения. Родители еще в детстве внушили мне, что в чужой стране надо всегда следить за своим бумажником.
Добравшись до отеля, я почувствовал себя так, будто поставил мировой рекорд. Единственное, что не дало мне впасть в эйфорию, – это то, что я забыл, почему было так важно туда добраться. Я бросил чемодан у дверей и тупо уставился на записку. Записка плавала у меня перед глазами, и я пару раз ее прихлопывал, чтобы остановить.