Джоанна Троллоп - Разум и чувства
Выдержав еще одну паузу, Джон натянуто сказал:
— Фанни тоже хотела бы с вами поговорить, но она слишком расстроена.
Элинор улыбнулась еще шире.
— Передай ей от нас привет.
— Она очень страдает. Это не только оскорбительно, но еще и унизительно, когда человек, которому ты сделал столько добра, внезапно тебя предает.
Элинор подавила смешок.
— Ну конечно, конечно, Джон, — сказала она, — именно так: очень неприятно, когда близкие люди оказываются совсем не такими, какими мы их считаем, — а потом отключила телефон и обернулась к сестре.
— Ты настоящая актриса, — сквозь смех воскликнула Марианна. — Просто звезда!
2
— Что ты делаешь? — спросила Маргарет.
Они с Элинор сидели за столом в кухне Бартон-коттеджа, обе с ноутбуками. Маргарет якобы работала над проектом по биологии — о пищеварительной системе, с кучей диаграмм и анализом взаимодействия разных ферментов, — а на самом деле увлеченно переписывалась в Фейсбуке со школьной подружкой, у которой был очень классный — и совершенно неприступный — старший брат.
Элинор коротко ответила, не отрывая глаз от экрана:
— Разбираю почту.
— Можно мне посмотреть?
— Нет.
— Почему? Там что-то личное?
— Нет.
— Письма от Эда?
— Нет.
— Если это не личная почта, — сказала Маргарет, — и там нет писем от Эда, почему мне нельзя посмотреть?
Элинор со вздохом развернула ноутбук так, чтобы Маргарет могла видеть экран.
— Тут нет ничего интересного.
Маргарет перегнулась через стол, прищурившись, чтобы разобрать текст.
— Кто такая «Фэнсинэнси»?
— Нэнси Стил.
— Фу… Тупица! Зачем ей понадобилось писать тебе?
— Чтобы похвастаться.
— Да тут же целый роман! Что, все про ее пластического хирурга?
— Откуда ты о нем знаешь?
— Знаю, — ответила Маргарет, — потому что она целыми днями строчит в Твиттере. Только и пишет: он сказал то, он сказала это, ему понравилась моя розовая сумочка… Муть, не то слово!
— Нет, — сказала Элинор, — это не про него.
Маргарет опустилась обратно на стул.
— Джонно говорит, у нее мозгов не больше, чем у блохи, — хмыкнула она.
— Он прав.
— Так вы с ней переписываетесь?
— Нет, — терпеливо ответила Элинор, — это она написала мне. Наверняка хотела лишний раз сообщить про Люси и Эда. А чтобы удостовериться, что я все правильно поняла, Люси прислала письмо тоже.
Маргарет сунула кончик ручки в рот и принялась грызть. Зажав его между зубами, она пробормотала:
— А что тут понимать?
— Что они собираются пожениться.
— Это и так известно.
Элинор снова вздохнула. Глядя на экран, а не на Маргарет, она объяснила:
— Ну, им надо, чтобы знакомые узнали все подробности. Что Люси предложила Эдварду расторгнуть помолвку, если это означает для него разрыв с семьей и лишение наследства, но он и слушать ее не захотел и сказал, что она — ангел.
— Могу поспорить, он этого не говорил.
— Не говорил, — согласилась Элинор. — Это я. От злости.
— Но почему ты злишься?
— Потому что Эдвард ведет себя так образцово. И потому что Нэнси Стил такая пустоголовая, и потому что Люси пишет мне только из расчета, что я перешлю ее электронную почту миссис Дженнингс, и Мэри, и всем остальным и они подумают: о, какая чудесная девушка эта Люси и какие чудовища эти Феррарсы.
Маргарет вытащила ручку изо рта.
— А разве они не чудовища?
— Некоторые нет.
Маргарет принялась катать ручку ладонью взад-вперед по столешнице.
— Элли…
— Что?
— Деньги правда так важны? Это принципиально, что у Эда и Люси их нет?
— Ну, — осторожно заметила Элинор, — им надо на что-то жить.
— Работы у него нет, так ведь? А она, вроде, больше любит тратить, чем зарабатывать. Шоппинг и все такое…
Элинор снова перевела взгляд на экран.
— Люси просит меня узнать, не возьмут ли Джонно или Томми Эда к себе на работу.
— Не фига себе! — воскликнула Маргарет.
— Да уж.
— А они возьмут?
— Сомневаюсь.
— Ни один из них не захочет помочь Эду с работой?
Элинор поглядела на сестру.
— А ты сама как думаешь?
Маргарет снова сжала ручку в пальцах.
— Думаю, — ответила она, — что деньги еще скучней, чем любовь. Но не скучнее биологии.
В ванной, располагавшейся непосредственно над кухней, она могла слышать голоса дочерей, хотя понять, что они говорят, было невозможно, — Белл Дэшвуд лежала в теплой воде, с питательной маской на лице. Мэри Мидлтон решила, что ей надо срочно поменять косметику, поэтому значительная часть содержимого шкафчиков в их ванной перекочевала в большущую косметичку, которая отправилась в Бартон-коттедж: среди прочих наполовину использованных баночек дорогущих кремов и лосьонов там была и маска, на этикетке которой говорилось, что после ее использования разглаживаются морщины и кожа становится похожей на персик. Маргарет идея с персиком отнюдь не воодушевила.
— Они же волосатые! Кто захочет ходить с волосатым лицом?
Белл не хотела стать волосатой. Но недавно она обнаружила, что ей не очень-то нравится, когда ее воспринимают только как мать троих дочерей. Ей бы хотелось что-то собой представлять и вне зависимости от них; хотелось, чтобы люди изумлялись, узнав, сколько ее дочерям лет, чтобы ей ставили в заслугу то, что она сумела сохранить, а не жалели за то, чего лишилась. Лежа в ванне и ощущая, как ее кожа стягивается под высыхающим слоем маски, Белл размышляла о том, что, хотя Генри был и всегда будет единственной любовью в ее жизни, сердце — это все равно мышца, которая нуждается в тренировке.
Как-то раз она попыталась намекнуть на свои переживания в телефонном разговоре с Эбигейл Дженнингс. Белл начала издалека: поблагодарила ее за доброту к Марианне и за гостеприимство, которым та пользовалась так долго, а потом аккуратно подвела к тому, что, возможно, была бы не против испытать это гостеприимство и на себе.
— Конечно, здесь чудесно, — говорила Белл, глядя в окно, где дождь отвесными струями падал на мощеную площадку с сушилкой для белья. — Очень красиво. Джонно к нам так добр, и Мэри тоже. Все просто замечательно. Но все же, тут такая глушь… Вы же понимаете.
Эбигейл, определенно наслаждавшаяся совсем другими видами из своего лондонского окна, предпочла не заметить намека.
