Женевьева Дорманн - Бал Додо
Но Бени вызывала у Чупиты интерес еще со школьных времен, она задерживается.
— Ты едешь сегодня вечером в Вакоа, к моим кузенам Дюранам де Сен-Промт? Там будет потрясающий оркестр и самые продвинутые французы, Вивиана познакомилась с ними в Париже. Ты приглашение получила?
Бени прикинулась глухой:
— Куда?
Тысячу раз она объясняла этой идиотке, что ее кузены Дюраны вовсе не «де» Сен-Промт, как и ее служанка Лоренсия вовсе не «де», а «из» Ривьер-Нуара. Хотя и это сравнение не самое удачное, поскольку девичья фамилия Лоренсии Рен-де-Картаж, а это куда благозвучнее, чем Дюран и Сен-Промт в одной фамилии. По мужу Лоренсия Ранжит, но стоит послушать, как она с гордостью говорит, что она урожденная Рен-де-Картаж, что ее отец, Огюст Рен-де-Картаж, родом из Каз-Нойаля, в конце двадцатых годов сочетался законным браком с девицей Зорой Раджабалли из Маэбура. И если Лоренсия имеет лишь смутное представление, где именно находится этот средиземноморский город (имеется в виду Карфаген), зато, хвастаясь отцовскими предками, она напускает на себя вид царицы Дидоны, ведь аристократизм не исчезает даже в правнучках рабов, они тоже в состоянии отличить тряпки от салфеток.
К своей старой толстой маме, которая проводит время, проветриваясь и рыгая перед своей хижиной в Тамарене, Лоренсия относится весьма сдержанно, считая, что той посчастливилось выйти замуж за Рен-Картажа, представителя уважаемой и известной на Западе семьи метисов-католиков, ведь она всего лишь Раджабалли, а это вообще ничто. И когда она произносит «ничто», ее пренебрежительная гримаса уточняет: это еще меньше, чем просто ничто. Эти, мать их, Раджабалли! Все недоделанные. А вот у Рен-де-Картажей все дети сделаны хорошо[17]. И то, что из всех своих многочисленных братьев и сестер Лоренсия, со своим смоляным лицом и курчавыми волосами, самая недоделанная, то этим она обязана именно этим Раджабалли, этому скопищу малабарских индусов и малагасийцев. Ведь Рен-де-Картажи так смешались с «белыми крысами»[18], что у некоторых даже светлые и прямые волосы. И даже голубые глаза, вот так-то!
А что до Дюранов, то, «де» они или «из» Сен-Промта, Бени не пойдет компрометировать себя к этим людям и непременно сообщит об этом Чупите.
— Я их не выношу, можешь себе представить. Нет больших снобов и глупцов, чем Вивиана и Диди Дюран. Разве что их детки, они еще хуже родителей! Не понимаю, что интересного ты в них нашла.
— Они мои кузены, — немного обиженно говорит Чупита.
— Мне жаль, — посочувствовала Бени, — по ты в этом не виновата…
Обиженный вид девицы радует ее, а поскольку мозгов у этой Чупиты не больше, чем у индюшки, ей можно скормить любую чушь, и лукавая Бени не может упустить такой шанс. Она съеживается и напускает на себя многозначительный скорбный вид.
— Видишь ли, — вещает она, — я так любила свою бабушку…
— Знаю, — соглашается Чупита, — но при чем здесь…
— В последнюю нашу встречу она заставила меня поклясться, что я никогда не буду ходить к Дюранам.
— Но почему?
— Ты что, не знаешь?
— Чего не знаю?
— Ты не знаешь, откуда они, эти Дюраны? Родители тебе что, никогда не говорили?
— Нет.
— А впрочем, правильно. Не следует молодым девушкам рассказывать такие вещи. Если бы я сама про это не узнала, моя бабушка тоже мне не сказала бы ничего, ведь правда?
— Но о чем? — пищит Чупита, сгорая от любопытства.
— Ну так вот, старушка, — произносит Бени, взвешивая слова. — Первый Дюран, который прибыл сюда, был родом из Лиона; сойдя с корабля, он женился на шлюхе из Кимпера. А это означает, что все Дюраны и их потомки являются шлюхиными детьми. Ты меня поняла?
— Не очень, — откликается Чупита, озадаченная серьезностью, с которой Бени подает ей эту грязную историю.
— Они все внуки шлюхи, правнуки шлюхи, праправнуки шлюхи и так далее до Диди Дюрана. Если к ним приглядеться хорошенько, то нетрудно определить, что в них во всех есть что-то от шлюхи, этот неестественно застывший вид, это стремление выглядеть благовоспитанными…
— Ты выдумываешь…
— Я выдумываю? Да это черным по белому написано в тетради старого Карноэ, она у нас дома. Они же прибыли на одном корабле, этот Карноэ и он. Сколько месяцев ушло на это путешествие, у них поневоле было время хорошенько познакомиться. Прибыв сюда, он все видел своими глазами, точно говорю тебе, и эту шлюху с берега, утыканную перьями и в черных чулках…
— С перьями, в черных чулках?
— Конечно. Перья и черные чулки. И обесцвеченные волосы. И вся перекрашена, как угнанная машина.
— Ты в самом деле думаешь, что в те времена шлюхи выглядели так?
— Они всегда выглядят так, — категорично заявляет Бени.
Но Чупита не сдавалась.
— И как же ее звали?
— Погоди, сейчас вспомню, — удивляется Бени и пытается срочно придумать подходящее для шлюхи имя.
— А, вот… Жослин. Жослин… как ее там… Вот: Жослин Петар, жена Бернабе Дюрана, кузнеца этого состояния. Этот кузнец быстро сколотил себе состояние, он ковал везде, где только можно было наковать по всему Порт-Луи. А когда разбогател, то добавил к Дюрану еще и Сен-Промт, чтобы звучало поблагороднее.
— И что, все это действительно написано в той тетради?
— Конечно, я же говорю тебе. Вот поэтому, если я пойду к Дюранам, моя бабушка в гробу перевернется. А ты представь: мертвая пожилая дама, которая не шутит с условностями… Кроме того, я не могу сегодня вечером, — сказала она, — я приглашена на большой ужин к Рен-де-Картажам.
Глава 25
Между отделами колбасных изделий и сыров, куда стекаются только избранные клиенты, царила атмосфера святилища светских встреч. Заодно этот междусобойчик был поводом прибрести к праздничному столу сырокопченую мортаделлу. Объятия, поздравления, над ящиками замороженных продуктов звенит оживленный смех. Бени обходит со стороны стойки с йогуртами это высокое собрание, где издалека узнала кузенов и одноклассниц: ей не нужны ни соболезнования, ни вопросы, с которыми они непременно обратятся к ней: «Ну, Бени, как «Гермиона»? А как твой жених? А твоя учеба? А как твоя жизнь?»
И тут стало ясно, что она забыла дома список покупок Список! Эта мысль пришла в голову Патрику; в тот день, едва они вошли в магазин, он спросил ее: «Что именно тебе надо купить? Ты список составила?» Бени оторопело посмотрела на него. Только мужчина мог такое сказать. Разве женщина, входя в магазин, может точно знать, чего она там захочет? Она попыталась объяснить ему, что в магазине получаешь удовольствие и оно не имеет ничего общего с покупками по надобности, что подвергаться искушениям, соблазняться той или иной вещью, удовлетворять свои пусть скромные, но капризы, продиктованные формой предмета или его цветом, — это удовольствие. Это не имеет ничего общего с заранее составленным списком, откуда вычеркиваешь то, что купил. Это полет фантазии, он призван унять смятение и развеять печали.
