Сьюзен Андерсон - Вверх тормашками
Вероника бесшумно отворила дверь и на цыпочках поднялась по ступенькам.
Сквозь морозные узоры на окне просачивался тусклый лунный свет. Под кипой одеял и пикейным покрывалом различались очертания большого тела Купа. Вероника быстро прошла через комнату и, приподняв одеяла, скользнула в постель, к нему под бок.
Его неподвижное тело излучало тепло, подобно мощному горнилу. Вероника уютно пристроилась около него и подумала о том, как Куп станет ее соблазнять, пока она еще будет спать, и как она проснется уже полностью «на взводе». Вероника улыбнулась в темноту.
Она могла это сделать.
Вероника придвинулась ближе и поцеловала его в грудь. Потом провела рукой по твердым мышцам живота вниз, к бедрам. Она облизнула губы и обхватила пальцами его фаллос.
Он был тверд, как скала, и совершенно прям.
«Погоди-ка». Она подняла голову от его груди, напрягая зрение, пытаясь разглядеть его лицо.
— Так ты не спишь.
— Не сплю, Душистый Горошек, — низким голосом прохрипел Куп в темноте. — Тринадцать лет сбросить не так просто. Солдат приучается чутко спать и никогда не позволит незаметно подкрасться к себе. — Он обхватил ее руку своей широкой теплой ладонью, подсказывая, какой ритм ему больше приятен. — О Боже! — судорожно вздохнул он, когда Вероника крепче сомкнула пальцы. — Можешь подкрадываться ко мне в любое время, когда тебе захочется. — Рука его затем быстро переместилась к Веронике на затылок, укачивая ладонью ее голову. Он повернулся, чтобы поцеловать ее.
Она-то думала, что может обойтись без него и… без этого. Но ее самоотречение будто превратилось в летучую взрывоопасную смесь, а его поцелуй стал искрой, приведшей обоих в огненное царство. С жадным рокотом, нарождающимся в где-то в горле, Вероника отпустила мужскую плоть и двумя руками обхватила Купа за шею, возвращая ему поцелуй, вдохнув в него всю страсть, что только имела.
В течение нескольких долгих минут в комнате был слышен единственный звук — влажное хлюпанье их медленных, захватывающих поцелуев. Наконец Куп слегка поднял голову.
— О Боже, — проговорил он, пристально глядя на Веронику, — мне так тебя недоставало. Нет никого на свете вкуснее тебя, Ронни. Ни у кого нет таких сладких губ.
Его слова повергли ее в трепет и вызвали легкое беспокойство, угрожавшее впустить в сковавшую ее страсть ледяной ручеек реальности. Вероника на секунду вырвалась из пут забвения и напомнила себе о своей клятве, чтобы защитить себя. Но Куп отвел от ее щеки прядку волос и пролил ей на лицо целый дождь поцелуев. Его другая рука расстегнула пуговицы на ее пижаме и пробудила соски, оставив их воспрянувшими, прежде чем проникнуть под эластичный пояс.
Его пальцы спустились ниже и погрузились между ног, плавно скользя взад-вперед и легонько пощипывая.
— Ага, — заворчал Куп, когда Вероника застонала, и продолжил трогать ее всеми способами, мастерски наращивая ее ощущения. — Так, хорошо. Еще. Мне нравится это слышать.
Ее прерывистое дыхание все учащалось. В стремлении приблизить желанное облегчение она не могла сдерживать натужные звуки, рвущиеся из горла. Она подняла глаза на Купа, его раскрасневшаяся кожа на скулах была заметна даже впотьмах. Его брови сдвинулись у переносицы, пока он следил за приближением ее оргазма.
И в тот самый момент, находясь на грани умопомрачения, Вероника услышала собственный шепот:
— Я люблю тебя, Купер. Я люблю тебя.
За всю свою жизнь она не могла представить себе чувства сильнее. Что это было?
Облегчение? Или ужас?
Глава 19
Как только Куп припарковался на ярмарочной площади, Лиззи, Райли и Десса выскочили из машины и помчались к главным воротам. Вероника с Мариссой тотчас закричали детям вслед, чтобы они не потерялись. Куп ухмыльнулся скоропалительным предостережениям женщин. Полный того же бодрящего чувства, как обычно бывало в предвкушении боевого задания, он вылез из автомобиля и запер дверцы. Даже не верилось, что он испытывает не менее сильные ощущения в ожидании этого Зимнего фестиваля в маленьком городе, с двумя женщинами и тремя детьми. В течение десяти секунд Куп пытался понять свою реакцию. Он объяснял ее простой удовлетворенностью, потому что сегодня была его первая свободная суббота за время пребывания здесь. Однако оставил это занятие как безнадежное.
Наблюдая за маленькими замечательными ягодицами Вероники, когда она устремилась за детьми, Куп должен был признаться себе в том, что пытался отрицать последние несколько дней. Его удовлетворенность и приятные ожидания — все это концентрировалось вокруг Вероники. Не будь ее, он бы гроша ломаного не дал за это празднество. Посещение Зимнего фестиваля вместе с ней подогревало его предвкушения. Здорово же он увлекся.
Прошло много времени, с тех пор как Куп перестал суетиться из-за обыденных вещей. В его жизни было много женщин, но они как приходили, так и уходили, оставляя следа не больше, чем рябь на воде. И все было прекрасно. Позабавились немного, получили взаимное удовольствие и разбежались. Это было самое большее, что он когда-либо хотел от секса. Что касается продолжения, то здесь он руководствовался желанием женщины и своим собственным.
Но у него никогда не было потребности знать, что движет женщиной. И еще меньше его заботило, что она думает. До недавнего времени. В интимных отношениях он никогда не проводил разграничения между сексуальным влечением и любовью, не веря в существование последней.
Он глубоко заблуждался.
Последние несколько ночей он полностью проявил все свои возможности. Он использовал все, чему научился раньше, и несколько новых приемов, изобретенных по ходу дела. Это-то и привело к тому, что в ответ Вероника сказала: «Я люблю тебя, Купер».
Печальный случай. Не говоря уже о том, что неудачный. Она ни разу не повторила этой фразы, с тех пор как ненароком произнесла ее в четверг утром.
Куп не мог смириться с тем, что это были просто пустые слова во время секса.
Эта мысль была ему особенно ненавистна теперь, когда оказалось, что то признание обрело реальное значение. Но гораздо хуже было то, что ему самому не хватало здравого смысла, чтобы обеспокоиться за себя. Это было что-то совершенно непонятное для мужчины, чей инстинкт выживания в большинстве случаев оказывался отточенным, как лезвие бритвы.
Вероника внезапно повернулась и застала Купа в тот момент, когда он смотрел на ее зад. Она сделала легкое виляющее движение и ухмыльнулась:
— Пошевеливайся, Блэксток! Ты же не хочешь отстать? — Она взмахнула бровями, как Граучо Маркс[21]. — А то как бы тебя не постигли ужасные вещи.
