Джилл Мэнселл - Поцелуй
— Твоей матери нет дома, — холодно ответила она. — Иззи в Шотландии.
— Где?
— В Эдинбурге. Вернется в понедельник вечером.
Наступила тишина. А потом, с почти животным отчаянием, Катерина воскликнула:
— Но мне нужна мама!
Судя по всему, девушка была в ужасном состоянии. Джина, поборов желание бросить трубку, слегка смягчилась:
— Она оставила мне телефон отеля, но у нас нет света и я не вижу, где бумажка. Лучше позвони в справочную и узнай. Иззи остановилась в «Королевской ласточке».
— Мне… нужна… мама… — задыхаясь, повторила Катерина. — Мне нужна…
— В чем дело? Ты больна?
— Мне нужна мама. — Она словно обезумела от горя.
Чувствуя тошноту, Джина повторила:
— Позвони в справочную. Эдинбург, «Королевская ласточка». Тебе дадут номер. Послушай, Катерина, если ты больна…
Связь оборвалась. Катерина положила трубку. Джина со вздохом начала подниматься по лестнице, убеждая себя в том, что проблемы этой девицы ее не волнуют. Но после секундного размышления вернулась и с трудом отыскала в темноте листок из блокнота, на котором Иззи записала телефон отеля. Джина нашла спички, зажгла свечу и решила, что поговорит с Иззи и выяснит, в чем дело. Тогда, наконец, сможет расслабиться и вернуться в постель.
Через сорок минут, стуча зубами от страха и холода, Джина выехала в проулок и медленно покатила по дороге, вздрагивая каждый раз, когда ветер швырял в лобовое стекло листья и ветки.
Телефонные провода в Шотландии были оборваны. Пока Джина безуспешно звонила Сэму, телефон отключился и у нее. Ураган сеял хаос повсюду. Хотя она пыталась внушить себе, что Катерина получила по заслугам, страдание в голосе девушки потрясло Джину до глубины души. По телефону Катерина лепетала как семилетний ребенок. Она страдала и была одна. Джина слишком хорошо знала, каково это, а еще понимала, что сама ужасно боится. На улицах, слава Богу, не было ни пешеходов, ни машин, но по воздуху летели мусор и листва. Когда в дверцу врезался сорванный с места дорожный знак, Джина взвизгнула, но продолжала ехать вперед. Она не могла сдаться. До Катерины оставалось не более мили. Всего лишь десять кошмарных минут…
Джине казалось, что она стучит в дверь целую вечность, а еще этот пронизывающий ветер и непрекращающийся ливень. Наконец, когда Джина уже собиралась сдаться, дверь открылась. В узкой щели показалось лицо Катерины, бледное и измученное.
— О Господи, — простонала она. — Что вам нужно?
Джина не ожидала такого «приветствия». Почти на грани срыва после кошмарной поездки, она огрызнулась:
— Очень приятно. Может, впустишь?
Глаза Катерины вновь наполнились слезами.
— Зачем?
— Потому что сейчас два часа ночи, и я специально приехала проверить, все ли с тобой в порядке, — проговорила она сквозь зубы. — Но если ты, мать твою, настолько неблагодарна, то, наверное, мне лучше уехать.
Катерина вытерла ладонью мокрые щеки и задумалась. Раньше она никогда не слышала, чтобы Джина ругалась.
— Ладно. Заходите.
Подачу электричества возобновили, но Джина пожалела об этом. Мрачная комнатушка была просто дырой, а Катерина, обычно столь опрятная, выглядела ужасно. Сердито окидывая взглядом беспорядок, девушка сказала:
— Прошу прощения, если для вас здесь недостаточно красиво. Если бы вы предупредили о своем прибытии заранее, я бы начистила фамильное серебро и принарядилась.
Судя по всему, Катерина плакала не меньше недели. Ее длинные волосы, обычно ухоженные и сияющие, висели спутанными прядями, темно-синий свитер и джинсы сделались будто на три размера больше. Неубранная постель в углу была завалена бумагой.
— Я вас слушаю, — язвительно продолжала Катерина, заметив на лице Джины отвращение. — Скажите мне, что я сбилась с пути и получила по заслугам.
В комнате не было отопления. Джина вздрогнула:
— Да, ты, несомненно, сбилась с пути.
— Убирайтесь отсюда! — Катерина, взвыв от отчаяния, сморщилась и отвернулась. — Оставьте меня… Я вас не звала. Мне нужна мама…
Джина не выдержала. Именно это и привело ее сюда — пронзительное эхо скорби, которую она чувствовала, когда много лет назад умерла ее мать. Даже не успев подумать, бросилась к Катерине и обняла ее, худенькую, дрожащую…
— Кэт, перестань. Так нельзя. Я приехала, потому что волнуюсь за тебя… мы все волнуемся… ты заболеешь, если не позволишь нам помочь.
Катерина застыла. На мгновение Джине показалось, что девушка сейчас ее ударит. Но вдруг, с залитым слезами лицом, Катерина пошатнулась и приникла к ней, уткнувшись головой в плечо.
— Простите, не знаю, что со мной, — всхлипывала она. — Думала, у меня нервный срыв, но это другое. Мне уже давно было плохо, но последние несколько дней — просто кошмар… Все хуже и хуже, а я ничего не могу сделать, только плачу…
— Тише, — прошептала Джина. Несмотря на неумение обращаться с маленькими детьми, она успокаивала Катерину точно расстроенного ребенка. — Сядь и все мне расскажи. Тогда мы сумеем разобраться.
Катерина шмыгала носом и по-прежнему цеплялась за нее.
— Вы, наверное, меня ненавидите…
— Нет, конечно. Я ведь здесь.
— Но я такая стерва. Я сама себя ненавижу.
Джина, испытывая сильное желание намекнуть, что Катерине стоило бы принять ванну, обняла девушку.
— И теперь ты себя казнишь. А тебе не приходило в голову, что Эндрю виноват не меньше? Даже больше. Ему следовало хорошенько подумать.
Видимо, у них разлад. К собственному удивлению, Джина обрадовалась за Катерину, а не за себя. Девушка просто доверчива и заслуживает лучшего.
— Я его ненавижу, — уныло произнесла Катерина. — Я сейчас кое-что вам скажу, и тогда вы проклянете меня.
— Что такое?
— По-моему, я беременна.
Образ семилетней девочки исчез. Дочь Иззи — взрослая женщина со взрослыми проблемами. У Джины оборвалось сердце.
— Ты ему сообщила?
Катерина кивнула.
— И что?
— Он сказал: «Господи, неужели опять?»
Ураган затих на рассвете. Погрузив в багажник вещи Катерины, Джина увезла ее по заваленным мусором улицам на Кингсли-Гроув, усадила в горячую ванну, бросила в стиральную машину темно-синий свитер и ужасные джинсы и начала готовить завтрак.
— Поверить не могу, что я здесь. — Катерина, спустившись через сорок минут в одном из роскошных материнских шелковых халатов, с удовольствием выпила чашку крепкого кофе и налегла на яичницу с беконом. — Поверить не могу, что я так наслаждаюсь едой…
Возможно, в подобных вопросах ей недоставало личного опыта, но Джина выслушала множество скорбных историй от беременных подруг и всерьез засомневалась, что Катерина попала в подобный переплет. По крайней мере, кофе и яичница в восемь часов утра при таких обстоятельствах абсолютно исключены.
