Владимир Лорченков - Свингующие пары
Пойдет в парк, белок фотографировать, дурочка несчастная, сказал Диего, хотя я ни о чем не спрашивал.
Где сейчас Лида, сказал я.
Наш мальчик влюбился, сказал он, и спрашивает, где чужая жена, забыв о своей.
Какая она тебе жена, сказал я, так, вывеска.
Настоящая твоя жена ушла в парк, белок фотографировать, дурочка несчастная, передразнил я.
Он отпил, – глаза его стали цвета виски, такие же рыжие, янтарные, нехорошие, – и облизал верхнюю губу.
Все было хорошо, пока мы не переместились на корабль, сказал он.
Там они, наконец-то, повздорили, сказал он, потому что твоя жена, как обычно, не сдерживала себя.
Можно лишь удивляться терпению Лиды, признал я.
Что же, на этот раз ему пришел конец, рассмеялся Диего.
Лида сказала твоей жене все, что посчитала нужным, сказал он, глядя на меня пристально.
Что же… сказал я, чувствуя, как за моей спиной опускается гигантская каменная глыба. Ты никогда не вернешься в свой порт, Одиссей, шепнул мне Гермес, – педераст в позолоченных сандалиях на босу ногу, – и ветры и волны вечно будут швырять тебя по всей Ойкумене эллинов. Я ощутил себя как человек, чья прежняя жизнь безвозвратно закончилась.
Что же, сказал я, значит, совместным вечерам пришел конец.
Ты искренне думаешь, что мы можем вот так просто разрешить теперь все это, сказал Диего. Просто перестать трахаться и выпивать и все?
О чем ты, сказал я самым неприятным голосом, какой только умел делать.
Он не ответил, а с сомнением покачал головой. Потом – ботинком, который почти снял. Я почувствовал прилив раздражения. Меня всегда раздражала его манера ходить по дому обутым, даже если это был не мой дом. Он, смеясь, называл меня педантом.
Что же сказала Лида моей Алисе, сказал я, чтобы отвлечься.
Твоя Лида твоей Алисе, спросил он меня. Спасибо, что хоть сестру оставил, сказал он, издевательски. Я молчал.
Правду, пожал плечами Диего, после чего допил виски и поставил стакан на подлокотник. Я долил еще, он глянул на меня с благодарностью, снова вцепился в стекло.
Не буду останавливаться на частностях, сказал Диего, они в этих делах мастерицы, тут все равно, что в куче рыболовных крючков запутаться, сказал он. Я кивнул, согласно. Я ждал.
Она сказала Алисе, что вы любовники, и что ты с Алисой несчастлив, сказал он, добавив после секундной паузы, ушедшей на то, чтобы склонить голову и полюбоваться каплями виски, стекающим по стенкам стакана, и даже, в некотором смысле, доказала.
Не думаю, что это большой секрет, сказал я горько.
Ни для кого, амиго, сказал он, улыбнувшись, и, совершенно очевидно, мстя за «курочку». Я поддержал, улыбнувшись одними губами – глаза мои оставались печальны, – и почувствовал, что эти губы дрожат.
Алиса сама виновата, сказал Диего, глядя в сереющее окно.
Он был прав. Иногда Алиса не умела остановиться. Мне, впрочем, казалось, что и не хотела. Тогда спасти вас могла лишь безумная храбрость. Мышь, взбрыкнувшая перед смертью, иногда пугает кошку. Так оно, по словам Диего, и случилось. Лида, отчаянно защищаясь, сказала все, что думает: описала, с тщательностью летописца, все признаки моего глубочайшего личного несчастья, и отследила все трещинки нашего с Алисой брака, разошедшегося плохо положенной штукатуркой. Но самое страшное – ей удалось, кажется, доказать Алисе что все признаки конца моего терпения налицо.
А это так, спросил меня Диего.
Я не уверен, сказал я, сейчас мне вовсе не кажется, что я готов уйти к Лиде.
Шалун, хохотнул он.
Боюсь, Лида сама тебе выбора не оставляет, сказал он.
Дальше, сказал я, что было дальше.
Алиса, как всегда, когда сталкивалась с сопротивлением, – ну, или прямо говоря, с правдой, потому что правда всегда реальность, а ведьмы ненавидят реальность, как что-то, созданное не ими, – пришла в ярость.
Разругавшись, они разошлись по каютам, а Диего покинул тайком судно.
Утром их привезут, я послал две машины, сказал он с улыбкой.
Моя жена защищала тебя так, как будто влюблена, сказал он.
Что за день… все мои женщины – твои, сказал он с любезной улыбкой радушного хозяина, мол, пользуйся.
Я обойдусь своей, сказал я сквозь зубы, и чувствуя себя проигравшим.
Так оно и было. Я получил всех его женщин, но проиграл.
Потому что вся моя сила была только в одной женщине.
В Алисе.
…Чуть позже я понял, что это именно Диего нашел им общую тему для разговора, и они разошлись по каютам для того, чтобы он мог вернуться в город. Это поменяло все. Но я был чересчур в невыгодном для себя положении, чтобы успевать быстро и верно анализировать ситуацию. К тому же, мне было жаль Диего. Он, что ни говори, любил сестру. Пусть даже за то, что им так много пришлось пережить вместе. Я встал и окно – спрятанном от меня наверху, когда я сидел на диване, – ослепило меня, хотя уже наступали сумерки. Я почувствовал, что покачиваюсь.
Прости, что трахнул твою сестру, сказал я церемонно.
Пустяки, амиго, сказал он, взяв себя в руки.
За жену прощения не прошу, ведь и моя дает тебе на вечеринках, сказал я.
А только там мы с Лидой и трахаемся, на что бы ты не намекал, сказал я в эфемерной надежде уладить все.
Само собой, сказал он, и поднял стакан.
Но ты все-таки постарайся заглядывать к нам, когда мы с хозяюшкой дома, сар, сказал он, иронизируя над южным мифом, и представляя Лиду этакой Скарлетт О Хара, занятой консервацией табака и фасоли. Хозяюшка.
И вы, сказал я, выбираясь боком из комнаты.
Прости, что не провожаю, но ты знаешь, где выход, крикнул он вслед.
Я уже не видел его, и шел вперед наощупь, ни одна лампа не была включена, а мне не хотелось останавливаться, чтобы сделать это.
О, да, как и вход, отозвался я со значением.
Он захохотал.
…на следующее утро Алиса вернулась с кругами под глазами и спала полдня.
А вечером нам позвонила Лида и, от имени Диего – который извинялся за то, что не смог сделать этого лично, потому что уехал, – пригласила на свинг-вечеринку.
Через месяц, сказала она.
*** Х
Мы с Алисой опаздывали, но, – несмотря на отчаянные мольбы взять такси, – моя жена предпочла неспешную прогулку. Только тогда я понял, что уже наступила весна: прятавшаяся поначалу за рваными лоскутами не истаявшего снега, грязными листьями, пережившими холода под слоем земли, нанесенной ветрами, она осторожно прокралась в город. Чтобы, наконец, заявить на него свои права нежданно-негаданно объявившегося наследника. Мы чувствовали теплый ветер лицами, а Алиса кое-где разглядела набухшие почки.
