Дженет Таннер - Возвращенный рай
По этим же соображениям он испытывал серьезное недоверие к коммунистам. Это была разношерстная орава, со своими собственными законами. Вначале они даже принимали сторону нацистов, надеясь, что их правление разрушит старые порядки. Но теперь, когда нацисты обрушились на Россию, они выступили против немцев. Но все еще отказывались действовать совместно с движением Сопротивления, предпочитая бороться обособленно. Однако рассчитывали на поставки оружия и снаряжения для своих операций. В лучшем случае, по мнению Пола, они представляли собой помеху, а в худшем – опасность, поскольку позволяли себе увлечься великими и безрассудными замыслами.
Их план и был настоящим безумием.
– Их надо остановить, – сказал он. – Неужели они не понимают, какая начнется кутерьма, если прикончат майора СС? Будут применены страшные репрессии. Фон Райнгард позаботится об этом, особенно если убьют его друга. Здесь молниеносно объявится гестапо. Они нахватают сотни заложников и хладнокровно перестреляют их.
– Мне все это известно, – отозвался доктор. – Но как, черт подери, мы сможем их остановить? Я уже разговаривал с их местным лидером Готье, но он и слушать ничего не хочет. Он посоветовал мне не лезть не в свое дело. Если хотите, можете попытаться переговорить с ним. Может быть, с вами они посчитаются, хотя мне как-то в это не верится. Они закусили удила, им хочется посмотреть, как эсэсовский майор будет цепляться за жизнь.
– Мне известны их настроения, – признался Пол. – Но речь идет об одном человеке. Уберите его – и на его место сядет другой, еще похуже. Это безумие. С таким же успехом они могут применить свое оружие против местных жителей. Своим поступком они приговорят их к верной смерти.
– Ну, что же, надеюсь, вам удастся их остановить. Я не смог. А теперь вам пора уходить, меня ждут другие пациенты. Их может удивить, что вы сидите у меня так долго.
– Хорошо, мой друг, я дам вам знать о себе. Пол встал и положил руку на плечо пожилого мужчины. Он отлично сознавал, что если коммунисты проведут свою отчаянную акцию, он никогда его больше не увидит. Мэр, доктор, священник – всегда оказывались среди первых, когда нацисты решали пустить кровь. А если малейшее подозрение падет на самого Пола, то и он окажется среди них. У двери он задержался.
– Между прочим, если со мной что-нибудь случится, то руководство сетью я поручу Кристиану де Савиньи. Это достойный человек, проворный и находчивый, у него на документах попугайчики.
Изображение попугайчиков было на штампе, который ставился властями и давал право носителю пропуска свободно передвигаться, даже в запретных прибрежных зонах.
Доктор кивнул.
– Будем надеяться, что до этого дело не дойдет.
– Будем надеяться взаимно, но никогда не знаешь, что будет завтра. – Пол открыл дверь, прикоснулся к своему лбу, произнес громко и хрипло: – Спасибо, доктор. Если не полегчает, то через несколько дней я опять загляну. Всего доброго!
Потом громко, притворно кашлянув, он направился к выходу.
Крутя педалями по дороге к отдаленному фермерскому домику, где он залег на время, Пол чувствовал, что рубашка его промокла от пота и прилипла к спине. Он понимал, что вспотел не только от езды на велосипеде в полуденную жару.
Он сейчас же поедет на встречу с руководителем коммунистов, – решил он про себя. Пол приготовился к тому, что не сумеет убедить отказаться того от своих планов. Готье не воспримет спокойно то, что сочтет вмешательством со стороны конкурирующей организации. К тому же, возглавляемой иностранцем. Если Готье твердо решил прикончить эсэсовского майора, его ничто не остановит. Но, как и сказал Пол доктору, последствия будут ужасны. К тому времени карательное соотношение установилось такое – сотня расстрелянных французов за одного убитого немецкого офицера, и кто знает, на кого опустится топор. Предположим, что в заложники попадет Кэтрин? Конечно, она из семейства де Савиньи, невестка и жена известных коллаборационистов, но если случится что-то подобное, спасет ли это ее? Она англичанка, ее настроения известны. Нельзя исключить, что фон Райнгард может наказать именно ее. А если даже он этого и не сделает сам, это могут сделать карательные отряды, которые обязательно будут направлены в регион.
Раздумывая о ней и о ее будущей судьбе, Пол крепче сжал руль велосипеда, так что старая резина, уже потрескавшаяся и кое-где отскочившая, прилипла к его вспотевшим ладоням.
Он полюбил ее. Ему не следовало заходить в отношения с ней так далеко, но это произошло, и проведенные без нее недели не изменили его чувств. Он был целиком занят делами операции, но мысленно не расставался с Кэтрин; ее милая тень не покидала его сознания, острое желание увидеть ее обжигало Пола темными ночами. Он полюбил ее, от этого никуда не уйдешь. Мысль о том, что она может погибнуть, была для него невыносима. И если случится так, то вина будет лежать на нем, а не на ком-либо другом.
Кэтрин находилась в саду, наблюдая, как Ги с сачком, который смастерила ему Бриджит, гоняется за бабочками. Жарко грело яркое солнце, в воздухе разлился аромат запахов растений, за которыми когда-то так исправно ухаживали, а теперь забросили. Кэтрин думала, что такой одичавший вид сада ей даже больше по душе. Чрезмерный порядок и аккуратность противоестественны. Ей нравилась теперешняя неухоженность сада.
– Мама, я поймал одну! – крикнул Ги. – Посмотри, какая красивая!
Кэтрин улыбнулась.
– Да, дорогой, очень. Слишком красивая, чтобы сажать ее в банку. Бабочке тоже нужна свобода. Теперь, когда ты разглядел ее, думаю, ее следует отпустить.
Личико Ги помрачнело.
– Но я не хочу!
– Ги, ты не должен думать только о своих желаниях, – сказала она ему. – Тебе бы понравилось, если бы тебя посадили в банку от джема?
– Не очень, – признался он.
– Отпусти ее, будь хорошим мальчиком.
Ги подумал некоторое время и отпустил бабочку. Та замахала крылышками, полетела вверх в прозрачном воздухе – крошечное пятнышко в сияющей синеве. Кэтрин захотелось, чтобы и она тоже могла б унестись с подобной легкостью от всего, что так беспокоило и мучило ее. Наблюдая, как бабочка наслаждается вновь обретенной свободой, она приободрилась, на мгновение ей представилось, что и она летит вместе с бабочкой, испытав одно из тех редких мгновений подлинной радости, которые совершенно не зависят от обстоятельств. Кэтрин поудобнее села на старой деревянной скамейке, сняла туфли, опустила босые ноги в шершавую зеленую траву, чувствуя себя более счастливой, чем была когда-либо в последнее время.
Неужели, подумала она, это оттого, что Пол возвращается? Такая догадка показалась ей удивительной; как-то так, без всяких доказательств, в результате неожиданного, необъяснимого предчувствия, она может вдруг возликовать? Но с ней случалось такое прежде, от полного отчаяния переходить к восторженному состоянию, как будто ее душа коснулась самой вечности и перед ней открывался проблеск будущего.
