София Катенина - Счастье будет!
– Я свой придерживала пальцем, – протянула Нина. – А Алька сидит на другом кресле...
– Кать, правда, две? – Я подняла глаза от своего теста, который показывал полный штиль.
– Посмотри... – Катька была ошарашена.
– А у меня ничего, – разочарованно протянула Нинка. – Пойду съем что-нибудь, от этой диеты одни проблемы. Кать, ты как себя чувствуешь?
– Мне надо обо всем хорошенько подумать, – прошептала Катя. – Дайте мартини... то есть сока.
Так неожиданно мы поняли, что были не одни – все наши девичьи тайны, которые мы доверчиво рассказывали друг другу, мог подслушать кто-то четвертый.
– Алло, Вася? – Вернувшись домой, Катя решила набрать номер своего пылкого любовника, чтобы решить, что делать дальше.
– Катюшка! В дверях поймала. Уезжаю с друзьями – готовиться к Казантипу. Обещали подогнать прекрасной травы, так что подгребай, как освободишься!
Новоиспеченная будущая мать провела ночь без сна. О чем она думала? Может быть, о разных возрастах юности, которые сегодня были пройдены безвозвратно. Может быть, о том, что теперь все будет немного другим. Может быть, о том, что в действительности не знала, кого именно ей следовало бы обрадовать своей громкой новостью, как и не знала того, кто именно будет ей особенно рад. Так, без сна, в сомнениях и надеждах, чутко прислушиваясь к себе, Катя встретила первый в своей жизни рассвет взрослой и ответственной женщины.
И как только солнце позолотило крыши московских девятиэтажек, на несколько секунд придав спальным районам сходство с историческим центром Парижа, Катя приняла окончательное решение.
Глава тридцать девятая, в которой рассказывается о любви
– И мы могли бы попробовать еще раз. – Веня смотрел в сторону, его глаза предательски блестели.
Глядя на своего мужчину, униженного, расстроенного, Катя чувствовала, как ее сердце переполняется нежностью. Она испытывала чувство, о существовании которого раньше даже и не догадывалась, – сладкую боль в области сердца, которая нахлынула на нее вместе с теплыми, как лепестки согретых майским солнцем роз, воспоминаниями. Она шагала по ступенькам своей памяти все выше и выше, к самому первому моменту, когда она увидела Венечку в шатре на собрании выпускников бизнес-школы – к тому моменту, когда она решила бороться за него.
Неужели теперь ей нужно капитулировать? Катя расчувствовалась до того, что не могла сдержать слез.
– Что это? Ты плачешь? – Веня изумился так, словно перед его очами замирроточило изображение Геннадия Малахова.
– Ну да. Я плачу. Я иногда плачу. Я вообще, живая! – огрызнулась Катя. – Мне тоже бывает страшно, особенно когда натыкаюсь на бабищ в белье из «Дикой орхидеи» в своей квартире, – всхлипнула она.
Веня неловко вскочил из-за стола, перевернув бокал с водой, и рванул к Кате.
– Любимая, – прошептал он, – еди... Единственная моя.
Вокруг столика начался замысловатый композиционный танец – официанты «Варваров» пытались свести нанесенный Веней ущерб к минимуму. Они незаметно убирали все острое, колющее, режущее и стеклянное.
– Я блузку наделаааа, – завывала Катя, – камею купилааа! А тыыыыы!!!
– Я гад, дурак, скотина, сволочь, – уверенно заявлял Вениамин, осыпая Катю неловкими мелкими поцелуями.
– Хотела твоей маме понравиться... книжки читала! – рыдала Катя. Столько слез не выходило из нее со времен средней школы, когда ей дверью прищемили палец.
– Несравненная! – Веня дернулся, сбивая со скатерти графин. – Обожаемая! Королева моя! – Вениамин плюхнулся на колени, толкнув тележку с сыром. Тележка покатилась по залу.
За соседними столиками раздались жидкие неуверенные аплодисменты.
Через полтора часа, оплатив гигантский счет за испорченное имущество и химчистку господину, английский костюм которого был испачкан в ароматном мягком сыре, Вениамин и Катя отправились домой. Еще в такси между ними вспыхнула неудержимая страсть; она же настигла их на лестнице и гналась вверх, достигнув апогея на кухонном столе в Вениной квартире. В процессе примирения стол был сломан, но такие мелочи Катю и Веню уже не волновали.
Среди разбитых чашек и ваз, которые невозможно было склеить, каждый из них понял, что нашел единственное чувство. И оно было воистину нерушимым.
Уже позже, прижав ухо к замочной скважине, Катя стала свидетельницей исторического разговора.
– Алло, мамуля, – лепетал Веня в телефонную трубку. – Я приду не один. Нет, не Лев Карлович. И не Григорий Абрамович, нет. Я приду с очень хорошей девочкой, она тебе обязательно понравится. Нет, что ты, не курит. Катенька. Ага, да, Катенька. Ну все, мне пора бежать.
В этот день удача благоволила разбитым сердцам и слегка беременным женщинам, впрочем, немного радости осталось и для меня.
– Мы едем за город, – объявил Никита, – надень, пожалуйста, джинсы и прихвати сапоги на низком каблучке.
– Ты же их терпеть не можешь, – улыбнулась я.
– Именно. И решил их убить самым простым способом, – расхохотался Никита.
Мы запрыгнули в машину и всю дорогу орали песни. Нам было хорошо, я с нежностью смотрела на мужественный профиль Никиты, который никак не хотел сознаваться, куда именно мы едем.
Однако если бы я умела читать мысли, я прочитала бы наш маршрут и догадалась, что мы едем чуть дальше Горок-10, где располагаются частные конюшни. И что этим волшебным вечером мне предстоит прогулка верхом рядом с мечтой всех девиц от семи до семидесяти – рядом с принцем на настоящем белом коне.
Орлик. Гонористый ахалтекинский жеребец, отливающий золотом, с прозрачными ресницами. Он был прекрасен, как ангел, но не отличался покладистым нравом.
Я потянулась, чтобы погладить нежную, бархатную морду, а он попытался цапнуть меня за руку большими белыми зубами.
– Ай! – Я отдернула руку. Так и знала, что за всеми этими сказочками с конями скрывается какая-то подстава.
Никита прекрасно держался в седле, я же отчаянно трусила. Запах конюшни, кожи, сена и травы, солнечные пятна на манеже и наши улыбки – я не могла припомнить, когда еще я была так... счастлива. Пусть даже в седле я напоминала не прекрасную амазонку, а плохо завязанный мешок с сушеными грушами.
– Где ты научился так... сидеть в седле? – спросила я своего принца, не сводя с него восхищенных глаз.
– Ты еще так многого обо мне не знаешь, – хитро улыбнулся он.
Как возникает и откуда приходит любовь? Как мы отличаем ее от восторга, восхищения, вожделения, желания? В какой именно момент мы понимаем, что наше сердце больше не принадлежит нам? Может быть, тогда, когда он открывает кошелек, чтобы оплатить нам драгоценное ожерелье, но вернее, сильнее и неотвратимее, когда он наклоняется, чтобы приклеить пластырь на нашу содранную коленку.
