Атанаис Харпер - Розовый снег
Мне пришлось остаться жить при церкви, сначала из-за моих ушибов, особенно сильно досталось голове. Дон Винченце сказал, что было легкое сотрясение мозга. А потом я вспомнил, что не умею ничего кроме защиты чьего либо тела посредством физической расправы над другим телом. Мой Бог, о чем я думаю, как говорю? Вскоре я открыл свою школу телохранителей. Каждый урок был для меня пыткой и спасением одновременно, мне приходилось лепить из этих людей свое подобие, но работа на некоторое время спасала от воспоминаний. Мои ученики еще не знали через, сколько своих "но" им придется переступить, став телохранителем. Может я не прав, и их хозяин окажется простым человеком, не таким как был Марио.
На работу добираюсь, долгие сорок минут, моя школа находится на другом конце города. На эти сорок минут в шумной толпе автобуса я сливаюсь со всеми этими людьми, становлюсь безликим, безголосым. Доходы от школы позволяют мне купить машину, но в этом нет необходимости.
Иногда я думаю тот ли я Фрэнк, что был раньше. Нынешнему Фрэнку ничего больше не нужно. Только Марио напоминает мне, что когда-то я был совсем другим. Ему доставляет удовольствие напоминать, что я виноват в смерти Алекс, он не понимает, что я и так не могу этого забыть даже на минуту. Лишь однажды Марио пришел ко мне один без своей охраны. Можно конечно уехать отсюда подальше от него и этого моря, но это не имеет значения. Ждать и вспоминать я могу везде.
Он пришел ко мне в один из тех часов, когда часами обвиняя себя в смерти Алекс я стоял в церкви на коленях. Я не ожидал его и этим приходом он застал меня врасплох, обычно его обвинения не причиняли мне боли. Я ведь и сам знал все то, что он мне говорил, но в этот раз все было совсем по-другому. Марио вошел так тихо, что я и не смог бы услышать, что кто-то пришел. Его голос раздался где-то надо мной, голос не знающий возражений и жалости, всезнающий голос человека который хочет отнять у меня последнюю надежду:
— Пытаешься замолить свои грехи?! Не выйдет. Ведь ты даже не знаешь, насколько ты виноват перед ней.
— Она бы простила меня, потому что любила в отличие от тебя.
Марио лишь засмеялся в ответ на мои слова.
— Нет, она не смогла бы простить тебе все.
— Это ты! Ты! Убил ее.
— Ты, а не я — его голос отразился от стен и загрохотал вокруг меня — Да, ты же сам не веришь в то, что говоришь Фрэнк. Она была бы жива, если бы не ты.
Я не верил своим ушам, о чем он говорит?
— Жива?
— Да, жива. Мои люди должны были стрелять холостыми, перед твоим приездом я должен был дать им холостые патроны. Твой приезд все погубил. Она не должна была достаться тебе, и сама судьба была на моей стороне.
— Только ты один виноват в этом. Зачем вообще нужно было привозить ее на эту скалу?
— Я полюбил ее первый! Я! А ты украл ее у меня. Я всего лишь хотел напугать ее. Ты вынудил меня причинять женщине, которую я люблю боль — после этих слов меня окутала черная ватная тьма. И я был благодарен Марио за этот удар, на некоторое время я забыл обо всем. В этот день я так и не видел лица Марио он стоял за моей спиной. И если бы не этот удар можно было бы подумать, что это был всего лишь разговор с моей совестью.
Нашли меня на полу церкви и снова с окровавленной головой. Объяснениям про нападение никто не поверил, служители церкви всегда готовы помочь и находят всему объяснение сами. Они просто помогают таким как я: читают лекции о жизни и бытие человека в этом мире, водят на богослужение чуть ли не за руку.
Жизнь обрела для меня своеобразную постоянность. Если бы не числа в календаре я подумал бы что прошел всего лишь один день. Один из таких дней изменился благодаря моему сну. Это была моя самая счастливая ночь, мне снился день, когда я рисовал Алекс, а она смеялась. Мы были в этом сне снова вдвоем. Как жаль, что это больше не повториться. Утром я пожалел, что ночь была такой короткой, и вместе с ней закончился мой сон. А в реальности от нашей любви не осталось ничего кроме воспоминаний, ничего, что я мог бы подержать в руках или просто увидеть. Никто не знает, сколько раз я корил себя за то, что отдал тебе свой медальон. Позже тем же утром впихивая в себя чашку кофе и булочку под пристальным взглядом дона Венченце, я вспомнил о том рисунке. По разговорам Марио швырнул его за окно той квартиры, где мы жили, я сомневаюсь, что он сохранился под дождями на земле маленького садика. Заниматься самоистязанием конечно плохо, но я вдруг захотел увидеть это место еще раз.
Попрощавшись с доном Венченце, я ушел, но совсем не на работу как он мог подумать. Мой спаситель с сомненьем посмотрел на меня, и я был уверен, что этот человек с незаурядным умом в недалеком будущем будет знать, где я был сегодня. Я шел по улице к автобусной остановке и продолжал думать о своем милом спасителе, человеке не лишенном определенного обаяния. Я не испытывал к нему неудовольствия или раздражение. Его лекции по отношению к жизни затрагивали мою жизнь довольно косвенно, не заставляя перекраивать свои взгляды и принципы, но ставили иногда в положение легкого недоумения. Неужели же я не видел этого всю свою жизнь и был так слеп. Скорее всего, его беседы помогали посмотреть на все, что было вокруг с другой точки зрения. Так углубившись в свои мысли, я не заметил, как успел добраться до своего места Х.
Дом остался таким же, как был, но для меня в нем не хватало чего-то существенного. Нечто составлявшее его я. Теперь он стал просто зданием, а прежде был обителью моего счастья, пусть даже и временного.
Как же я противен сам себе, наверное, если бы кто-нибудь услышал все мои мысли, ему просто не захотелось бы жить от тоски. Войти в квартиру я не решился, хотя выломать эту дверь для меня не составило бы труда. Я напоминал старого пса, которого выгнали из дома, а он возвращался снова и снова к своей старой двери. Я представил себе вид с балкона, маленькую клумбу, крыши соседних домов и фруктовый сад через дорогу. Постояв еще немного на лестничной площадке, я медленно стал спускаться вниз. Проходя мимо двери, одной из квартир на первом этаже, я заметил какое-то движение за дверью. Дверь немного приоткрылась и снова захлопнулась, словно нерешительный хозяин хотел взглянуть на меня украдкой, но передумал. Видя, его сомненья я решил ему помочь и, взявшись за дверную ручку, хорошенько дернул. Широко распахнувшись, дверь, вытащила на лестничную площадку и старичка, который держался за дверную ручку с той стороны. Я встречался с ним на лестнице и раньше, но теперь он был для меня чем-то далеким, а не просто соседом по дому. Старичок неестественно дернул головой, взглянул на меня и отлепился от дверной ручки. К моему удивлению он пригласил меня войти к нему в квартиру:
